Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Их величества с молодыми в парадной золоченой карете, запряженной восемью белыми лошадьми.

На ремнях кареты два маленьких пажа, за каретой шесть камер-пажей верхом на белых лошадях. Затем в золоченых каретах вся остальная царская семья.

Эскадрон Конной гвардии, за ним статс-дамы и свитские фрейлины в золоченых каретах.

Великий князь Константин Николаевич и Александра Иосифовна встретили их величеств и новобрачных наверху в зале, я стоял тут же, когда благословляли молодых образом и хлебом-солью.

Когда уехали их величества и вся царская фамилия, меня отпустили, великая княгиня подала мне руку и поблагодарила меня.

Когда я возвращался в корпус, то весь Невский был чудно иллюминован.

На другой же день пришлось засесть за подготовку к экзаменам, до первого экзамена оставалось всего два дня. А они были серьезны, на выпускные экзамены обращали очень большое внимание, тут уже поблажек не делали. Чтобы иметь право выйти в гвардию, надо было иметь в среднем не менее 8 баллов, а по военным наукам, математике и строю – не менее 9-ти по каждому предмету, а баллы у нас в корпусе ставились туго.

В это самое время, не помню точно какого числа, но уже когда начались экзамены, дан был спектакль-galà[142] в Большом театре в честь молодых высоконовобрачных.

Спектакль был блестящий, я был на нем при моей великой княгине, присутствовала вся царская семья и приехавшие на свадьбу иностранные особы. Театр был дивно хорош, все блестело, туалеты были изумительные, военные были в бальных мундирах. Государь был в красном мундире л. – гв. Конного полка. Вся царская семья сидела в средней парадной ложе, рядом было устроено фойе, чудные открытые буфеты, рядом обширная гостиная вся в цветах и тропических растениях. Мы, камер-пажи, во время спектакля стояли у внутренней стены ложи, в антракте – в фойе, не теряя из виду своих августейших особ. У меня были мантилья и боа, при выходе из ложи мне нужно было подать мантилью, потом опять взять ее. Затем еще на моем попечении были веер и бинокль, которые я подавал великой княгине, когда она шла садиться в ложу.

В один из антрактов, когда я заметил, что великая княгиня вышла из ложи без веера, я вошел в ложу, чтобы взять веер ее на всякий случай, если он ей понадобится в фойе. Подойдя к рампе, я был так ошеломлен блеском театрального зала, что невольно, взяв веер, приостановился и, встретившись глазами с Н. П. Грессер, сидевшей в бельэтаже недалеко от царской ложи, кивнул ей головой. В эту самую минуту я услыхал снизу из партера голос генерала Оржевского (он был товарищем министра внутренних дел и командиром корпуса жандармов): «Господин камер-паж, где ваше место?» Я ничего не ответил, сознав, конечно, свою вину, и вышел с веером в фойе. Очень мне это было неприятно.

В результате Оржевский подошел к Махотину (начальнику всех военно-учебных заведений) и сказал ему, что какой-то камер-паж подошел к рампе и раскланивался из царской ложи. Махотин приказал директору нашему Дитерихсу узнать, кто это был, и посадить на три дня под арест.

По окончании спектакля, когда я проводил великую княгиню, я тотчас доложил Махотину о сделанном мне замечании генералом Оржевским. Он еще ничего не знал. Приехав же в корпус, меня вызвал директор и объявил мне приказание генерала Махотина, при этом от себя Дитерихс никакого мне замечания не сделал, сказав очень мягко, что я поступил неосторожно.

На другой же день меня ввергли в темницу. Карцер специальных классов находился в арке над воротами с окном в сад, так что сидеть было приятнее, чем в карцере общих классов. Так как шли экзамены, то меня выпускали для сдачи экзамена, и я просидел не без удовольствия, так как мог сосредоточиться и хорошо усидчиво подготовиться к экзаменам.

В мае месяце, 6-го числа, торжественно праздновалось совершеннолетие наследника,[143] ему минуло 16 лет. Празднование это было обставлено особенно празднично. Весь город был красиво убран флагами, коврами, были сооружены арки, везде на балконах среди тропической зелени виднелись бюсты их величеств и наследника. Вечером в течение трех дней была иллюминация, на Марсовом поле устроено было народное гулянье, такие же гуляния были и на окраинах.

В Зимнем дворце был торжественный выход в церковь к присяге цесаревича.

Я был при своей великой княгине и шел за ней.

В церкви перед алтарем стоял аналой с крестом и евангелием, а по левой стороне левого клироса два стола, на одном, покрытом красным бархатом с золотой бахромой, стояла золотая чернильница, на другом на золотых глазетовых подушках лежали императорские регалии – корона, скипетр и держава.

Наследник был в мундире Атаманского своего имени полка.

Подойдя к аналою, цесаревич поднял правую руку и громко, твердым, внятным голосом произнес следующие слова присяги:

«Именем всемогущего Бога пред святым его евангелием клянусь и обещаюсь его императорскому величеству моему всемилостивейшему государю и родителю верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, и все к высоте его императорского величества самодержавия, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силы и возможности предостерегать и оборонять, споспешествуя всему, что к его императорскому величеству верной службе и пользе государству относиться может. В звании же наследника престола всероссийского и соединенных с ним престола царства Польского и великого Княжества Финляндского обещаюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследовании престола и порядка фамильного учреждения в основных законах империи изображенных, во всей их силе и неприкосновенности, как перед Богом и судом его страшным ответ в том дать могу.

Господи Боже отцев и царю царствующих: Настави, вразуми и управи мя в великом служении мне предназначенном, да будет со мной приседящая престолу твоему премудрость, посли ю с небес святых твоих, да разумею, что есть угодно пред очима твоими и что есть право по заповедем твоим. Буди сердце мое в руку твою. Аминь».

Сказав это, наследник поцеловал крест и святое евангелие и, подписав присяжный лист, подошел к государю, который его обнял. В это время грянул салют в 301 выстрел.

Затем шествие направилось в Георгиевский зал, там выстроены были взводы военно-учебных заведений, а по бокам трона на двух нижних ступеньках расставлены были знамена и штандарты всех полков. Перед троном стоял аналой с крестом и святым евангелием, и рядом унтер-офицер Атаманского полка держал знамя полка, перед которым наследник произнес вторую присягу на верность службы.