Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич

— Так ты ничего не знаешь.

— А что я должна знать?

Аничкова, не спрашивая разрешения, прошла в квартиру.

— Неси чего-нибудь покрепче, будем отмечать, — сказала она.

— Да что отмечать, черт возьми! — рассердилась Дана. — Можешь мне нормально сказать?

Аничкова из сумки достала журнал, протянула его Дане.

— Читай! — приказала она.

— Весь журнал? — даже немного испугалась Дана. Он был толстый, и у нее не было сейчас ни малейшего желания начинать путешествие по его многочисленным страницам.

Аничкова притворно вздохнула, открыла журнал и ткнула пальцем в страницу.

— Вот тут.

Глаза Даны уткнулись в жирный шрифт заголовка: «О живописи и художнице, которая осваивает глубины Вселенной». И чуть пониже большой ее портрет. Дана перевела взгляд на Марину, та победоносно улыбнулась.

— Ну, читай же, — нетерпеливо попросила она.

Дана села на стул и погрузилась в чтение. Это занятие заняло у нее не меньше минут двадцати. Статья была большая, аж на четырех страницах, щедро снабженная иллюстрациями — репродукциями всех ее картин в стили мистического суперреализма. Сам термин в публикации повторялся не меньше раз двадцати.

Дана завершила чтение, положила журнал на стол и посмотрела на Аничкову.

— Что скажешь? — поинтересовалась она.

— Послушай, — взволнованно произнесла Дана, — тут семьдесят процентов полуправды и двадцать — откровенного вранья и лишь десять процентов того, что соответствует действительности. Откуда ты взяла эти факты? Ты даже перед тем, как писать, не поговорила со мной. Не говоря уж о том, чтобы я завизировала статью. Все же она про меня.

— Зачем, — пожала плечами Аничкова. — Что надо о тебе, я и без того знаю, а чего не знаю, всегда можно придумать.

— Но это же… — Дана замолчала, не найдя подходящего слова.

— Слушай, эту статью заказал и оплатил Гершович. Ее задача — как можно больше привлечь внимания к тебе, а не рассказывать, что ты представляешь собой на самом деле. — Аничкова выразительно посмотрела на спутанные волосы Даны. — И она уже работает, пока ты дрыхла, мне уже позвонили человек двадцать. А сколько еще позвонят в ближайшие дни. И всех интересует ты, репродукции твоих картин людей впечатляют. Чего тебе еще надо?

— Не знаю, — промямлила Дана. Она, в самом деле, уже не знала, как реагировать на эту статью. Возможно, Марина права, и она зря возмущается.

— Вот видишь, я знала, что ты оценишь мой труд. А где бутылка и рюмки?

— Есть только водка, — сообщила Дана.

— Не лучший напиток, чтобы отмечать такое событие. Ну, пусть, будет водка.

Дана принесла водку, они выпили.

— Понимаешь, что теперь будет? — спросила Аничкова.

— А что будет?

— Интерес к твоему творчеству сильно возрастет. Как и спрос на твои творения. А где они? В галерее Гершовича их кот наплакал. Нужны новые и нужны будут все больше. Это ты сечешь?

— Секу, — хмуро ответила Дана.

— Не слышу радости в твоем голосе.

— Я плохо спала, никак не приду в себя, — ответила Дана.

Аничкова внимательно посмотрела на нее.

— Ужасно выглядишь, как после запоя. Случайно вчера не пила?

— Случайно нет.

— Тогда не понимаю, что происходит. Выглядишь плохо, радости от моей статьи никакой. Что с тобой? Неудачно влюбилась?

— Ни в кого я не влюбилась.

— Уже хорошо, сейчас тебе не до того. Тебя ничего не должно отвлекать от главной цели. В ближайшие дни Гершович свяжется с тобой. У него возникла идея организовать аукцион по продаже твоих картин. Как тебе она?

— Думаешь, прокатит? — с сомнением покачала головой Дана.

— У него бесподобное чутье. Оно его никогда не подводит. Он делает только то, что приносит прибыль. Давай еще по рюмашке, и я пойду. Мне еще надо поспеть в три места.

Дана разлила водку.

— А закуска у тебя есть? — поинтересовалась Аничкова.

— Есть полшоколадки.

— Закусывать водку шоколадом. — У Аничковой от изумления округлились глаза. — Честно скажу, я немало попробовала в жизни разных извращений, но такого еще не было. Давай уж без закуски.

Дана закрыла за подругой дверь, подошла к кровати и упала на нее. Но спать уже не хотелось. У нее было полное ощущение, что она летит в пропасть. И никто не может остановить ее полет.

64

После ухода Аничковой Дана несколько часов лежала в прострации. Такого удара от подруги она не ожидала. Да, Марина говорила, что собирается написать о ней статью. Но, во-первых, она не предполагала, что публикация появится уже в ближайшем номере, и во-вторых, не думала, что будет такой комплементарной. Она провозглашается чуть ли не гением, основателем и проводником нового художественного направления. Понятно, что все это невероятно далеко от действительности. Но это полбеды, с этим еще можно было как-то смириться. Но вот как ей подтверждать все эти регалии? Теперь же все будут ждать от нее доказательств того, что написано в журнале. Марина сказала, что люди уже начали звонить и писать. А что будет в ближайшее время? Даже страшно подумать. Она-то думала, что угодила в западню, но то, что было до этой минуты сущие пустяки по сравнению, что будет в самом недалеком будущем.

В какой-то момент Дана почувствовала голод. Она посмотрела на часы — уже обеденное время, а у нее с утра во рту ни маковой росинки. Надо срочно что-то поесть. Она вспомнила, что кроме макарон в доме ничего нет. Придется вслед за Алексеем их есть. А уж потом она займется покупкой еды.

Пока Дана ела макароны, то безостановочно думала, что же ей делать, с кем посоветоваться? Кроме Болтнева никто в голове не всплывал. Значит, надо поговорить с ним. Он единственный человек в ее окружении, кому она может довериться, с кем поговорить начистоту. Или хотя бы поведать часть правды. Значит, надо звонить ему.

65

Они, как обычно, встретились в кафе. Дана сразу заметила, что Болтнев разглядывает ее непривычно пристально. Значит, он уже прочитал статью, поняла она.

— Что ты думаешь о статье? — сразу же спросила она.

Прежде чем ответить, Болтнев довольно долго пил кофе.

— Там много неправды? — спросил он.

Дане хотелось сказать, что там неправда почти все, но решила пока не форсировать события.

— Не все правда. А почему ты так думаешь?

— Я знаю Аничкову, ради красного словца, она способна сочинить все, что угодно. Знаешь, Дана, мне не нравится твой вид.

— Почему?

— Ты какая-то тусклая. Про тебя вышла хвалебная статья, а ты не рада. Это, по меньшей мере, странно. Ты не находишь?

Дане неудержимо захотелось поведать Болтневу всю правду о том, что с ней случилось за последнее время. Если уж кому ее говорить, то только ему. Он единственный, кто способен ее понять и пожалеть. Ей становится с каждым днем все трудней нести этот груз в себе. Расскажу, решила она.

— Женя, все дело в том… — Дана вдруг замолчала, она почувствовала, что не в состоянии продолжать.

— Так в чем же дело? — спросил Болтнев.

Ну, почему она не может поделиться с ним самым сокровенным. Это же просто ужасно.

— Марина провозгласила меня лидером целого художественного направления. Но я никакой не лидер, я не знаю, как себя вести в данной ситуации. Вот я и хотела узнать у тебя, как мне поступать? Все это так неожиданно и глупо.

— Да, уж, — согласился Болтнев. Он задумался. — Я тебе скажу одну вещь, только не обижайся.

— Не буду, — замотала Дана головой.

— Ты впряглась в чужую повозку. Если и дальше станешь ее тащить, надорвешься совсем скоро.

Он абсолютно прав, мелькнула у нее мысль. Она уже почти надорвалась. Но как соскочить?

— Понимаешь, в чем дело, каждый художник предназначен природой или Богом, каждый может выбрать, как ему больше нравится, чтобы творить в том стиле, который ему внутренне присущ. И любые попытки уйти в сторону, даже если они приносят определенный результат, долго не могут продолжаться. Либо он возвращается на прежнюю стезю, либо терпит крах. Ты как раз сейчас в таком положении. И меня это сильно беспокоит, это может кончиться плохо. Понимаешь, о чем я?