Виагра для дракона - Доктор Хаус

   Своих соплеменников мне полюбить так и не пришлось. То ли потому, что папа у меня был из поволжских немцев, толи по причине лютого антисемитизма, проповедуемого моими наставниками. Доктор Головин искренне полагал, что все беды мира происходят «от иудео-масонского заговора», а йог Иннокентий Леонидович происходил из  раскулаченного казацкого рода и имел к жидам-комиссарам старинные счеты. Так что, несмотря на наличие многочисленных родственников на «Земле обетованной» меня туда особо не тянуло.

   Но сейчас не грех было прикинуться обиженным «по национальному вопросу». Политкорректная Катька повелась на этот бесчестный еврейский прием, как ребенок, - и продолжила уже виновато: - Платошенька, не хотела тебя обидеть, прости за глупую шутку… но скажи, почему нам за кришнаитами не проследить? Ведь, если ты прав, они нас на колдуна выведут, что мою душу украл. И ты с ним разберешься, да?! Я ведь тебя в деле видела, знаю: - ни один чернокнижник тебе в драке не соперник!

  А глаза такие честные-честные, как у кота Шрека[95]. Льстит мне Евино отродье, давит на все кнопки управления разом, но приятно. Вот так бабы мужиками и рулят, - где лестью, где обманом, где подкупом. Все знаем, понимаем, и в дураках остаемся.

   Но сейчас девчонка говорила дело. Пожалуй, при других обстоятельствах, я бы последовал ее совету, да времени не было. Ее время кончилось еще тогда, в метро. И, если бы не моя кровь, быть Катерине там, где кончаются все вопросы. Как говорил Кеша: - вопросы возможны только на этом свете, на том, – одни ответы… Эту неприятную правду я  поспешил донести до девушки в прямых, хотя и максимально смягченных выражениях.

    Мы стояли напротив входа в церковь и два ангела-привратника на паперти внимательно прислушивались к нашей беседе. То есть, это я говорю, - прислушивались. У ангелов нет ушей, но надо же как-то передать то, о чем и говорить невозможно. С видением всегда так: как не стараешься правдиво описать то, что видишь, все одно соврешь.

    За последний год церковные ангелы стали заметно сильнее. Из расплывчатых теней они превратились во вполне уверенных в себе пламенеющих хранителей Закона Божьего. Очевидно, новый  священник сумел поставить дела в приходе на правильные рельсы. Молитвы  начали доходить до Господа, и церквушка стала «намоленной».

    Завидев меня, ангелы поначалу напряглись, взявшись за огненные мечи. Теперь же их внимание целиком захватила волна отчаянья, генерируемая Катериной, и привратники обратили к нам свои лики, буквально истекая фиолетовыми протуберанцами сострадания.

 – Ой, кто это?! – Катя уставилась на божьих вестников с выражением  похмельного дьякона, заставшего с утра в ризнице Патриарха. Мои худшие предположения оправдывались, даже с полным животом моя спутница находилась скорее в мире духов, чем на Земле.

– Ну что, никогда ангелов не видела? Поздоровайся и дальше пойдем. Можешь благословения испросить, если крещеная. Только спрашивать их ни о чем не надо, - ответить не смогут. Они здесь для другого поставлены. Их служба, - таких как я, в храм не пущать, а не с любопытными девицами беседовать.

   Помешать мне войти в церковь ангелы бы не смогли, тут поп нужен посильнее, а лучше бригаду схимников с Афона выписать. Но все одно, путь мне в эту церквушку теперь заказан, не хочу невежество проявлять, мимо хозяев в чужой дом ломиться. А жаль, иконы там красивые, сильные.

   Есть у меня несколько старых церквушек, куда захожу время от времени, перед иконами постоять, дракона помучить. Чем ближе к Богу храм, чем сильнее намолен, тем большая ярость моего Зверя охватывает. Страсть эта такой беспредельной интенсивности, что даже те отголоски, что достигают моей человеческой части, несравнимы ни с чем из испытанных мной чувств. Ярость и одновременно беспредельная тоска, томление по чему-то давно и безнадежно утраченному.

    Кто-то скажет, что это бессильная попытка насолить своему Демону, отыграться за пережитое, или просто мазохизм, скажет и будет прав. Прав, да не совсем: не любит дракон заходить в храм божий, страдает там, но никогда, ни единого раза не попытался мне в этом помешать, а ведь мог…

   Не стал я посвящать  Катерину в свои мысли, взял как джентльмен под руку, и повел ошеломленную увиденным девушку к входу в подземелье метро. Не без сожаления повел, чего говорить: - есть красота особенная в ангелах, влекущая и губительная, светоносная красота. Да не товарищи они демонам, наше место под землей, их – в небе. С тоской бросив взгляд на это самое небо, беззаботно синеющее над головой, я толкнул дверь подземного вестибюля Третьяковской.

     В лицо толкнул упругий порыв ветра, на долю секунды запорошив пылью глаза, но тот, кто послал этот «ветер» мне навстречу, смыться не успел. Слепой дракон – злой дракон. Через мгновение маленький, похожий на мятого пыльного воробья, мужичонка неопределенного возраста уже сучил ногами в воздухе и хрипел, пытаясь освободить горло из моих железных пальцев. Затея скрыться от меня за спинами товарищей-бомжей провалилась.

    Катерина широко распахнула глаза, однако воздержалась от комментариев по поводу моего способа здороваться с незнакомцами. Встала тихонько, не отходя далеко, но и к бомжам не приближаясь особенно. Видать, начинала привыкать к моим закидонам.

    Как я и предполагал, проходящие сограждане старательно не замечали происходящего. Хотя не только в боязливом  обывательском невмешательстве было дело. Люди и духи обитают в разных мирах и часто не обращают внимания на драмы, разыгрывающиеся у «соседей за стенкой».

    Из всех участников драмы к людям можно было отнести только Катю, да и ту, памятуя ее положение, с большой натяжкой. И теперь она, бесстрашно ткнув пальцем в живот «пострадавшего», спросила: - а это что еще за чудо-юдо? Я полагаю не ангел, а скорее наоборот? - Катя, сама того не заметив стала видеть и маскировка, скрывавшая «бомжа» от обычных людей на нее уже не действовала.

   Я выпустил иссохшее тельце упыря, весившее не больше двадцати килограммов, ласково ему улыбнулся и сказал: - ну что же ты Яцек, представься даме, ведь как-никак дворянин.

     «Пан Яцек» заметил в моих глазах что то такое, что заставило его расслабиться и пробудило обычную привычку паясничать и придуриваться. Едва коснувшись ногами камня, он встряхнулся, как дворняга, вылезшая из воды, вытянулся «во фронт» и доложил: - унтер офицер первого пехотного полка, 12-ой чешской добровольческой дивизии,  баронет Яцек Пукалка!

    Прибыл в расположение части в 1915году. Сдался в русский плен во время «Брусиловского прорыва», скончался от тифа в деревне Мертвая грязь под Екатеренбургом в ноябре 1918-го. С тех пор прозябаю в благословенной России на положении вольноопределившегося вампира-прихлебателя.