Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

По окончании и этой присяги и относа знамен шествие двинулось по залам среди расставленных войск. Раздалась команда «на караул», знамена и штандарты склонились, раздались звуки гимна. После ответа на приветствие государя, громкое «ура» провожало шествие. Государь был в общегенеральском мундире, императрица – в серебряном с золотом русском платье и шлейфом из синего бархата с золотыми вышитыми на нем цветами.

На другой день, в шесть часов вечера, по случаю совершеннолетия наследника цесаревича состоялся парадный обед в Зимнем дворце. Было опять поразительно красиво, масса иностранных принцев, в числе их принц Вильгельм Прусский, внук маститого императора Вильгельма I, будущий император Вильгельм II.

Я, как всегда, был при великой княгине Александре Иосифовне и служил ей за обедом, но кроме того, за недостатком камер-пажей, мне было поручено обслуживать и великого князя Георгия Александровича, сидевшего рядом с великой княгиней.

Великая княгиня по окончании обеда подарила мне свое меню. <…>[144]

В конце мая окончились выпускные экзамены, я выдержал хорошо, у меня в среднем по всем предметам было около 10-ти баллов, по строевым – 12. Я был страшно счастлив, оставались еще съемки, но они были отложены вследствие предстоящей свадьбы великого князя Сергея Александровича, который был женихом принцессы Елизаветы Гессенской. Свадьба была назначена на 3 июня, а накануне должен был состояться торжественный въезд августейшей невесты. Мы, камер-пажи, должны были принять участие в этом торжестве. На этот раз я был назначен ехать верхом за парадной каретой невесты в день ее въезда. Нас, назначенных ехать верхом, возили несколько раз в манеж придворно-конюшенной части, чтобы мы привыкли к тем лошадям, на которых мы поедем. Так как я был назначен к парадной карете ее величества с невестой, то мне дали белую лошадь, очень красивую, прекрасно выезженную. Я с удовольствием катался на ней в манеже и на плацу.

К карете невесты назначили исключительно камер-пажей, выходивших в Преображенский полк.

Наступило 2 июня, весь Невский, от Николаевского вокзала до Морской, был разукрашен, кажется, еще лучше, чем в день совершеннолетия наследника. По пути стояли войска. Шествие следовало почти в том же порядке, как во время въезда государя в Москву перед коронацией.

Императрица ехала с принцессой Елизаветой в парадной двухместной карете, на ремнях сидели два маленьких пажа, я в числе шести камер-пажей на белых лошадях ехал за каретой.

Государь и все великие князья ехали верхом.

По бокам кареты императрицы – обер-шталмейстер и командир Кавалергардского полка.

Моя великая княгиня ехала в золоченой карете с Елизаветой Маврикиевной и Ольгой Федоровной.

Я успел ее встретить на вокзале и посадить в карету, а затем вскочил на лошадь для сопровождения кареты императрицы с невестой.

Невеста меня поразила своей красотой.

Подъехав к Зимнему дворцу, все кареты въезжали в ворота к Посольскому подъезду[145] внутри двора.

Тут я опять успел вовремя соскочить с лошади и встретить великую княгиню Александру Иосифовну.

На другой день была свадьба, церемониал был почти тот же, что и свадьбы великого князя Константина Константиновича с Елизаветой Маврикиевной. Такой же выход, то же венчание в Большой церкви Зимнего дворца, только невеста поражала всех своей красотой. Когда Сергей Александрович шел с ней из церкви после венчания, то это действительно была пара достойная внимания.

В Александровском зале опять было венчание по лютеранскому обряду, только цветов было больше, по зеленому фону тропических растений была стена из камелий, что было очень красиво.

За этим богослужением на меня произвела неприятное впечатление маленькая сестра невесты принцесса Алиса (будущая наша императрица). Она навзрыд плакала, всхлипывала как-то истерично, слезы лились у нее из глаз, ее не могли никак успокоить.

В пять часов был парадный обед, моя великая княгиня сидела между наследником и великим князем Алексеем Александровичем, а вечером в 8.30 – куртаг-бал, по окончании которого состоялся торжественный переезд молодых во дворец великого князя Сергея Александровича в таком же порядке, с теми же церемониями, как и великого князя Константина Константиновича с Елизаветой Маврикиевной. Я опять ехал на белой лошади в числе шести камер-пажей за каретой их величеств, которые сидели вместе с молодыми великим князем Сергеем Александровичем и великой княгиней Елизаветой Федоровной.

Весь Невский был красиво иллюминован, несмотря на белые июньские ночи.

Этим торжеством окончилась моя камер-пажеская служба при дворе. Я чувствовал себя более чем удовлетворенным: на мою долю выпало счастье быть ближайшим свидетелем стольких необыкновенных торжеств, принимать в них личное участие, так близко все видеть в то время, когда Россия была во всем своем могуществе, когда Запад не только считался с ней, но и трепетал перед нею, чувствуя необыкновенную нравственную силу ее монарха.

Я простился с парадным придворным мундиром, с каской с султаном и шпагой, оделся в строевую форму, в серую солдатскую шинель с тремя нашивками на погонах, надел высокие сапоги и вместо шпаги – тесак с офицерским темляком; мне оставалось отбыть лагерный сбор, чтобы быть произведенным в офицеры и выйти на самостоятельный путь.

До начала лагеря мы еще должны были заняться съемкой, в этом году съемка у нас была глазомерная, она не была такая кропотливая, как инструментальная, и потому была интереснее. Мы были заняты ею всего 10 дней, производили мы ее в окрестностях Петергофа, что мне давало возможность навещать в свободное время моих друзей Миллеров; Алиса Миллер была в то время уже замужем за Михалковым – конногвардейцем, я был рад за нее, его все очень хвалили, а товарищи его по полку очень его любили, а это бывало всегда хорошим показателем. Я очень подружился с ним.

По окончании съемки, 13-го июня, мы были уже в своем лагере под Красным Селом. Из моего класса в лагере было 20 камер-пажей и пажей, из младшего – 35. Багговут, наш фельдфебель, выходивший в Конную артиллерию, был сразу прикомандирован к своей бригаде, поэтому в приказе по корпусу от 13-го июня я был назначен и.д. фельдфебеля нашей роты на все время лагерного сбора. <…>[146]

Это давало мне большие преимущества, я имел отдельную комнату и мог более самостоятельно располагать своим временем, являясь как бы посредником между камер-пажами и пажами и ротным нашим командиром и офицерами. За обедом, завтраком и чаем мне полагалось всего по две порции, которые я, конечно, делил между своими товарищами. На меня было возложено ведение всех нарядов по роте, в Офицерской стрелковой школе я был зачислен в 1-ю роту и в строю нес обязанности офицера.