Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография - Дж. Майкл Стражински

меня и сказали, что любят меня, я был ошеломлен. Первый раз, когда это случилось, я извинился и убежал. Я нашел темное место за спортивным залом, где меня никто не видел, и заплакал. Неужели это то, что называют привязанностью и любовью? Всю свою жизнь я рос, как одинокое дерево в пустыне, скрученное и согнутое от нехватки воды, а теперь на меня обрушились потоки любви, изливаемые несколько раз в неделю.

Я не сдавался, потому что считал, что все эти люди живут в мире своих фантазий. Я нуждался в этой мысли, чтобы не прогнуться под тяжестью неожиданной симпатии, которая мне, как человеку, который впервые столкнулся с чем-то подобным, казалась тогда вполне искренней.

Однажды во время занятий меня вызвали к директору школы Рэймонду О’Доннелу.

К ЭТОМУ МОМЕНТУ НИ ОДИН ЧЕЛОВЕК В МОЕЙ ЖИЗНИ, НИ РОДИТЕЛИ, НИ РОДСТВЕННИКИ, НИКТО НИКОГДА НЕ ГОВОРИЛ МНЕ «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».

– Миссис Терри и миссис Мэсси сказали мне, что ты писатель. Они говорят, что ты очень хорош.

Я скромно кивнул в ответ, но промолчал. Это могло быть ловушкой.

– Тут вот какое дело, – продолжил директор. – Мы хотим создать новую традицию. Суть в том, что мы выбираем ученика старшего класса и просим его написать сатирическую пьесу о школе и учителях. Ничего экстремального, конечно, но с хорошим и легким юмором. Пьесу будем ставить в спортзале, чтобы все ученики могли прийти и посмотреть. Если все пройдет хорошо, то будем ставить пьесы каждый год.

– Мне рекомендовали тебя учителя, и я хотел бы, чтобы пьесу написал ты. У тебя будет две недели, привлеки других учеников на роли, репетируйте, в общем, занимайтесь делом. Пьеса должна быть смешной, но не перегибайте палку и особо не издевайтесь над учителями.

Если она будет слишком жесткой, то придется признать затею неудачной, а ученики потеряют единственный шанс безнаказанно подшутить над своими наставниками. Так что смотри не загуби хорошее дело.

Я прошел через весь кампус в полном недоумении. Годами я пытался стать невидимкой. Если я возьмусь за пьесу, то обо мне узнает вся школа. Если работа получится хорошей, но не смешной, то меня просто заживо съедят. Если пьеса будет смешной, но слишком правдивой, то школа откажется от таких экспериментов, а ученики опять же съедят меня за неудачу. Я рискую вступить на тропинку, которой так долго избегал.

Но, с другой стороны…

«Миссис Терри и миссис Мэсси сказали мне, что ты писатель. Они говорят, что ты очень хорош».

Это был вызов. Но если раньше вызов шел от тех, кто боролся против меня, теперь это был вызов тех, кто верил в меня.

Как будто сама Вселенная говорила мне: «Хватит прятаться».

Всю следующую неделю я писал пьесу, в которую включил парочку острых уколов в сторону «Людей Иисуса», но что поделать. Нельзя сделать омлет, не зажарив парочку христиан. Я попросил несколько других учеников помочь мне, и парочка из них добавили в пьесу собственные мысли и сценки, и мы приступили к репетициям.

В день премьеры в спортзале собрались все тысяча восемьсот студентов. Погасли огни, и шоу началось…

Юмористическая составляющая была настолько ужасной, насколько вообще могла. Шутки были детскими, натужными, грубыми, избитыми. Выглядело это все так, как будто кому-то, кто ни разу в жизни не играл в бейсбол, дали биту, и он начал махать ею со всей дури во все стороны сразу в надежде случайно попасть хоть во что-нибудь на поле.

Нас спас фактор новизны: публика ревела от восторга, когда слышала те же колкости, которыми пользовалась в реальной жизни и которые теперь открыто звучали в присутствии преподавателей. В финале студент, который играл роль директора О’Доннела, выходил на сцену и требовал показать ему того, кто написал всю эту чепуху.

Я выбрал этот момент, чтобы выйти из тени и в переносном, и в буквальном смысле. Я оказался на виду у всех:

у качков, которые меня игнорировали, у чирлидерш, для которых я вообще не существовал, у старост классов, у «Людей Иисуса»… у всех.

Меня зовут Кал-Эл, я прибыл к вам с Криптона, отведите меня к своему вождю.

– Это я написал! – громко заявил я.

Парень, игравший директора, вытащил пистолет. Нам разрешили использовать только игрушечный пистолет, но в руках директора был стартовый пистолет нашего физрука, который непонятно каким образом оказался на сцене.

Я побежал. Он выстрелил. Я рухнул на пол в брызгах искусственной крови.

Зал взорвался. Люди аплодировали, кричали и так сильно топали ногами по трибуне, что спортзал трясся и вибрировал от пола и до самого потолка.

Событие вовсе не было премьерным показом на Бродвее или новым телешоу, которое транслировали бы на миллионную аудиторию. В этом не было ничего эдакого.

Бога ради, это был всего лишь спектакль учеников средней школы. Но это был первый раз, когда мне аплодировали за то, что я написал, впервые я почувствовал, что меня ценят, и это утвердило мою веру в то, что я должен был стать писателем. Все следующие дни, где бы я ни появлялся, студенты, которые даже не знали моего имени, заметив меня, кричали вслед: «Эй, писатель, хорошая работа! Давай пиши!»

Да-а, признаюсь, я подсел.

Приближался день выпуска, и Кати понимала, что может потерять последний шанс обратить меня в истинную веру. Поэтому она приложила все силы, чтобы уговорить меня пойти с ней в «Дом Аббы». Она сказала, что в пьесе я с юмором и сатирой изобразил «Людей Иисуса» и было бы справедливо дать им шанс ответить. Она, конечно, была права, а поскольку я к тому же был в нее влюблен, то согласился пойти с ней в кафе в пятницу вечером. Обычно выбраться из дома вечером было довольно сложно, но в тот период отец все больше времени проводил по рабочим делам за городом, что значительно все упрощало. Я не знал, какого рода поездки это были. Меня переполняло чувство облегчения только оттого, что его не было рядом, поэтому я не придавал им большого значения.

В кафе яблоку негде было упасть. Мы с Кати сидели на полу, скрестив ноги, все время сдвигаясь вперед, потому что людей становилось все больше и больше, пока наконец все не сидели коленка к коленке. Это место явно не подходило для посетителей, испытывающих проблемы с мочевым пузырем. Внутри воздух был настолько горячим, что к парковке постоянно тянулась дорожка людей, которым стало дурно. Местная музыкальная группа «Дети Аббы» играла и пела госпелы в современных фолковых аранжировках, читала проповеди, предлагала аудитории петь хором и рассказывала личные истории прихода к вере, перемежая их шутками.

НО ЭТО БЫЛ ПЕРВЫЙ РАЗ, КОГДА МНЕ АПЛОДИРОВАЛИ ЗА ТО, ЧТО Я НАПИСАЛ, ВПЕРВЫЕ Я ПОЧУВСТВОВАЛ, ЧТО МЕНЯ