Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич

Отец Илларион вернул рисунок автору.

— Мне понравилось, — сказал он. Вам точно удалось передать выражение его лица, это не тоска по уехавшему товарищу, который должен привести пищу, это покорность божьей воли, которая ниспослала испытание. Именно эта мысль и должна быть основой для вашей картины. Только нужно еще подумать о композиции.

— Это только пробный набросок, — сказала Дана. — Конечно, я буду думать. Композиция очень много значит.

— Вы правы. — Отец Илларион замолчал. По его лицу Дану поняла, что он о чем-то думает. — Скажите, вы верящая? — вдруг спросил он.

Ну, вот начинается, тоскливо подумала Дана. Сейчас он узнает, что она не верит в Бога и откажет ей в работе. Можно соврать, но она поймала себя на том, что делать ей это совершенно не хочется. Будь, что будет, решила она.

— Я не верующая.

— Я так и думал, — кивнул головой священник. — Это заметно по всему.

— Это плохо?

Некоторое время он раздумывал.

— Я считаю, что главное, чтобы человек был бы искренним, как в своей вере, так и в своем неверии. Нет ничего лучше честности перед людьми и перед самим собой. И даже не всегда важно, какие у него взгляды, главное, чтобы он честно служил им. А искренняя душа однажды все равно потянется к Богу. Вот как я.

— А как вы пришли к Богу? Мне почему-то кажется, что вы не сразу захотели стать священником.

— А вы проницательны, Дана. Вы правы, я был певцом.

— Певцом? — удивилась она.

— Да, в оперном театре, выступал и в концертах. С детства любил музыку и пение. И занимался этим вполне успешно.

— Что же вас подвинуло так кардинально сменить род занятий?

— Я стал стремительно погружаться в греховный мир. Вы и не представляете, как глубоко. Даже не хочется вспоминать о тех ужасных днях.

— Но как вы выбрались из него, отец Илларион?

— Если честно, сам до конца не знаю. Мне совсем не хотелось, как выразились вы, из него выбираться. А хотелось погружаться все глубже и глубже. Я получал от этого масса удовольствий. И хотел только одного — чтобы все так и продолжалось. А спасла меня Зоя.

— Зоя?

— Да. Она тоже музыкант, она тогда поступила ко мне моим аккомпаниатором на концертах. Я их много давал и зарабатывал в несколько раз больше, чем сейчас. Когда она устроилась работать, я не знал, что она воцерковленный человек. Мне понравилось, как она играет. У нее большой талант. Из нее мог бы получиться очень известный пианист.

Дана вспомнила Зою, ее неприглядную внешность. Слова отца Иллариона как-то не вязались с ней.

— Почему же она им не стала? — спросила Дана.

— Потому что ради меня пожертвовала своей карьерой. Вскоре она увидела, какой образ жизни я веду. И решила спасти меня.

— Ей это удалось, — сказала Дана.

— Да, только вы не знаете, что это ей стоило. Я вовсе не собирался вставать на путь исправления. Я наслаждался жизнью по полной программе, так как я ее понимал. Думаю, вы догадываетесь, как? Скажу только, что было все.

— Как-то не похоже, — не удержалась Дана.

— И, тем не менее, это так, — подтвердил священник. — Я не буду вам рассказывать всю эпопею, она длилась два года. Зоя ходила за мной, вытаскивала меня из разных клоак. Я, разумеется, сопротивлялся, проклинал ее, требовал оставить меня в покое. Дело доходило до драк. Когда я бывал пьян, я плохо себя контролировал.

— Почему же все изменилось?

Отец Илларион задумался.

— До сих пор не до конца понимаю, как это произошло. Так решил Он, — улыбнулся священник. — Я пребывал в полном мраке и вдруг постепенно сквозь него стали проступать лучи света. С какого-то момента я стал прислушиваться к тому, что говорила мне Зоя. Сначала мною скорее двигало любопытство, а затем оно превратилось в стремление понять истину. Конечно, все это происходило весьма не быстро. Не стану утомлять вас этим долгим рассказом и многими подробностями, сказу лишь, что однажды я проснулся другим человеком. Заниматься пением мне стало не интересно, зато сильно захотелось полностью поменять свою жизнь. Через какое-то время поступил в семинарию, по окончании которой мы с Зоей поженились. Это было ровно десять лет тому назад. Я получил этот приход. И с тех пор я здесь.

— И вы собираетесь еще долго тут оставаться? — поинтересовалась Дана.

Отец Илларион улыбнулся и покачал головой.

— Как Он решит. У меня нет иных желаний, кроме желания выполнять Его волю. Я не загадываю наперед.

Что-то не очень верится, что у него нет других желаний, подумала Дана, глядя на мускулистое тело настоятеля. Он должен быть очень сексуальным. И сколько бы для него не сделала жена, такая женщина не в состоянии его удовлетворить. Она совершенно не сексуальная. Словно природа создала ее в отместку за его грехи.

— Я поведал вам свою историю, чтобы вы лучше прониклись во внутренний мир преподобного Зосима, — сказал Отец Илларион. — Мой рассказ непосредственного отношения к вашему сюжету не имеет. Но, я надеюсь, он поможет вам глубже проникнуться в то, что двигало этим человеком, что заставляло его так себя вести. Понимаете, я убежден, что даже если люди находятся внешне в абсолютно разных ситуациях, мотивы их поступков весьма близки.

— Вы правы, ваш рассказ мне поможет, — сказала Дана. На самом же деле она думала о другом, из того, что рассказал отец Илларион следует, что он не любит свою жену, а только благодарен ей за то, что она для него сделала. А это сильно меняет всю ситуацию.

— Тогда я жду от вас эскиза. Если я его одобрю, вы начнете работу. К сожалению, много заплатить за нее не смогу, мы живем на пожертвования прихожан. А здесь у нас народ не богатый.

— Я согласилась не из-за денег. Мне захотелось поработать в церкви. Я еще не делала это ни разу.

— Тогда это благая цель, — произнес священник. — Когда ждать ваш эскиз?

— Я постараюсь сделать, как можно быстрей, — пообещала Дана.

56

Но на следующее утро Дана, сама не понимая до конца почему, стала заниматься не эскизом будущей росписи, а набрасывать по памяти портрет отца Иллариона. Какой-то мощный внутренний импульс заставил ее это делать. Она работала с упоением, священник как на экране стоял перед ее мысленным взором. А потому работа продвигалась довольно быстро и успешно. И к обеду все было готово.

Дана внимательно стала рассматривать свою работу, и осталась ею довольна. Учитывая, что человек на портрете ей не позировал, она писала по памяти, результат получился впечатляющий. Все же она хорошая художница, похвалила себя Дана. Да, может у нее не первостепенный талант, и она скорей всего никогда не станет великой, но дарованием Бог ее не обделил. Она способна на многое. И много еще сделает, если ей повезет.

Но теперь пора приниматься уже за эскиз, решила Дана. Чем быстрей она его сделает, тем раньше увидит отца Иллариона. Зависимость тут самая прямая.

Но заняться эскизом Дане не удалось. Позвонила Марина и сказала, что находится от нее неподалеку и сейчас заявится к ней. Эти слова она произнесла таким безапелляционным тоном, что у Даны не нашлось решимости возразить подруге. Хотя сейчас ей было совсем не до нее.

Марина ходила по мастерской и буквально обследовала ее. Она не пропускала ни одной картины, даже если она находилось в самой начальной стадии работы. Она подошла к портрету священника и стала внимательно его разглядывать.

— Это кто? — поинтересовалась она.

— Отец Илларион, — неохотно ответила Дана.

— И где ты его откапала?

— Он настоятель церкви в одном поселке под Москвой, — лаконично пояснила Дана.

— И как тебя туда занесло?

— Меня попросили сделать в местной церкви небольшую роспись. Основной мастер заболел и не успел закончить.

Марина снова перевела взгляд с Даны на портрет.

— Да, мужчина что надо, — оценила его. — Он тебе позировал?

— Нет, это по памяти.

— Видать сильно он врезался в твою память. Женат?

— Разумеется, им же положено.