Поступь молодого бога - Дмитрий Чайка

которая в момент растащила все с тарелок, и повел довольную Клеопатру в сторону рынка. Я судорожно пытался понять, что происходит, но не получалось никак. А вдруг это случайность? Нет, я давно не верю в случайности. Мне так пытаются показать, что разгадали мою игру? Хорошо, а зачем? Или это просто глупый прокол? Не верю, Креуса слишком хитра для этого.

— Мама сказала, что Тарис достойнейший муж, — заявила вдруг Клеопатра. — И что он очень хорошо справляется со своей службой. Она думает, что из него выйдет прекрасный диойкет, когда дядя Акамант совсем старенький станет.

— Вот даже как? — задумался я.

Ничего себе, прогулочка получилась. Креуса подыгрывает мне? Показывает, что признает мой выбор? Обозначает еще один элемент для нашей договоренности? Или так она перетягивает моего человека на свою сторону? М-да, простоват я, рожденный в семье советских интеллигентов, для того чтобы тягаться с природной царевной. Ладно, посмотрим, куда кривая вывезет.

— Рынок! — взвизгнула Клеопатра, ткнув пальцем в трехэтажную громаду, занимающую целый квартал. Толпы народа входили в одну его дверь и выходили из другой. — Пошли скорее!

Глава 13

Я, к стыду своему, на главном городском рынке, бюджетообразующем предприятии своей семьи, после открытия не был ни разу. Потому-то сегодня и смотрел во все глаза, только сейчас понимая, почему аренда каждого закутка здесь стоит таких денег. Люди! Огромное количество людей с полными карманами серебра, из которых жители столицы составляют едва ли треть. От лавки к лавке бродит множество оптовиков из Афин, Пер-Рамзеса, Угарита, Сидона, Каркемиша, Вавилона, Трои, Милаванды, Коринфа, Эвбеи и Навплиона, торгующихся до хрипоты. Афинян я вижу здесь удивительно много. Этот полис, где появилось несколько тысяч состоятельных семей землевладельцев, начинает проглатывать огромное количество промышленных товаров. Микены и Аргос, где потребляет только аристократическая прослойка, берут меньше, но зато и вещи покупают статусные, не чета крестьянскому захолустью Аттики.

На крыло встает Беотия, где после нескольких лет наших интриг изгнали царей. Но там пока все еще бедненько. Фиванцы и жители остальных городов этой области пока что тратят заработанное на оружие и доспехи, которые покупают у меня же. Я даю им его в рассрочку, а они за это поставили мне статую и приносят около нее жертвы. Аж неудобно стало. Впрочем, неудобство — это наименьшая из моих забот. Беотия порезана на десять тысяч неделимых крестьянских наделов, а это, на минуточку, два легиона, которые не стоят мне ничего.

— Господин! Господин! Купите дочери бусы, — потянул меня за рукав какой-то купчик с быстрыми глазами. — Смотрите, какие синие! Она у вас настоящей красавицей станет.

Клеопатра остановилась и начала перебирать товар. На ее мордашке появилась недовольная гримаса. Купец пытался втридорога всучить нам дешевое микенское стекло.

— Я и так красавица! — презрительно фыркнула Клеопатра,

— Тебе, наверное, жених это сказал? — умильно улыбнулся купец,

— Я и сама знаю, — гордо подняла нос Клеопатра и потянулась в конец прилавка, где лежали вещи настолько дорогие, что и царевне были впору.

— Не тронь! — купец вдруг растерял всякую любезность. — Это настоящий лазурит! Твоему отцу это не по карману, девочка. Вдруг уронишь еще.

— Конечно, — покладисто сказал я. — Пошли, дочь. У нас таких денег нет.

— У-у! — заныла Клеопатра. — Там красивые бусики были!

Впрочем, она тут же забыла про бусы, потому что впереди нас ждали лавки с золотом, серебром, медной посудой, тканями, светильниками и жаровнями. Тончайший египетский лен, вавилонский лен среднего качества, лен из моего собственного Каркара, толстый и грубый… Шерстяные ткани со всех концов света, корзины пряжи из Арцавы, Лукки и Иберии… Воинские пояса, от самых простых до выложенных золотыми бляхами… Стопки хитонов, рубахи и плащи всех фасонов… Амулеты и статуэтки всех богов и богинь, какие только существуют на свете… Шахматы, шашки, игральные карты. Вся эта красота вырезана из черного дерева, слоновой кости, клыков гиппопотама и оленьего рога… Клетки с попугаями и мартышками… Лавка с пуговицами… Фибулы для тех, кто еще не понял, что такое пуговицы… Плащи, которые завязываются на узел, специально для хеттов, которые не освоили даже фибулы…

Одежду продавали на втором этаже, и у меня голова разболелась от азартных споров за цену, божбы и клятв, что лучше товара не найти на всем свете. Ведь Энгоми — это центр мира. Тут все самое лучшее, и точка. Где-то я уже видел что-то подобное! А вот где? Ну, конечно! Стамбул. Гранд-базар. Там такое же изобилие всего, да и люди похожи. Ведь, как ни крути, а мы тут не белые европейцы ни разу. Что гости, что хозяева — смуглые, бородатые и разодетые в яркие тряпки. Многие ходят в длинных одеждах до самой земли, а на головах носят вавилонские тюрбаны с перьями и массивными брошами. Просто одеваются только ахейцы, презирающие цветистый восточный шик.

— А что на третьем этаже? — спросил я, утомленный толпами людей и воплями зазывал. — Просто расскажи. Мы туда все равно не пойдем!

— Там ковры, вязаная одежда и мебель, — махнула рукой Клеопатра. — Я туда сама не пойду. Чего я там не видела! Это же наши ковры, па. И наши носки. Из дворцовых мастерских. Там же твой собственный тамкар торгует.

Да, припоминаю. Креуса выпросила у меня место под лавку и посадила туда своего человека. Мы пока что монополисты на мировом рынке ковров. И они дают нам чуть меньше, чем аренда складов в порту. Очень много дают, в общем.

— Пойдем, доченька! — потянул я Клеопатру за руку. — Нам пора!

— Бусы хочу! — надула она губы, а потом смилостивилась. — Ладно, давай колечко! Я там видела одно симпатичное, с синим камешком.

— С синим? — повернулся я к ней. — Где ты его видела?

— Там! — растерянно показала моя дочь куда-то вдаль.

— Веди! — сказал я, и она поволокла меня через толпу к какой-то неприметной лавке, стоявшей в самом конце торгового ряда.

— Вот! — торжествующе показала Клеопатра, и я чуть не взвыл. Топаз! Ярко-синий топаз. Со Шри-Ланки, не иначе. Тут ближе ничего подобного нет.

— А сколько эта безделка стоит, почтенный? — как можно небрежней спросил я, показывая на колечко, лежавшее в недоступном для любопытных ручонок месте.

— Тебе не по карману, — вмиг оценил мою платежеспособность купец и отвернулся.

— Я