Стеклянный дом - Кристина Ульсон

– Ты что, шутишь?

– Отец умер, бабушки и дедушки тоже. Из родственников у него только мать, тетка и две кузины.

Такой грустный список даже комментировать не хотелось. Как может быть так мало близких у молодого человека, только вступающего в жизнь?

– Кстати, я позвонила в университет насчет его учебы.

– И что?

– Девушка, которая приходила сюда с мамой и которую допрашивали по поводу того, кто пустил слух о Ребекке Тролле, сказала: он якобы обнаружил эту страницу, когда писал дипломную работу о новом законе против сексуальных услуг.

– Точно, – подтвердил Алекс.

– Но она солгала. Или сам Хокан солгал.

– О чем он солгал? – Алекс уставился на нее. – Или она…

– Наверное, солгал все-таки он. Дело в том, что он не писал никакого диплома, поскольку бросил учебу за год до окончания.

– Выходит, он так и не закончил университет?

– Нет.

«Как такое возможно? – подумал Алекс. – Как может парень, с первого дня занимавший центральное место в следствии, продолжать подносить новые сюрпризы? Раз за разом. И при этом не быть убийцей».

Фредрика просматривала заметки и материалы Ребекки Тролле к диплому. Ее не покидало чувство, что время уходит. Работа продвигалась медленно, поскольку у нее не было текста, с которым можно было бы сверяться. Она от души надеялась, что это временная проблема, что технический отдел до конца дня предоставит ей такие нужные материалы.

После выхода в 1976 году скандальных книг Теа Альдрин уже не смогла вернуться к нормальной жизни. Намеки были везде и нигде. Никто ничего не знал на сто процентов, но молва приписала эти книги ей. Конечно же, это она их написала – что послужило последним доказательством ее сумасшествия. Именно из-за них она выбрала жизнь в изоляции, именно поэтому не желала больше встречаться с читателями.

«Поэтому она не может смотреть детям в глаза», – писала одна газета в 1977 году, через год после скандала.

Кто-то заявил в полицию, но заявлению, как это часто бывает, не дали ходу.

Само собой.

Фредрика разыскала статью, где на фотографии был изображен сын Теа, Юхан, – тогда, на кинопремьере. С тех пор как он исчез в 1980 году, о нем никаких известий. Его так и не нашли. Куда он мог подеваться? Не будь он так молод в день исчезновения, Фредрика подумала бы, что именно он разделил могилу с Ребеккой Тролле.

Мальчика разыскивали по всей стране. Поначалу народ поддерживал любимую детскую писательницу, но потом отшатнулся от нее, когда поползли новые слухи, будто бы ребенка лишила жизни сама Теа. По следам злонамеренных сплетен писались новые статьи. Снова мусолили тему, почему Теа Альдрин решила жить в полном одиночестве. Не из-за тайн ли, которые она носила в себе, у нее так и не появился спутник жизни? Что таким тяжелым грузом ложилось на совесть, что могло довести человека до безумия?

Фредрика чувствовала, как ее все больше охватывает раздражение. Откуда пошли все эти нелепые слухи? Сначала о книгах «Меркурий» и «Астероид», потом об исчезновении сына. Похоже, злые языки довели Теа, потому что год спустя она убила своего бывшего друга – мужчину, который, по ее словам, являлся отцом Юхана. Газеты допустили ошибку, назвали его мужем Теа, но они не были женаты.

Почему он вдруг снова разыскал Теа – по этому поводу нигде ничего сказано не было. Она не стала обжаловать приговор суда о пожизненном заключении – без всякого сопротивления дала увести себя в тюрьму с наручниками на запястьях под объективами телевизионных камер.

Нетрудно было понять, как Ребекку взяла за душу жизнь писательницы. Однако большого куска мозаики все же недоставало – того, который прояснил бы, как интерес перерос в одержимость. С чего Ребекка взяла, что Теа невиновна в убийстве? Что она такое обнаружила, что сейчас не удается увидеть?

Позвонили из технического отдела – сделали распечатку с дискет за рекордно сжатые сроки. Фредрика буквально бегом устремилась забирать ее.

С изумлением и разочарованием она взяла в руки пачку бумаги, которая оказалась куда тоньше, чем она ожидала.

– Больше там ничего не было, – пояснила девушка, передававшая ей распечатку.

– Что с какой дискеты? – Фредрика стала перелистывать бумаги.

– Три верхние страницы – с той, которая называлась «Ангелы-хранители». Остальное – с дискеты «Диплом».

Похоже, она держала в руках неоконченный черновик работы. «Все же лучше, чем ничего», – утешила себя Фредрика.

На обратном пути ее окликнул Алекс:

– Мы должны связаться с родственниками Хокана Нильссона, чтобы выяснить, куда он делся. К сожалению, их очень мало. Ты можешь позвонить его матери и кузине? Двух других я поручил Сесилии Турссон.

Фредрика взяла бумажку с телефонными номерами. Алекс думал о чем-то своем и не посмотрел на нее, когда она пошла к себе.

Усевшись за письменный стол, она решила утолить свое самое острое любопытство, начав с «Ангелов-хранителей». На трех страницах описывался состав клуба и то, почему о них в свое время так много писали. Также было сказано, что количество членов с самого начала было осознанно ограничено – словно для того, чтобы нагнать еще больше мистики, и так окутывавшей закрытое общество.

Теа Альдрин – единственная женщина.

Морган Аксбергер. Человек, о котором Фредрика никогда ранее не слышала.

И позднее, когда один из участников покинул общество, ему на смену пришел Спенсер Лагергрен.

Этого не может быть. Это неправда!

Фредрика почувствовала, что бледнеет. В 1972 году клуб «Ангелы-хранители» пополнился новым членом. Это был молодой докторант, специалист по литературоведению Спенсер Лагергрен.

Спенсер. Опять.

Проклятье!

Собрав волю в кулак, Фредрика старалась мыслить четко, увидеть логические причины тому, что его имя снова появляется в рабочих материалах Ребекки. Судя по всему, ее коллеги многое упустили при исчезновении девушки. Нигде в материалах старого расследования ей не попадалось имя Спенсера. Пока она не отправилась в гараж.

Фредрика как раз собиралась убрать документ, когда в глаза бросилось слово, написанное Ребеккой внизу страницы и снабженное вопросительным знаком. Еще и еще перечитывая это слово, Фредрика почувствовала, как все у нее внутри опускается.

Единственное слово – но его достаточно, чтобы сердце замерло в груди.

Снафф?

Существовала лишь одна вещь, с которой Диана Тролле не могла до конца смириться, – беременность дочери. Ко всему остальному она надеялась со временем привыкнуть, научиться жить с этим.

Но она не могла простить себе, что так неверно оценила уровень доверия, существовавший между нею и Ребеккой. До этого момента Диана пребывала в убеждении, что они с Ребеккой знают друг о друге все. С сыном всегда было иначе, он теснее общался с отцом. Такой порядок вещей Диана никогда не ставила под сомнение, считая его естественным.

Она и отец ее детей довольно рано осознали, что не созданы друг для друга. В то время как прочие пары переживали постепенное отчуждение, Диана и ее бывший муж поняли, что никогда не были по-настоящему близки. Расставание прошло без трагедий. В один прекрасный день муж собрал вещи и съехал. И забрал с собой сына. Поселившись в трех кварталах от нее, он продолжал жить там, пока дети не пошли в старшие классы. Потом переехал в Гётеборг. Виделись они все реже.

Ребекка же всегда занимала особое место в сердце Дианы – не лучшее, чем сын, но более важное. Принято считать, что родители обычно крепче привязываются к первому ребенку. Для Дианы это была истинная правда. Дочь, которую она когда-то носила под сердцем, оставалась для нее особенной. Ей была присуща яркая мозаика качеств, унаследованных ею от родителей, смешанная с ее собственными неповторимыми чертами – как во внешнем, так и во внутреннем.

В тот вечер, когда она родилась, Диана и отец Ребекки долго смотрели на нее, спящую.

– Она похожа на нас обоих, – сказала Диана.

– Она похожа сама на себя.

– Получить что-то по наследству тоже неплохо.

В последние два года эти слова болью отзывались в сердце, когда Диана вдруг осознала, что только наследство ей и осталось. В первые сутки поисков ей удавалось сохранять спокойствие. Она позвонила бывшему мужу и сообщила, что произошло. Ему не стоит ехать в Стокгольм, Ребекка скоро найдется.

Уже на следующий день бывший муж стоял на пороге Дианиного дома. И остался на три месяца. Спал на диване в гостиной, рыдал у нее в объятиях, когда горе становилось невыносимым.

Три месяца – это девяносто дней. В течение этого срока поиски дочери велись активно. Затем что-то изменилось. Когда Диана пришла к Алексу Рехту, то сразу почувствовала: все стало по-другому. Количество следователей, по-прежнему продолжавших поиски, сильно уменьшилось.

– Мы не прекратим искать, – сказал Алекс, положив свои большие руки ей на плечи. – Но надо смириться с мыслью, что шансы найти ее живой в нынешней ситуации минимальны. Во всяком случае, мы, полицейские, должны это понимать.