Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография - Дж. Майкл Стражински

школ и колледжей, озабоченных поиском смысла жизни. Христианские кафе и молодежные центры использовали фолк-музыку, чтобы донести свои заветы до молодежи, которая заслушивалась песнями Боба Дилана и Джоан Баэз о надеждах на лучший мир. Льняные штаны, потертые джинсы, разноцветные хлопчатобумажные футболки, кожаные сандалии и длинные волосы а-ля Христос были неизменными атрибутами «Людей Иисуса», которые гуляли, пели и молились в парках или собирались на перекрестках, предлагая прохожим листовки и приглашения на различные социальные мероприятия и религиозные концерты. Самыми популярными местами были такие кафе, как Living Room в Сан-Франциско, Way Word в Гринвич-Виллидж, Catacombs в Сиэтле, I am в Спокане и His Place на Сансет-Стрип в Голливуде.

В Чула-Висте духовным центром «Людей Иисуса» стала Первая баптистская церковь на углу Пятой улицы и Е-стрит. Здесь же в маленькой пристройке у церкви располагалось христианское кафе[36] House of Abba, которым управлял пастор Кен Пагаард. Вечером каждой пятницы множество молодых людей набивалось в помещение размером не больше гаража на три машины.

Единственной мебелью была пара стульев, которые стояли на сцене для музыкантов, и поэтому все присутствующие сидели на полу, скрестив ноги. «Если видишь ковер пред собой, ты – грешник, подвинься!» Люди молились, читали Библию, слушали христианскую фолк-музыку в исполнении разных музыкальных групп. Чаще всего там играла местная группа Hebron.

Много позже, вспоминая те времена и «Дом Аббы», Тим Пагаард, сын Кена и участник группы Hebron, говорил:

«По сути, мы были единственной группой, которая выступала в городе, и все, кто хотел чутка хиппануть, ходили на наши концерты, потому что в нашей Чула-Висте вообще больше ничего не происходило».

Но даже он был поражен тому, насколько быстро росло количество людей. «Сначала, когда мы там появились, это было спокойное место, где собирались несколько молодых ребят, чтобы поиграть на гитарах по вечерам в пятницу и в субботу. Но через неделю там было уже пятьдесят человек (в зале), а еще через неделю уже сто пятьдесят, а потом и все пятьсот. Как вам такое?»

Музыка была удобным механизмом для ненавязчивого обращения в веру. Народ бродил по автомобильной парковке и в окрестностях кафе в поисках брошюр и проспектов. Тех, кто обретал веру в Христа, приглашали вступить в общину, где они проходили своеобразный инструктаж по вопросам христианской веры у Кена Пагаарда и остальных членов церковной иерархии, которых называли Старейшинами. По скромному виду и учтивой манере речи его легко можно было принять за самого обычного бизнесмена средней руки. Но, стоя за церковной кафедрой, он преображался в харизматичного проповедника, способного обратить любую паству в особо ревностных и верных последователей.

Также церковь контролировала несколько религиозных коммун, которые совокупно назывались Сообществом. В каждой коммуне было от двенадцати и более постоянных жителей, которые пожертвовали все свое имущество церкви и полностью подчинялись Кену и Старейшинам.

«Дом Аббы» пустил глубокие корни в средней школе Чула-Висты. Люди Иисуса собирались на лужайках во время ланча, вели беседы, молились и делились своими мыслями о Боге. В моем классе было несколько таких учащихся, в том числе моя сверстница по имени Кати Уильямс. Она была умной и творческой натурой. У нее было интересное, хитрое чувство юмора: оно словно сначала подкрадывалось к тебе со спины, вдруг давало тебе легкий игривый подзатыльник, а потом убегало, хихикая. Она была очень жизнерадостной. Она была просто бомба. Она была великолепна.

По расписанию я занимался с ней в одном кабинете два раза подряд. Мы рассаживались по алфавиту, и во время первого урока я сидел за столом, который занимала Кати во время второго урока, а я в это время сидел на один ряд дальше. Как и любой другой скучающий ученик, я иногда отвлекался от занятий и рисовал что-нибудь на листке бумаги или даже на столе. Однажды во время скучного первого урока я прикрепил стикер с пентаграммой на спинку стоявшего передо мной стула. (В тот период мое писательство все еще пребывало в своей лавкрафтианско-мистической фазе, и я считал все связанное с этой темой крутым. Я был идиотом.)

На следующий день, когда во время первого урока я снова сел за тот же стол, то заметил, что рядом с пентаграммой Кати написала: «Иисус спасет тебя». Она не знала, кто оставил пентаграмму на спинке стула, ей просто хотелось на нее отреагировать. Решив ответить, я написал довольно грубую, вызывающе антихристианскую фразу, чтобы спровоцировать ее на ответ.

Она ответила. Я тоже. Она парировала мой ответ. Меня веселило, что мы, по сути, ведем теологический спор, передавая записки через спинку стула, и что она понятия не имеет, с кем говорит. Когда на спинке не осталось свободного места, мы стали оставлять друг другу целые письма, пряча их под столешницей. Чем сильнее она старалась, тем жестче был мой ответ. С каждой запиской мое мнение становилось все более и более экстремальным, а некоторые из записок прямо дышали дьявольским пламенем. На втором уроке я наблюдал за тем, как она разворачивала послание и вместе с друзьями смеялась над придурком, которого пыталась обратить в веру.

Несмотря на то что я все еще был слишком стеснителен, чтобы разговаривать с девушками, оказалось, что я могу спокойно переписываться с ними, и сам Сатана выступал в качестве суфлера.

Наша переписка продолжалась уже месяц, когда я решил покончить с секретами и оставил под столом записку с предложением встретиться после школы. Она уже стояла и ждала своего загадочного оппонента, готовая к духовным баталиям, когда я подошел и поздоровался.

Она нетерпеливо кивнула в ответ, вглядываясь в темноту, в поисках сумрачной фигуры человека, который присылал ей все эти ужасные записки. По всей видимости, он должен был появиться, объятый дымом и тенями. Я терпеливо ждал. Через секунду она повернулась ко мне, и глаза ее осветились от неожиданного осознания. Кати покраснела от смущения, сделала шаг назад, а потом залепила мне пощечину.

После этого случая я превратился в особый проект Кати.

К ее неустанным попыткам обратить меня в определенный момент подключились и другие члены «Дома Аббы».

Когда кто-то из них встречал меня идущим по улице, то предлагал подвезти. Каждый день во время перерыва на завтрак они предлагали мне присесть за их стол, поговорить, а то и просто помолчать, если говорить не хотелось.

А потом начались коллективные объятия.

К этому моменту ни один человек в моей жизни, ни родители, ни родственники, никто никогда не говорил мне «Я тебя люблю». Я даже не помнил, обнимал ли меня кто-то или прижимал ли к себе. Выражение симпатии на физическом уровне было для меня чем-то чужим и непонятным. Поэтому, когда они обняли