Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич

Впрочем, иногда вдруг на Дану накатывала неуверенность в том, что ей все удастся. Она вообще, смутно представляла, как станет себя вести. Расчет только на импровизацию; она вообще терпеть не может заранее что-то планировать, продумывать план предстоящей операции. Она же художник, а художники обычно живут и действуют спонтанно. Неожиданно что-то увидели, понравилось, зарисовали. И зачастую из этой случайности рождается шедевр. И при этом никогда не представляешь, что привлечет внимание в следующий раз. Именно по такой принципу она и живет, и ничуть о том не жалеет. И намерена и дальше следовать ему.

Дана улыбнулась своим мыслям и в таком счастливом настроении заснула.

60

В церкви Дана отца Иллариона не застала. Хотя она была открыта, в ней никого не было. Дана решила отправиться домой к священнику, хотя ей не слишком хотелось встречаться с его женой, учитывая те мысли и планы, которые были у нее по отношению к ее мужу. Но сколько ждать придется его, Дана не знала, а она вся горела от нетерпения. Лучше уж повидаться с Зоей, чем пребывать в неизвестности.

Зоя ей и открыла дверь. Она улыбнулась гости.

— Проходите, Дана, рада, что вы пришли. Муж уже стал беспокоиться, спрашивал, куда вы запропастились.

— Я была занята, разные дела, — не вдаваясь в подробности, ответила Дана. Ей очень не хотелось затягивать с женой отца Иллариона беседу.

— Понятно. Илларион сейчас занят, вам удобно его подождать у нас в доме? — спросила попадья.

— Я подожду.

Зоя провела Дану в гостиную. Ее стены были завешены фотографиями церковной жизни. На некоторых Дана узнала хозяев дома.

Зоя заметила ее интерес.

— Мы ведем что-то вроде летописи нашей церковной жизни, — пояснила она.

— Я вижу, она у вас насыщенная, — оценила Дана.

— Да, мы стараемся ее насыщать. Мы оба считаем, что это важно, людям как можно чаще надо напоминать о Боге. В повседневной даже многие искренне верующие жизни о Нем забывают. Вот вы часто вспоминаете?

— Не часто, — призналась Дана. — Я вообще не религиозна.

Говорить о Боге Дане совсем не хотелось, в ее голове бродили совсем другие сюжеты. Она рассматривала Зою и уже не в первый раз поражалась тому, до чего она не привлекательна. И лицом и телом. Лицо абсолютно невыразительное, а тело больше напоминает гладильную доску. Вместо грудей едва заметные пупырышки. Неужели их ласкает отец Илларион, никакого удовольствия от этого получить просто невозможно. То ли у нее, Даны, третий размер, она прекрасно знает, что ее грудь сводит мужчин с ума. Уж если и стоит, кому благодарить Господа, так это ей за то, что Он дал такие привлекательные формы. А за что благодарить Его Зое? За эту ужасную внешность. Но при этом именно Зоя является женой отца Иллариона, именно с ней он сотворил аж троих детей, вдруг поймала себя на мысли Дана. Они мгновенно отразились на ее настроении. У нее вдруг ослабла уверенность в том, что все будет так, как она мечтает.

— Скажите, Зоя, а что для вас Бог? — задала Дана вопрос и удивилась: откуда, из каких глубин он появился у нее? Еще секунду назад ни о чем таком она и не помышляла.

— Помогать другим — это и есть находить Бога, — не задумываясь, ответила Зоя. — Мы с мужем придерживаемся одинаковых воззрений. И стараемся претворять их в жизни.

— Наверное, это очень трудно.

Зоя, соглашаясь, кивнула головой.

— Трудно. Но нас это не пугает, а радует. Это позволяет ценить каждую такую победу. Я вам, Дана, более скажу: служить нашему Господу очень не просто. Это требует огромных каждодневных усилий. Но зато, какое счастье, когда у нас что-то получается. Это удовольствие ни с чем не может сравниться.

— Счастье от того, что трудно, — не очень поверила Дана.

— Именно так, потому что это позволяет преодолевать трудности, и от того, каждое достижение еще ценней. Только эту истину понимаешь не сразу, для этого нужно многое пройти и испытать. И еще требуется особый склад ума и души. Это дано не каждому.

— Вам, я понимаю, дано. — Дана попыталась подавить в голосе рвущуюся из нее иронию.

— Очень на это надеюсь. Я это поняла далеко не сразу. Это всегда долгий путь. И непременное условие — с него не сворачивать. Один раз свернешь, все насмарку.

— А вам не трудно жить в таких жестких условиях?

Зоя посмотрела на Дану и улыбнулась. И Дана увидела, какая у нее замечательная улыбка. Вот бы ее нарисовать, невольно пронеслось в голове. Но тут же она постаралась выбросить эту мысль подальше. Вот уж рисовать она не будет ни за какие сокровища мира.

— Конечно, же это нелегко, — согласилась Зоя. — Но когда понимаешь цель, когда осознаешь ради чего и ради кого, трудности уже не страшат. Наоборот, их даже ищешь.

— Но зачем? — удивленно воскликнула Дана.

— А вы не понимаете?

— Нет.

— Я уже вам об этом сказала: чем больше трудностей, тем больше достижений. Тем ближе к Господу. Многие святые сковывали себя жесткими обетами, тем самым доказывая свою верность Богу.

— Вы — тоже?

— Что вы, нам до этого с Илларионом еще далеко, — улыбнулась Зоя. — Этим путем нам идти и идти.

Неужели она не обманывает и ей нравится такая жизнь, засомневалась Дана. В это трудно поверить, но кажется она не лжет. Или делает это очень артистично. Поди, разберись. Уж больно невероятно все это звучи. По крайней мере, у нее, Даны, это в голове как-то плохо укладывается.

— Хотелось бы посмотреть на конечный результат, — сказала Дана.

— Нам тоже, но мы даже приблизительно не представляем, каким он может быть, — ответила жена священника. — Да, думаю, это и не важно, главное — идти в избранном направлении. Дана, вы меня извините, но мне надо к детям. А муж придет с минуты на минуту.

Отец Илларион вошел в гостиную не в сутане, как она его видела до сих пор, а в обычной рубашке и джинсах. От него шел крепкий запах пота, и Дану неожиданно этот аромат возбудил. Так пахнуть может только настоящий мужчина.

— Простите, что заставил вас ждать, — извинился отец Илларион. — Срочные дела по хозяйству. Что у вас, Дана?

— Привезла эскиз, — ответила она.

— Замечательно! — обрадовался священник. Из соседней комнаты раздался детский визг, Отец Илларион покосился на дверь комнаты. — Нам здесь обсудить его спокойно не дадут. Давайте переместимся в церковь, так сейчас никого нет, — предложил он.

— Не возражаю. — На самом деле, Дана обрадовалась, остаться наедине с ним, что может быть лучше.

— Только подождите, я переоденусь, я не могу в церковь идти в такой одежде.

Дана и отец Илларион вошли в церковь. Здесь царила тишина и полумрак. Хотя был яркий день, но солнечных лучей сюда залетало сквозь небольшие прорези окон совсем немного. Дана так близко приблизилась к мужчине, что он ненароком задел рукой ее грудь. Священник удивленно посмотрел на нее и сделал шаг назад.

— Показывайте, Дана, — попросил он.

Дана достала из сумки эскиз и протянула его Отцу Илларион. Он взял ватман и чтобы лучше рассмотреть, подошел к окну. Дана последовала за ним. Она не отрываясь, смотрела в его лицо.

Прошло несколько минут, а священник продолжал рассматривать рисунок, при этом за все время не проронил ни слова. Затем вдруг резко поднял голову и прямым взглядом посмотрел на автора.

— Это что? — спросил он.

— Эскиз росписи, — ответила Дана. Внезапно у нее пересохло горло.

— Послушайте, Дана, да, я священник. Но перед тем, как им стать, я испытал много всего. Думаю, что больше вашего. Я вам рассказывал.

— Да, — тихо произнесла она.

— Этот человек, что стоит на берегу моря… — Священник на мгновение замолчал. — Преподобный Зосима охвачен не чувством любви Бога, не покорностью перед Его волей, он… — Отец Илларион снова замолк. — Он охвачен вожделением, его мучает похоть. Надо отдать вам должное, вы с большим мастерством передали эти чувства. — Настоятель церкви в очередной раз прервал свою речь. — И почему он так разительно похож на меня?