Смелая женщина до сорока лет - Денис Викторович Драгунский

самое. Я влюблен до помутнения мозгов. Готов на третий раз сделать предложение. И вдруг она меня опережает. Звонит: «Мама с папой в субботу на даче, приезжай…» Я замолкаю. И она, такая чуткая, ловит смысл моего молчания. А смысл такой: «Вот я приеду, и что? Опять как раньше?» И через краткую паузу она тихо и твердо отвечает на мой безмолвный вопрос: «Да. Да. Да. Я всё решила».

Сам не знаю, как я дождался субботы. Примчался. Цветы: букет летит на приступочку под вешалкой. Поцелуи и объятия уже в прихожей. Входим, втискиваемся в комнату, не переставая обниматься, целоваться и шептать нежные слова. Я уже готов сказать: «Я люблю тебя, будь моей женой». Обнимая ее, я машинально оглядываюсь вокруг – и вдруг меня словно молнией пронзает. Какое-то мощное внутреннее «нет!». Я разжал объятия, посмотрел на обстановку в комнате и постарался понять, в чем тут дело. Через три секунды понял: эта чудесная девушка мне не подходит… – Лопатин сделал выразительную паузу, словно давая слушателям задать вопрос «почему?» – Почему? – воскликнул он и тут же ответил: – Социально не подходит! Сословно, если по-старинному. Да, именно так, ее сословие, то есть социальное положение, меня не устраивало абсолютно и категорически. Наверное, вы думаете, – театрально спросил Лопатин, – что она была бедной девушкой? Мама фельдшер, папа техник? Что называется, пролетариат на втором витке? А я был отпрыском старинной профессорской семьи? Или, – он обвел глазами зал, – или совсем наоборот? Она привела меня в этакую, что называется, генеральскую квартиру, и я, скромный студент из простой семьи, почувствовал себя не в своей тарелке? Предощутил, что в случае брака я здесь буду презренным примаком, младшим зятем, иждивенцем? О нет. Вы ни за что не догадаетесь, в чем состояла наша роковая социальная несовместимость.

Он опустил руку с микрофоном и замолчал.

– Павел Сергеевич, не томи! – сказал ведущий.

– Не буду! – рассмеялся Лопатин. – Итак. Социальная несовместимость была в том, что мы оказались одинаковыми. Потому что наши дома были совершенно одинаковыми. Типичные мещанские квартирки. Полированный сервант с сервизом «Мадонна». Люстрочка из фальшивого хрусталя. Тюлевые занавески. Скромный книжный шкафчик в углу. Кресло, торшер, раскладной диван. Круглый стол с салфеткой. Ковер на стене, палас на полу. Мне показалось, что я пришел к себе домой. Вдруг очутился там, откуда я всю жизнь мечтал вырваться. И я отчетливо понял, что если я останусь здесь хотя бы на полчаса – то я останусь здесь навсегда. Здесь так уютно и тепло. Так привычно и нежно. Так просто и понятно. Так похоже на всё, к чему я привык! В общем, прощай будущее. И поэтому я хлопнул себя по лбу, что-то забормотал, побежал к телефону, уж не помню, куда я звонил. Наврал что-то дурацкое и убежал. Может быть, я был неправ. Но я это очень сильно почувствовал. Вот, кстати, еще один урок, – сказал Лопатин. – Надо слушать себя. Слышать себя. И стараться не перечить самому себе. Хотя, конечно, я очень переживал. Я понимал, что обидел девушку этой странной выходкой. Ну а кроме того, я продолжал ее любить, вот что ужасно! Она мне долго снилась, такая красивая, такая страшно желанная, и я думал: ну что ж я за идиот? И однако вот так…

Он снова развел руками.

– И однако! – раздался голос из зала. – Раз уж тут пошли такие интимные откровенности, надеюсь, мой вопрос никого не смутит… Павел Сергеевич, а к чему была такая серьезность? Тем более в столь юном возрасте. Ну да, вы вдруг расхотели жениться – ну и что? Прекрасная девушка, на всё согласна… Ждет, уже приготовилась… Вы легко могли объяснить девушке, а главное – легко могли убедить сами себя, что пока еще ничего не решили окончательно. Что хотите, как говорится, «проверить чувства», что там посмотрим, поглядим, поживем-увидим… Развлеклись бы немного, а потом помаленьку задний ход.

– Я не хотел юлить перед Богом, – неожиданно ответил Лопатин.

– То есть перед девушкой?

– Обманывая другого человека, а тем более обманывая самого себя, вы пытаетесь обмануть Бога, – Лопатин был серьезен. – Таковы мои, извините, религиозные убеждения. Ну а если сбавить пафос, то я вдобавок боялся, что не смогу удержаться от долгих отношений, а значит, от брака, от детей, от семейной трясины в мещанском мирке… Уж очень она была хороша, уж очень я ее любил. Энергия перемен черпается в энергии отношений – но не просто. В некоторой, так сказать, оптимальной разности потенциалов. Вы поняли? В разности! Тогда эта энергия выходит вовне, в достижения, в карьеру, в творчество, а не сгорает внутри, в любви двоих. – Он сделал паузу и закончил: – Итак. Не искать гармонии! Слушать себя! Быть честным с собой и с людьми! Вот и все секреты моих развилок и рисков, – и он положил микрофон на стол. – Спасибо!

Слушатели негромко поаплодировали.

Дальше был доклад крупного страховщика.

Потом пошли ужинать. Сидели за четырьмя большими круглыми столами, по восемь человек за каждым. У Лопатина здесь не было знакомых, кроме президента клуба, но тот сидел в другом конце зала. После ужина гуляли по большой террасе вокруг отеля. К Лопатину никто не подходил поговорить, хотя обычно он бывал в центре компании. То ли компания была не такая, как всегда, то ли он зря всё это рассказывал. Ну и ладно. Зато какой воздух, какая тишина.

Было уже совсем темно.

– Павел Сергеевич! – окликнул женский голос. – Давайте наконец познакомимся.

Немолодая дама, явно ровесница ему, хотя очень ухоженная, вытащила из сумочки визитку, протянула ему.

– Благодарю, с удовольствием!

Лопатин шагнул к фонарю, сощурился, мельком прочитал длинную фамилию и красивую должность. Сунул визитку в карман. Поклонился:

– Очень приятно. У меня, к сожалению, визитки нет. Нет необходимости. Поверьте, это не распускание хвоста, но – но меня и так знают.

– Пустяки! – сказала дама. – Павлик, пойдем к тебе в номер.

– А?

– Бе! Вдруг сейчас я тебе подойду, в социальном смысле?

– Светлана! У тебя же была другая фамилия.

– Ага. Ты хотел, чтоб я сорок лет сидела у окошка и слезы лила?

– Прости, – сказал Лопатин.

– В русском языке сто тысяч слов. Ты выбрал самое глупое.

– Тогда отстань.

– Еще чего. Пошли к тебе, я сказала.

– Почему?

– Не почему, а зачем…

Она обняла его за талию и прижалась к нему плечом. Секунду назад он хотел послать ее к черту. Но каменный пол террасы поехал у него под ногами. Он, в согласии с собственными рецептами и принципами, попробовал послушать себя. Там было тихо.

– Пошли, – ответил он,