Случай из практики-2 - Кира Измайлова

— Понимаю вас… — Лауринь, нахмурившись, смотрел на снег. — С одной стороны, у меня нет повода сомневаться в Зибо, он служит истово, вы сами видите. С другой…

— С другой — его можно и напугать, и подкупить, и небо знает, что еще, — закончила я. — Это ведь не вы, не то воспитание. Вам он, конечно, благодарен и предан, только насколько далеко простирается эта преданность, Лауринь?

— Вы умеете сеять сомнение в людях, — медленно выговорил он, искоса взглянув на меня. — Но вы правы. Зибо служит у меня совсем недавно, и ни на какие по-настоящему серьезные задания я его с собой не брал, слишком неопытен. Он всегда очень живо интересуется происходящим, но это обычное мальчишеское любопытство, я сам таким был.

— Вот только этим любопытством может кто-то воспользоваться, — хмыкнула я. — Мало ли желающих выведать секреты охранного отделения?

— Я не посвящал Зибо ни в какие тайны, — ответил Лауринь. — Из тех же соображений, которые вы озвучили только что. Конечно, его проверяли перед тем, как взять на службу, но… Это все-таки не офицерский состав, низшая ступень. К таким приглядываются далеко не так пристально, как… к людям вроде меня, — закончил он, усмехнувшись.

— Вот именно, — сказала я. — Вы сами все прекрасно понимаете, Лауринь. Но вы все же слишком доверяете людям! И как только вам удалось сделать этакую карьеру?

— Не иначе как вашими молитвами, — усмехнулся он.

— Вот уж нет! — решительно отвергла я это предположение. — Признаться, мне было вовсе не до вас.

Конечно, Лауриня я на протяжении этих лет вспоминала, и не раз (такое забудешь!), но обычно недобрым словом.

— Я помню, вы никому не доверяли, — сказал Лауринь негромко. — Разве что вашему уважаемому дедушке… Да, невежливо с моей стороны было не поинтересоваться, как поживает господин Нарен?

— Превосходно, — ответила я. Если я и солгала, то лишь самую малость. — Ни в чем себе не отказывает, гоняет прислугу в хвост и в гриву, командует всеми, по обыкновению, а вечерами распивает кружку-другую хорошего пива в компании князя и его приближенных и делится воспоминаниями. — Я выдохнула дым. Уже рассвело, утро выдалось морозным и ясным, снег сверкал под солнцем так, что глазам делалось больно. — Но вы увели меня от темы нашей беседы, Лауринь. Вы правы, я никому не доверяю, кроме, разве что, деда. Но вам я доверяла больше, чем всем остальным. Ну, за исключением еще Его величества, хотя…

— Польщен, — усмехнулся Лауринь. — Вы поставили меня на одну доску с Его величеством.

— Выше, — улыбнулась я в ответ. — Его величество, подозреваю, без колебаний бы мною пожертвовал, потребуй того интересы страны. А вы — тогда — вряд ли.

Лауринь сделал вид, что не заметил моего нарочитого уточнения, не стал уверять меня в том, что я и теперь могу ему доверять целиком и полностью. И на том спасибо!

— Этого вашего урока я так и не сумел усвоить, — сказал он серьезно. — Я всё же склонен верить людям.

— Подозреваемым в том числе? — приподняла я бровь.

— Это другое, — ответил Лауринь. — Это служба.

— А если придется подозревать кого-то из тех, кому вы… хм… доверяете во внеслужебное время?

— А вы полагаете, мне не приходилось этого делать? — Лауринь взглянул на меня в упор. Позади горестно сопел Зибо, отчаявшись расслышать хоть что-то из нашего разговора.

— Даже так… И чем кончилось дело?

— Вина того человека не подтвердилась, — коротко ответил Лауринь, отвернувшись. Я видела, что разговор ему неприятен.

— Но?..

— Что? — Лауринь посмотрел на меня с недоумением.

— Вы так произнесли эту фразу, будто подразумевали какое-то "но", — заметила я.

— Вы снова правы, — невесело усмехнулся Лауринь. — Я больше не мог общаться с ним так же, как до… обвинения. Знаете, Флоссия, вы снова оказываетесь правы. Намного проще не верить вообще никому. Тогда, если человек совершит невозможное и завоюет ваше доверие, вы сможете быть в нем уверены…

— Вы думаете, это так просто — никому не верить? — поинтересовалась я, и Лауринь умолк.

Забавно. Прежде нам с ним не доводилось вести столь долгие беседы на отвлеченные темы, говорили все больше о делах насущных. На прочее не хватало времени… Но я уже тогда заметила, что Лауринь далеко не глуп, а теперь лишний раз в этом убедилась. Любопытно бы знать, что происходило с ним все эти годы! Досужий интерес мне мало свойственен, но это был особый случай — хотелось узнать, как же из наивного донельзя лейтенанта получился этот суровый немногословный капитан…

Беседа дальше не клеилась, ехали молча.

Благодаря моей "дорожке" двигались мы намного быстрее, чем можно было рассчитывать, и до поместья Ильзор добрались, как по торной дороге, что следовало почитать за большую удачу: погода снова начала портиться, а путешествовать во время метели мне вовсе не нравилось…

Поместье встретило нас гробовой тишиной и траурным убранством. "Быстро же супруга покойного распорядилась!" — подумала я, оглядывая обширный холл. Судя по всему, нейр Ильзор избрал своей покровительницей Тох-Авеску, многоликую богиню, благосклонную к торговцам, политикам и актерам, словом, тем, кто по роду занятий вынужден менять маски не то что ежедневно, а и ежечасно. (Впрочем, также эта ветреная богиня дарила своим вниманием всевозможных мошенников и надувал, но на то она и богиня, чтобы не делать различий между людьми, кем бы они ни были.)

Я сделала это заключение по одному простому факту: холл убран был белым, а этот цвет мало в какой религии является цветом траура. Насколько я помнила, в белое одевались, скорбя, приверженцы этой самой Тох-Авески да еще двух или трех божеств, веру в которых занесли в Арастен с дальнего востока. Но вряд ли нейр Ильзор предпочитал столь экзотические верования… Да, верно, вот над дверью знак Тох-Авески — искусно вырезанная маска. Посмотришь слева — вроде бы плачет, справа — смеется, прямо — гневается, и так до бесконечности, и не разобрать, мужское это лицо или женское. Чем талантливее мастер, сделавший эту маску, тем больше выражений можно разобрать на деревянном или каменном лике. Эту вырезал явно человек небесталанный…

Но я отвлеклась. Встречали нас безмолвные слуги, не столько скорбящие, сколько перепуганные, с траурными белыми повязками на рукавах. Впрочем, при виде их хозяйки такое поведение становилось более чем понятным.

Нейра Ильзор оказалась высокой, очень худой женщиной с тем типом внешности, который не позволяет верно определить возраст его владелицы. Не знай я, что нейра всего двумя годами моложе мужа, могла бы принять ее за девушку… в полумраке, правда. Стоило ей выйти на ярко освещенное место, становилось ясно, что эта дама далеко не так молода, как хочет выглядеть.