Призраки прошлого - Евгений Аллард

Я растерянно почесал в затылке. Такую длинную сцену мы зараз никогда не снимали. Увидев моё смущение, Верхоланцев скривился и буркнул:

— Забудешь, подскажу. Не в первый раз. Сними пока пиджак, а то взмокнешь.

— А автомат где взять? — спросил я.

Верхоланцев махнул кому-то рукой, рядом с ним мгновенно возник техник в синем комбинезоне.

— Верстовскому пушку быстро сообрази.

Техник исчез и через мгновение оказался рядом с бутафорским, но чрезвычайно детально выполненным, автоматом. Я повертел в руках сей аппарат, пистолет-пулемёт Томпсона начала века, хорошо знаю подобное оружие по старым голливудским фильмам о мафии.

— Хватит мечтать, Верстовский, — проворчал Верхоланцев, явно начиная терять терпение. — Поехали!

Я встал на исходную позицию — внизу лестницы, и по команде не торопясь вошёл в зал, огляделся, заметив троих ребят, которых определили мне в напарники — Даню, Кондрата и Пашку. Подошёл сзади охранника, свалил вниз, что было сделать очень легко и, вскочив на стол, сделал вид, что стреляю из пистолета-пулемёта и грозно проорал, вспомнив, как это делал Вахид:

— Всем на пол!

Я оглядел притихший зал, второй ярус, откуда смотрели объективы камер, и ощутил жуткий страх. На меня уставилась сотня пар глаз, они следили за каждым моим движением, дотошно оценивали, сравнивали. Я постарался взять себя в руки, и как сказал Верхоланцев, заметив тощего актёра в одежде кассира, спрыгнул со стола и, подталкивая в спину, процедил сквозь зубы, изображая настоящего гангстера:

— Веди в хранилище!

— Стоп! — услышал я окрик Верхоланцева. Он подошёл ко мне, придирчиво оглядев, изрёк:

— На первый раз неплохо, но надо все динамичнее и злее делать. Понял? И мордой старайся не хлопотать, только глазами играй.

Я кивнул. Мы провели несколько репетиций, не только моя рубашка, но и брюки промокли насквозь от пота, но казалось, Верхоланцев скакал по залу вместе со мной, на удивление, он выглядел таким же замученным. Я переоделся, мама Галя загримировала меня, мы начали снимать. Я был на последнем издыхании, когда Верхоланцев, наконец, проговорил:

— Стоп. Снято. Отдыхай.

Шатаясь, как пьяный, я подошёл к одной из мраморных скамеек и тяжело шлёпнулся.

— Устал? — услышал я ироничный голос главрежа. — Ничего. Ты молодец. Схватываешь на лету. Отдыхай и пожри что-нибудь, а то смотришь на всех голодными глазами, — добавил он и коротко рассмеявшись, похлопал меня дружески по плечу.

Отдышавшись, я решил зайти к маме Гали, в надежде, что перепадает пара бутербродиков с колбаской, и наткнулся на затурканного Лифшица.

— Что бродишь? — воскликнул он нервно.

— Верхоланцев отпустил поесть.

— А, пошли тогда, — быстро проговорил он, и, схватив за рукав, потащил в коридор. — Сейчас тебя накормим по первому разряду, — добавил он хвастливо.

Мы оказались в просторном зале, уставленном столиками, застеленными белоснежными скатертями. Лифшиц усадил меня за один такой и ушёл куда-то. Я оглядел зал — неподалёку расположилась очень знакомая и весьма неприятная компания — Мельгунов, обнимая Ромочку за талию, что-то шептал тому на ушко, а рыжий «приятель» заливался румянцем, как юная барышня. Они не видели меня, да и я не очень жаждал общаться с премьером, которого считал виновным в том, что Милана дважды оказалась на волоске от гибели. Официант притащил мне три блюда, от потрясающего аромата которых у меня слюнки потекли, я набросился на них, и, вздрогнув от пронзившей холодной дрожи, поднял глаза — Мельгунов смотрел прямо на меня, не отрываясь, и губы кривила злая усмешка. Я быстро опрокинул в себя кофе и направился к выходу, ругая себя за трусость, перед мысленным взором стоял этот леденящий кровь взгляд удава, гипнотизирующего кролика.

Я вернулся в зал, Верхоланцев о чем-то мирно беседовал с Кириллом, показывая жестами, что надо делать. Я уселся на скамейку, закрыл устало глаза, расслабился и вдруг подпрыгнул от громогласного трёхэтажного мата главрежа.

— Да пошёл он …! Он здесь не пришей кобыле хвост!

На уровне груди Верхоланцева маячила блестящая макушка Розенштейна, который что-то горячо втолковывал багровому от злости собеседнику. Я осторожно подкрался ближе.

— Послушай, Дима, — раздражённо пыхтел Розенштейн. — Если Игорь Евгеньевич хочет участвовать, ты должен его вставить в кадр. Хочешь ты этого или нет. Это его право. И ты не можешь возражать.

— Куда я его вставлю? В твою задницу?! — бушевал Верхоланцев. — Мы уже все сняли! Сейчас другой кадр. Я не собираюсь из-за этого говнюка выкидывать пятнадцать метров!

К ним присоединился сценарист Непогода, который лишь растерянно хлопал глазами, переводя взгляд с главрежа на продюсера и обратно.

— Семён, ты можешь куда-нибудь впиндюрить этого урода? — мрачно процедил Верхоланцев.

— Конечно, Дмитрий Сергеевич! Верстовский может взять его, как заложника. Ему же все равно надо кого-то брать. Это обострит ситуацию между персонажами, — быстро протараторил он.

— О! То, что надо! — выпалил радостно продюсер. — Сейчас, Игорь Евгеньевич придёт, и мы объясним ему задачу. Да, Дима, может быть, сделать, чтобы Игорь Евгеньевич вырубил Верстовского? Так будет зажигательней.

— Чего? Мельгунов вырубит Верстовского? — презрительно хмыкнул Верхоланцев. — Ты в своём уме, Давид?

— Ну, ладно-ладно, согласен, не надо, — дружелюбно похлопав по плечу Верхоланцева, примирительно сказал Розенштейн.

Ещё не хватало мне здесь этого козла! Я вернулся на скамейку, замечая, как меня начинает трясти от отвращения. В зал вплыл в окружении свиты Мельгунов и направился к злому, как черт, Верхоланцеву, дотронулся до его рукава и что-то, с милой улыбкой на устах, начал впаривать.

— Так, Олег, — мрачно сказал Верхоланцев. — Задача изменилась. Когда выходишь из хранилища, берёшь в заложники Игоря Евгеньевича. Если хочешь — можешь его пристрелить, — тихо добавил он.

Я усмехнулся, и кивнул, оценив его шутку. Мы встали на исходные позиции, я зашёл в хранилище.

— Открывай! — приказал я кассиру.

Тот упал на колени и, умоляюще воздев руки, пролепетал:

— Я не знаю кода, клянусь! Пожалуйста, не убивайте меня. У меня жена, двое…

Я отшвырнул его в угол, снял перчатки и сделал вид, что вскрываю огромный сейф. Тяжёлая, выпуклая дверь торжественно отъехала в сторону, я кивнул своим напарникам, они начали сгребать пачки в мешки. Я возглавлял процессию, оказавшись в зале, пошарил глазами и, найдя Мельгунова, презрительно сузив глаза, буркнул:

— Иди сюда, пианист хренов, прокатимся!

Краем уха я вдруг услышал скрип за спиной, очень тихий, но явно звучавший фальшивой нотой в общей партитуре, резко обернулся. Операторский кран с камерой начал быстро клонить стрелку вниз — туда, где стоял Верхоланцев, наблюдающий за репетицией.

— Осторожно! — закричал я, бросаясь к главрежу.

Верхоланцев дёрнулся, удивлённо взглянул на меня, и в ту же секунду раздался страшный грохот.

14

— Видишь ту высокую скалу? Веди туда! — скомандовала Милана.

— Есть, мой капитан, — шутливо откозыряв, я направил катер к заросшему буйной зеленью высокому утёсу, гордо выраставшему из воды.

Объехав со всех сторон, я заметил узкий проход внутрь и повёл катер туда. Мы оказались в симпатичном естественном бассейне с удивительно чистой водой и пологим пляжем, над которым нависали скалы, образовавшие причудливые наплывы, похожие на бороды великанов. Я высадил Милану на берег, расстелил плед. Она сбросила полупрозрачную блузку с длинными рукавами, закрывающими бинты на запястьях, мы улеглись рядом.

— Ты не представляешь, как я тебя люблю, — сказал я, наклонившись над ней, целуя её. — Никого так не любил.

— Не верю, — лукаво сказал она, щёлкнув меня по носу. — Ты взрослый мальчик, романов у тебя наверняка было навалом.

Я лёг нас спину, заложив руки за голову.

— Романы были, конечно. И много. Чего скрывать. Но не получилось.

— Почему?

— Милана, я был женат. Один раз. Она погибла.

— Прости, что спросила.

Я видел, что ей неловко. Она отвела глаза, смутилась. Хотя я заметил, как в её глазах быстро промелькнула ревность, которую она постаралась скрыть. Наверно, ей хотелось бы, чтобы она стала первой для меня. Хотя, о чем я? Мне уже тридцать. Давно не мальчик.

— Я встретил девушку, пока проводил одно расследование, — я все-таки решил рассказать. — Увёл у жениха. Она была художницей. Мы поженились. Родился сын. Она должна была прилететь с курорта. У меня были дела, я не смог с ними поехать. Самолёт попал в страшную грозу. Больше у меня не возникало желания жениться.

Повисла долгая пауза. Я пожалел, что рассказал. Это звучало мелодраматично, даже глупо.

— Но если бы твой муженёк окочурился! — воскликнул я весело, пытаясь разрядить обстановку. — Ты стала бы вдовой с большим приданым, поместьем, отчислениями от проката фильмов. Мы бы поженились — ух, как бы зажили! — воскликнул я.