Муля, не нервируй… Книга 3 - А. Фонд

я, — вы сейчас не среди коллег по искусству, а среди коллег по разведению экзотических животных. Но только Андрей — крепкий профессионал, которому доверяют даже таких агрессивных копытных, а вы помогаете с малышами. И кто кого в этом случае должен стыдиться?

Муза смутилась и задумалась. А я продолжил:

— Но это ещё не всё, Муза. Я не хотел вас уязвить или показать чью-то неполноценность. То, что вы такие разные — это и плохо, и хорошо. Это именно то, что и надо человеку в этой жизни. Потому что когда всё хорошо, то такая плюшевая жизнь быстро приедается. Ну, а когда плохо — это плохо. Поэтому идеально, когда есть и то, и другое. Согласны?

Муза кивнула.

— Наша жизнь даётся нам один раз. Возможно и больше, но то уже будет другая жизнь, не эта. И вот эту жизнь мы имеем право прожить так, как хочется нам. Если всю жизнь оглядываться на других, то потом, в старости, не будет и что вспомнить…

— Муля, — несмело подытожила мой спич Муза, — то есть, вы хотите сказать, что мне стоит подумать над предложением Андрея? Выйти за него замуж?

— Я бы посоветовал нечто нейтральное, — сказал я, — вы можете пока пожить с ним, присмотреться друг к другу. А уж потом и решите…

— А это разве удобно? — нахмурилась Муза, — Что люди скажут?

— Какие люди, Муза? — удивился я, — назовите мне того, кто имеет право осуждать других? Да и какие люди имеют право влиять на вашу жизнь? Софрон? Так он сам постоянно делает ошибки. А кто ещё?

— Соседи, к примеру… — прошептала Муза.

— Кто? Лиля?

— Ну вот Лиля с Григорием жила и видите, к чему всё привело! — запальчиво воскликнула Муза, — всё потому, что Лиля от искусства, а Григорий, как говорится, от сохи.

— А к чему всё привело? — прищурился я, — в результате Лиля опять вернулась к Григорию. Что-то с таким же человеком от искусства у неё надолго не вышло.

— Так мне стоит попробовать? — зарделась Муза.

— Обязательно, — на полном серьёзе кивнул я и, заметив, что она уже собралась уходить, добавил, — только дам вам один совет, Муза…

— Какой? — чуть напряглась она, и выставила перед собой графин с водой, словно щит.

— Когда вы ответите ему согласием и решите пожить вместе, не соглашайтесь идти к нему жить, на его территорию. Приводите сюда.

— Почему? — удивилась она.

— Потому, что мы тут присмотрим за ним, — ухмыльнулся я, — чтобы он вас не обидел.

— Как с Печкиным? — просияла Муза.

— Как с Печкиным, — подтвердил я.

Утром я только-только встал, умылся-побрился-оделся и теперь размышлял над тем, что сообразить на завтра. Дуся оставила мне кастрюлю с гречкой и котлетами, но греть было лень. Можно попить кофе с бутербродом, но сыр закончился, а с чем-то другим я не хотел. В буфете была пачка печенья, но я воевал за Мулину физическую форму и всячески ограничивал калории.

Моральную дилемму разрешил стук в дверь.

Немало удивляясь, кому я мог понадобиться в такую рань, я пошел открывать дверь.

К моему несказанному удивлению, на пороге стояла… Надежда Петровна.

— Мама? — изумился я.

— Доброе утро, Муля! — лучезарная улыбка озарила её лицо, — а я шла с рынка и думаю, дай зайду. Я просто купила совершенно замечательный творожный кекс и поняла, что ты просто обязан его попробовать с кофе!

При слове «творожный кекс» я встрепенулся. Жизнь заиграла новыми красками.

— Мама, а ты будешь кофе? — спросил я.

— Конечно буду, — Надежда Петровна отодвинула меня и вошла в комнату.

Пока я возился с примусом, она вытащила из корзинки кексы, творог, молоко, ещё что-то в бумажных свёрточках.

— Твой кофе, — я поставил дымящуюся чашку перед ней.

— Садись, надо завтракать быстрее, а то опоздаешь! — воскликнула Надежда Петровна и первая подала пример.

Я с видом послушного сыночка уселся за стол. Пил кофе и размышлял, что же Надежда Петровна эдакого замыслила на этот раз?

Но продолжал молчать. Просто пил кофе и ел вкуснющий, пропитанный чем-то сладким, кекс.

Наконец, Надежда Петровна не выдержала первой. Она отставила чашку из-под кофе и заявила:

— Муля, сегодня удели, пожалуйста, время Валентине!

— Но мама, — ответил я, — у меня сегодня весь день пройдёт на работе, а вечером я должен собираться. Мы же завтра едем с министром и остальными начальниками на природу. И именно мне поручили всё организовать. Я физически не смогу уделить ей время. Давай в другой раз.

— Не беспокойся, Муля, — легкомысленно отмахнулась Надежда Петровна. — Мы с Анной Васильевной уже всё порешали. Валентина придёт к тебе на работу. Вы немножко побеседуете и всё. А то так вы никогда не найдёте время!

— Но…

— Никаких «но»! — категорическим тоном возразила Надежда Петровна, — Думаешь, легко было уговорить Валентину? Просто сделай это.

Я тяжко вздохнул: женщины!

А ведь Надежда Петровна не сдаётся.

У меня был железный принцип: если ты уже куда-то ввязался, значит, нужно идти до конца и выполнять взятые обязательства на сто процентов. Если ты сын — будь добр быть хорошим сыном, чтобы твои родители, особенно мать, не огорчались, глядя на тебя. Если ты женился, будь добр быть хорошим мужем, а потом и отцом, дедом…

У Мули была мать. Так как сейчас Мулей был я, значит, это — моя мать. И хоть она давила и часто хитрила, я не хотел приносить ей огорчений. Нельзя. Если ребёнок, особенно сын, огорчает свою мать, которая выносила его, родила в муках и выкормила, а потом и воспитала, он закрывает себе весь тот родовой источник, из которого он мог бы черпать и черпать. Он него отворачиваются удача и успех. Причём, к сожалению, чаще всего не конкретно от него, а уже от его детей и внуков.

Так мне когда-то объяснил один старенький буддистский монах, ещё во времена моей юности, когда я ходил с рюкзаком в горы. Чтобы проверить, правда ли, что «горы зовут тех, чья душа им по росту».

И вот сейчас Надежда Петровна поставила мне ультиматум. А я решил не возражать ей: Валентина — так Валентина. Да и смысл возражать? Ну, докажу я ей, что Валентина мне не подходит. Так завтра появится какая-нибудь Таня, Нина или, не дай бог, Лариса.

— Хорошо, — покладисто ответил я, а Надежда Петровна, которая уже набрала полную грудь воздуха, чтобы доказывать мне, какая чудесная эта Валентина, резко сдулась. На её лице мелькнуло что-то даже похожее на разочарование.

А вот так! В следующий раз не будешь мне Валентину подсовывать.

На работу я пришел как обычно и как обычно