Фледлунд - Соня Фрейм

состояние только как чудовищный передоз. Мы уже наблюдали амнезию при переизбытке. И раз тот человек сказал вам про обвал в земле, руку даю на отсечение, вы провалились в пустоты и в течение нескольких часов дышали испарениями Морфея. Это и стерло вашу личность, но не навсегда. И это хорошие новости.

Эрик уставился в стену, кусая заусеницу, и уже не встревал. Будто выполнил свою роль. Рассказ Рудяка стал последним куском мозаики в дурацкой истории беспамятного наемника.

– Так это наркотик или лекарство? Я не могу понять, – отрывисто спросил он.

– Настоящую химию не волнует этическая демаркация между этими двумя вещами, – поморщился доктор, наконец перестав дышать Кирану в лицо. – Важна только наука.

Рудяк и не походил на человека, стесненного моралью. Он прошел к своему столу и буднично затарабанил по клавиатуре. Но Кирану такого ответа было недостаточно.

– Почему вы ничего не сделаете с этой землей? И с «Плутоном»? Вся окрестность, считайте, отравлена этим дерьмом.

– Вопрос к папе, – вставил Эрик. – Я это вообще не одобряю, но от моего слова ничего не изменится.

– Мы не можем привлекать внимание инстанций. «ФЕМА» урегулирует этот вопрос самостоятельно, дайте время. Однако надо нанять больше охраны, чтобы «Плутон» больше не рыл вокруг фабрики, – качнул плешивой головой Рудяк. – Проблема в том, что неизвестно, как далеко это все разошлось по пустотам и грунтовым водам, и, судя по последнему обвалу, дошло даже до датской границы. Но здесь, в лабораториях, мы обязаны продолжать. Морфей революционен… Скажу даже больше, хотя вам это, Киран, не понравится… раз он на вас так подействовал, вам было что лечить.

– Что это значит? – Киран уже не мог сидеть на крохотном стуле и начал нервно курсировать по кабинету. – Вы разве не отравили меня этим веществом?

Доктор тяжело вздохнул и положил подбородок на сложенные в замок руки. Эрик смотрел на него исподлобья, выжидая, что тот скажет. Стало понятно, что он действительно ничего не решает и у Рудяка явно больше полномочий в «ФЕМА», чем у непосредственного наследника.

– Что же, надо сделать еще один экскурс. В природу Морфея. Не уверен, что я хотел бы посвящать вас в такие детали, даже если Эрик будет настаивать, но скажу честно, вы мне интересны, Киран. Я хотел бы вас исследовать. Могу даже выдать контракт и назначить сумму.

– Соглашайся, – сказал Эрик. – Они тебе больше твоего долга отвалят. Хоть что-то с них поимей.

Кажется, подачки от этого семейства были неизбежны.

* * *

Душа не бывает без изъянов. Одни приходят в этот мир вместе с человеком, другие появляются на ней со временем. Душа портится так же, как и все на свете. Как уникальны все люди, так и неповторимы их изъяны.

Но самое главное – душа существует. И Морфей был тому доказательством. Для его синтезирования требовалась специальная технология, которую не каждая химическая компания могла себе позволить. Ноу-хау пока было исключительно у «ФЕМА», хотя Рудяк скорбно заметил, что если препарат выйдет на массовые рынки, в конечном итоге найдутся способы сделать его доступным.

Несмотря на секретность, окружавшую проект, слухи о нем уже поползли по Германии и Дании, и барыги по необычным «колесам» начали стекаться во Фледлунд. Их не останавливало, что они имеют дело не с чистым Морфеем, а его отходами, смешанными с другими отработанными материалами. Но даже эти грязные выжимки творили чудеса, что уж говорить про сам препарат, который прятали за семью печатями.

Изначально «ФЕМА» планировала создать на основе Морфея новое поколение антидепрессантов. Но во время исследования прояснилась его темная сторона. У некоторых групп тестируемых он вызывал жесткую и опасную зависимость. Выявить причины пока не получалось, и они муссировали гипотезу о генетике, но подтверждений пока не было. Дальнейшие наблюдения показали, что механизм действия препарата перестраивался в зависимости от разновидности психического расстройства. Морфей оказал фантастический эффект на некоторые виды психопатии и социопатии. Этого от него не ждал никто. По словам Рудяка, он развивал в больных настоящую эмпатию, которой они были лишены, и сильно снижал агрессию. Но и здесь реакции на препарат разнились от испытуемого к испытуемому. Часто встречалась частичная потеря памяти, словно это была плата за излечение от невротических симптомов. У кого-то начиналась неудержимая рвота, доводившая до обезвоживания. Пару раз пациенты погибали, так как без Морфея теряли контроль над собой. При увеличении дозы у некоторых возникал пока необъяснимый феномен расширенного сознания. Пациенты начинали спонтанно читать мысли других и все твердили про постижение некой мистической сути вещей.

Команда Рудяка чуть ли не рвала на себе волосы, это уже было за гранью логики и их знаний. Не будь они учеными, то сказали бы, что препарат выбирает, кого спасти, а кого убить.

– Мы непреднамеренно создали разумное лекарство, – гипнотически вещал Рудяк, впившись в Кирана поблескивающими триумфом глазами. – Нам еще не ясен принцип его действия, и нужно больше времени, чтобы понять его пути, но одно неоспоримо: Морфей знает, что с тобой не так. Он сам находит трещины, заполняет их, и люди становятся целыми. Но если реакция с чем-то в человеке идет отрицательная, Морфей фактически настраивает организм на самоуничтожение. Двое больных с идентичными историями болезней и физическими данными могут пережить Морфей по-разному. Единственное, чем я пока могу это объяснить, – некоторым фактором X. В нашей головушке есть еще что-то, и оно или уникально повреждено, или уникально цело. И Морфей работает именно с этим. Иными словами, он – доказательство души, но не в мистическом понимании. Душа – это высшая ипостась нервной системы, синтез всех рецепторов в человеке. Раскрыв тайну действия Морфея, мы найдем научное обоснование ее существования.

Имелась еще одна особенность: препарат действовал только во сне, используя его фазы для конвертации больного в здорового. Рудяк видел здесь прямую взаимосвязь с фактором X. Сон был и оставался одной из самых больших загадок человека. Никакие анализы и наблюдения не могли проникнуть за эту завесу, а Морфей любил делать свою работу в темноте, когда все глаза закрывались.

– Поэтому осуждайте меня и компанию сколько влезет, но мы на пороге открытия. Считайте, что в этих стенах идет битва между мной и богом сна. Я пытаюсь его разгадать, он сопротивляется. Нам нужно понять не только механизм, но и как держать его в узде. Ибо любое лекарство в больших дозах – яд. Ну, и к сведению, Морфей противопоказан при болезнях, поражающих кору головного мозга. Например, Альцгеймер. Такого пациента он буквально сожжет, – развел руками доктор, завершив свою бурную тираду.

Киран стоял у подоконника,