Трусливая Я и решительный Боха - Елена Саринова

когда-то давно дядя в нетрезвом виде рассказывал. Он ездил сюда. Правда раз всего, но очень впечатлился.

Чень кудлатый! Салюты всем богам, туманные полторы верши закончились. Мы выехали на открытое, но, как и прежде сумрачное место. С правой стороны все так же угнетающе нависала одна из трех Сестер. Слева, на пологом склоне еще пожухлого холма, проглядывалось нагромождение каменных домиков с плоскими крышами и одинокими темными оконцами. Некоторые из них изгоями торчали на отшибе, другие соединялись меж собой крутыми лестницами. Кое-где рыжими пятнами мха среди сухостоя выделялись каменные глыбы низких заборов. Вот если заранее не знать, что это, возможно было бы подумать, что деревня. Довольно хаотичная и тихо неживая. Хотя… Она такой и есть.

Хонза, окончательно исчерпав себя в ораторстве, не произнес ни слова больше. Однако, по примеру его вороного, наши кони неожиданно прибавили скорость. А, обогнув Лебулту по подножию холма, и вовсе перешли на рысь. Так продолжалось минут пятнадцать. Не знаю, оглядывался ли кто-нибудь из отряда, скачущий за мной, но я ни разу. И, не потому что так боялась… Да кому я вру?.. Но, и забыть хотелось тоже. Возможность подобная предоставилась с лихвой.

Еще минут через пятнадцать мы вместе с дорогой вильнули влево за остров из гигантских валунов и мир, вдруг, изменился. Открывшаяся перспектива поразила своими поднебесными просторами, изгибами бегущей меж камней реки и солнцем. Солнца здесь было столько, что снег растаял и ушел под землю, на скорый рост вдохновив зеленую траву. Она уже повсеместно радовала взгляд. И если приглядеться еще усердней, расцвечивалась меленькими желтыми и белыми цветами. Вот именно поэтому Миндагли я сразу не увидела. Большое вытянутое поселение в низине между гор с огородами и садами по краям. Еще скучновато голыми, но в них уже повсеместно копошились люди. Из труб в аккуратных белых домах, опоясанных балконами, дружно шел дым. На изгибе реки, пощипывая свежую траву, паслись стреноженные кони. А в нашу сторону по тесной главной улице шла пёстрая делегация встречающих.

- Откуда? – непроизвольно вырвалось из меня, подразумевая вопросительную готовность местных к встрече.

Павлина, едущая передо мной, по-девичьи восторженно выдохнула. А я получила дружественный тычок в бок от Бозены:

- Гляди, - кивнула содружница, и сама сощурилась на солнце, задрав уже изрядно взлохмаченную белокурую голову к горе. Там, на мизерной площадке с самого края свечой торчала деревянная дозорная башня. – Система оповещений, - хмыкнула Бозена. – Здесь жить непросто. Мэлиз не особо дает. Но, Табазин-двир – достойный командир.

«Достойный командир»… Когда я впервые увидела Табазина-двира во главе встречающих наш отряд, весьма ощутимо напряглась. Да потому, что, не смотря на невысокий рост мужчины и вполне преклонный возраст его, взгляд и осанка выражали мощь стойкого характера. Табазин-двир отработанным движением снизу вверх скользнул узловатыми своими пальцами по полам распахнутой короткой куртки, лихо одернул их и… улыбнулся. По-доброму и искренне. Вначале Хонзе, не менее лихо соскочившему с коня, а потом он глазами отыскал меня. И взгляд озгитского кнеза к удивлению моему, ничуть не изменился. Но, еще через миг я позабыла про него, потому что к нам навстречу выступила красивая седая женщина в наспех завязанном на голове и плечах платке. Наш воевода, завидев ее, вдруг, рухнул прямо в пыль дорожную коленями:

- Бабуля, - склонил он голову.

А та ничуть не растерялась, приняв сей поступок за должное. В моей же голове, выпихивая друг друга, мысли понеслись: у озгитов чрезвычайно уважительное отношение к женщинам. Основано оно на преклонении богине Маике. Отсюда и подобный ритуал. И если Хонза, обремененный службой, не имеет права ритуально выражать кому-то более низкое почтение, чем Государю, припадая ниц, то бабушке своей вполне. Ведь эта женщина по статусу у озгитов приравнивается к главной жрице культа обожаемой богини.

Суета, устроенная нашим приездом, закончилась лишь в ранних горных сумерках. Я уж забыла, как на юге земном стремительно садилось солнце, будто в природе просто выключили свет. А здесь это ощущение, вдруг, повторилось. И сразу женщины, помогающие Изме-двиратэ по столу, шурша черными юбками вдоль белых, белёных стен, зажгли светильники по нишам. И свет этот раскрасил в новых красках комнату с обильно накрытым праздничным столом. Ох уж этот стол! Я столько блюд красивых и вкусных в одном пространстве в этом мире не встречала. Жаль с поваром не удалось увидеться. Но, не до него пока… И как же мне хорошо. Сбоку о чем-то оживленно жестикулируя, беседуют кнез с Хонзой и Игнасом. А я при встрече и не заметила глубокий шрам, перечеркивающий его правый глаз. Павлина что-то в своей тетрадке, прикусив губу, рисует. Бозена… нет еще не спит. Раздувает ноздри над кружкой с ароматным местным чаем. А мы совсем недавно разговаривали с Измой-двиратэ. О чем? Наверное, о хорошем. А правда, о чем же? Я через стол взглянула на нее, поймав ответный, странно внимательный с прищуром взгляд. И через мгновение лицо немолодой смуглянки, вдруг, начало меняться. Подернулось словно туманом, и через миг прояснения на меня уже смотрела женщина иная. Гораздо моложе и лицом круглей. Мир вокруг нас размазал звуки и черты. Поэтому, услышанные далее слова я поняла прекрасно:

- Ну надо же. Значит на самом деле подарил, - скосила она взгляд с лица моего вниз на нагрудный внутренний карман. Именно в нем под платьем я несколько дней носила второй камень от Груна. И именно туда сейчас глядела и она. Глядела и видно раздумывала. – Ну, хорошо… Раз так, - женщина хмыкнула. – Держи и мой подарок. Уверена, он пригодится тебе.

Я охнула, почувствовав прохладу в области груди и как потяжелел пришитый Бранкой маленький карман. И вместе с этим звуком мир опять вернулся.

- Вы что-то хотели спросить у меня, Дарственная госпожа?

- Я-я? – произнесла растерянно.

Изма-двиратэ непонимающе и явно встревоженно в ответ мне улыбнулась…

_______________________________________________Сноски:

[1] «Табазин» – мужское имя. «Двир» – в переводе с озгитского, означает «мудрейший». Данное сдвоенное обращение употребляется к кнезу озгитов, главе их народной общности. К жене кнеза обращаются с приставкой «двиратэ».

[2] Три горы (Старшая, Средняя и Младшая сестры), в основании которых и раскинута Сестринская долина с бурной рекой, небольшим озером и уже известной достопримечательностью, каменной статуей верховной богини Маики.

ГЛАВА 19

Мы пробыли в Миндагли