Поступь молодого бога - Дмитрий Чайка

и викариям еще и суд править, это неизбежно вызовет злоупотребления. В каждой эпархии будет храм Калхаса построен, а его жрец станет судьей.

— Почему ты не боишься, что жрец станет судьей неправедным? — спросил Филон.

— Боюсь, — признался я. — Поэтому предлагаю, чтобы эту должность занимал тот, кого люди изберут, из самых достойных мужей. И не навсегда, а сроком на пять лет. После этого судья должен будет сложить свои полномочия и вернуться к обычной жизни. Так он побоится вызвать гнев своих соседей.

— Да, это может сработать, — Филон с шумом отхлебнул из кубка, который я только что заботливо придвинул к себе. Это он от растерянности.

— Такого судью не сможет тронуть даже игемон, наместник провинции, — продолжил я. — Потому что он слуга бога. Поднять руку на жреца — святотатство, и караться будет соответственно.

— А знать? — спросил Филон. — С ней как быть?

— Знать буду судить сам, — ответил я. — И царских слуг тоже. Тут иначе никак. Судья диоцеза будет выше, чем судья эпархии. А ты — выше, чем судья диоцеза. Люди смогут подать жалобу дальше, если посчитают решение несправедливым. Это называется апелляция. И даже я сам не смогу отменить решение судьи, потому что это воля богов.

— Удивительные вещи говоришь, государь, — потер затылок Филон. — Я иногда поражаюсь твоей мудрости. И вроде не бывало такого испокон веков, а в груди у меня убеждение зреет, что это будет работать. Сам не знаю, почему. Апелляция, ишь ты!

— Кстати, — вспомнил я.- Покойный Калхас огромную работу проделал, когда уложение законов создавал. Его пересмотреть пора. Многое изменилось в нашей жизни.

— Уже занимаемся, государь, — усмехнулся Филон. — К Новому году представим тебе обновленный свод. Только вот что с купцами делать, ума не приложу. Я не понимаю в этом ничего.

— Отдельный кодекс для торгового люда сделаем, — махнул я рукой. — И суд у них тоже будет свой. Там сам даймон ногу сломит. Отдадим эту работу в Гильдию, пусть думают.

— И то дело, — с облегчением выдохнул Филон. — А мы уж как-нибудь с убийцами, украденными козами, поджогами и порчеными девками будем разбираться. От купеческих дел у меня ум за разум заходит, государь.

— К диойкету зайди, — сказал я на прощание. — Диоцез Кипр на десять эпархий будет разделен. Десять его судей будут подчиняться тебе напрямую.Диоцезы Запад, Восток, Север и Острова тоже должны получить своих судей. Это на тебе.

— Займусь, государь, — коротко кивнул Филон. — За пару лет управимся. Найдем и обучим достойных людей.

Я вышел из храма, чувствуя, что выжат как лимон. Все, домой! Хватит на сегодня!

* * *

Следующие несколько недель пронеслись в непрерывной суете. На носу праздник Осеннего равноденствия, куда съезжаются люди со всех концов Великого моря. У кого деньги есть, конечно. Паломничество по святым местам, шопинг, закупку товара и развлечения деловой народ совмещает теперь в одной поездке, отчего Энгоми в такие дни превращается в форменный муравейник. Все это время я был так занят, что, к стыду своему, несколько раз даже пробежку на полигоне отменил, отправляя туда одного Ила. А еще я совершенно упустил из виду, что уже неделю не наблюдаю в спальне собственную жену. А это на Креусу, отличавшуюся завидным постельным темпераментом, было совершенно непохоже. Последнее время она не давала мне спуску, как будто пытаясь отыграться за месяцы разлуки. У нее, в отличие от меня, нет подвластных басилеев с собственными рабынями. Схожу-ка к ней…

— Тебе нельзя сюда! — это было первое, что я услышал, войдя на женскую половину дворца.

— Царевна! — я так удивился, что даже не стал сердиться на младшую дочь. — Почему это мне нельзя? Это, вообще-то, мой собственный дворец.

— Маме нездоровится, — пояснила Береника, вставшая на моем пути в позе сахарницы. — Она не хочет, чтобы ты ее видел такой. Плохо ей.

— Она заболела? — удивился я. — Давай лекаря позовем.

— Да па! — закатила глаза Береника. — Что ж ты непонятливый такой! Мама дитя носит! Токсикоз у нее. С ведром она обнимается, если я вдруг непонятно сказала.

— Чего тут непонятного? — пробурчал я. — Просто поотвык, что у меня жена детей рожает. Ишь, какие деловые все стали! Это ведь я вас, козопасов, умным словам научил. Поеду за город. У меня там мастерская новая заработала.

Я был на месте уже через час. Огромный сарай, печи для обжига и небольшая пристань на берегу Педиеоса — вот и все хозяйство, смысл появления которого остался темен для всех, кроме нескольких человек. И впрямь, кому нужны эти невзрачные блестящие горшки? А их тут уже сотни. Они стоят в несколько рядов, безликие, одинаковые, никчемные…

— Господин, приветствую вас, — мастер-гончар согнул спину в глубоком поклоне.

— Как идут дела? — спросил я. — Глазуровку освоили?

— Да, господин, — ответил тот. — Ничего сложного. Немного пришлось повозиться с пропорциями золы, глины и песка. Но теперь все встало на свои места. Глазуровка получается тонкая и ровная, как вы и приказали.

— Пойдем в цех, — сказал я, и он открыл передо мной двери огромного сарая.

Десяток мастеров окунали готовые горшки в чаны с раствором глазури и ставили сушиться. Потом они пойдут на обжиг. Огромная печь, в которую двое крепких парней поддавали мехами воздух, уже загружена посудой.

— Сначала на медленном огне прокаливаем, господин, — пояснил мастер. — Нужно влагу выгнать. Потом еще восемь часов большой огонь. Потом сутки ждем, пока остынет.

— Хорошо, я доволен тобой, Иокаст, — ответит я, и тот замялся.

— Простите, господин, — спросил он. — А на кой-они нужны? Выходит дорого, а на вид горшок как горшок. И горло узкое очень, едва руку просунуть. Мы бы расписали их, да вы не велите.

— Потом узнаешь, — невесело усмехнулся я. — Когда время придет.

Не говорить же ему, что уже в следующем году я начну заготавливать что-то вроде пеммикана и порошка из сушеной рыбы. Целые ватаги охотников пойдут за Дунай, где будут бить тура, зубра и тарпана. Там это зверье водится в неимоверном количестве. А с ними пойдут бригады заготовителей, которые обкатают технологию за осень и зиму. Несколько волов, издыхающих от старости, уже забили, распустили их мясо на