Фейрум - Дарья Райнер

оказалась ничем не примечательной. Из-за нее не доносилось жутких звуков, которые напугали Липу в прошлый раз: ни ворчания, ни утробного рыка. Идиллия.

– Нам сюда?

Игошка неопределенно качнул головой.

– Оттуда только выходят. Выплевываются, – уточнил он. – Мы через сквозную пойдем.

Не мешкая, он потянул на себя другую дверь.

Акто первым ворвался в сокровищницу – иначе не назвать. Джек упоминал о транзитных помещениях, где копились вещи из разных эпох, но тут… Словно коллекции разных музеев собрали в одном месте. Ценности были свалены, брошены, забыты как ничего не значащая рухлядь. Мраморная пыль покрывала пол, на покосившемся подоконнике стояли бюсты, рядом лежали скатанные в рулоны полотна и бесконечное число томов в старинных переплетах, раскрытых страницами внутрь, а на широком столе из темного дерева высилась пирамида из монет.

Рукотворный хаос.

Одно время Липа была увлечена фотографиями частных коллекций: собирала распечатки и вырезки из журналов – хобби, которое она переняла от матери. Подобные собрания диковинок называли кабинетами редкостей: традиция уходила корнями в эпоху барокко. Врачи, аптекари, ученые-натуралисты и просто богатые аристократы, питавшие страсть к необычным вещам, создавали музеи в собственных домах. И чего в них только не было!

Под стеклом хранились старинные манускрипты и тропические бабочки размером с ладонь, пронзенные булавками. На полках лежали морские раковины, куклы со всех концов света, ритуальные маски, бутыли с порошками и эликсирами, статуэтки племенных богинь, резные шкатулки из дерева и кости – и сами кости. Черепа всех форм и размеров: птичьи, бараньи, человеческие. Все вместе составляло сложную картину, словно калейдоскоп, в котором каждая деталь находила свое место, – пугающее и вместе с тем завораживающее полотно.

Липа могла часами разглядывать снимки. Ее интересовали экспонаты, но еще больше – их владельцы. Люди представляли собой настоящую загадку, а коллекции служили ключом, пропуском в сокровенное место. Вещи, так или иначе, отражали человека: его мечты, стремления и даже страхи, от которых одни пытались убежать, а другие лелеяли, находя осколки кошмаров в старинных зеркалах. Пыль и позолота. Частицы других миров на подушечках пальцев. Липа еще пару дней назад не поверила бы, что прикоснется к сокровищам вживую. Чего не отнять у таких комнат, так это способности завораживать зрителя.

Она шагнула ближе к столу. Монеты были те самые: одна из них освободила Койота. Или он просто разыграл перед ней спектакль: вряд ли что-то могло всерьез удержать бога-трикстера. Очередным посланием служила третья карта: дама червей, недвусмысленно напоминающая в профиль саму Филиппину.

Что ж… Она хмыкнула, опустив напоминание в карман к валету и девятке.

«С кого начнешь?»

Он словно смеялся, заставляя ее выбирать. Все на свете служило ему забавой: иногда безобидной, но чаще – жестокой.

Она решила взять с собой несколько монет. Вдруг пригодятся. Если Койот как-то связан с этим индейским – майянским? – кладом, осторожность не помешает.

Липа обошла старинные напольные часы с огромным циферблатом. Тяжелый маятник качался, слегка поскрипывая, но стрелки стояли на месте. На стене висели скрещенные рапиры, чуть дальше – богато расшитый восточный ковер. При желании в комнате можно было провести много часов, разглядывая диковинки и находя все новые мелочи в комодах, ящиках и под грубой холщовой тканью, укрывавшей экспонаты в дальнем углу.

Там стоял астрариум: планетарные диски, колеса, шестерни. Вершина небесной механики. Среди деталей внимание привлекла одна вещица – явно из другой эпохи.

– Что это? – Липа подняла гладкий продолговатый предмет размером с шариковую ручку. Цельный металлический корпус, лампочка в навершии. – Какой-то фонарик?

– Звуковая отвертка. На кнопку лучше не нажимай – можно оглохнуть.

Сама не зная зачем, Липа сунула находку в карман.

– Остальное хлам, – заключил Игошка. – Наши иногда находят что-то полезное, а неполезное остается тут.

Он задумчиво почесал кончик носа.

– Ну или оседает у Баб-Ули. Ты сама видела.

Вспомнив заставленный – и завешенный – вещами коридор, Липа кивнула. Ульяна Демидовна знала толк в антиквариате.

Взгляд Липы упал на африканскую маску, довольно жуткую, но Игошка не выказал к ней никакого интереса.

– Знаешь, кто это?

Он пожал плечами.

– Не моего племени.

– А откуда ты?

Ей было и впрямь любопытно. Нечасто вот так встретишь жителя другого континента – загадочной Африки, которая с детства казалась чем-то недостижимым и почти сказочным, с людоедами, крокодилами и обезьянами в джунглях. Упрощенная схема – одна из тех, которыми люди заполняли слоты в голове и упорядочивали понятия, опуская их до своего уровня. В передних «ящичках» – то, что может пригодиться в повседневной жизни. Туда приходилось заглядывать часто. Зато на дальних полках и в шкафах, куда не доходили лучи света, прятались такие вот знания. Про Африку и законы Ньютона.

Прежде Липа не подумала бы так. Она даже мыслить начала, как Игнас. Умными аналогиями.

– С Черного Берега. Я не знаю, как твой народ зовет мою землю. Я вырос на берегу озера и видел оттуда Гору, которая сверкает.

– Сверкает? Это как?

– Она высокая. Самая высокая из всех. Снег на вершине не тает. Горит на солнце. Как корона в алмазах. – Мэйтата Абидеми улыбался, гордый и восторженный.

– А твоя семья?

– Племя. Я плохо помню. – Он насупился. – Долго здесь. Не знаю, как попал. Был обряд, праздник, отец вернулся с охоты… А дальше – мор у соседей. Вода в озере черная. Страшно. Думал, что спасся.

– Ты пытался вернуться?

Липа интуитивно потянулась к мальчишке, погладила спутанные кудри. Он осторожно обнял ее. Все еще ребенок – мудрый, но не повзрослевший, запертый в маленьком теле.

– Зачем? Там ничего нет.

«Как в Ричмонде, – закончила Липа про себя, – и в десятках других миров, судя по заштрихованным клеткам на схеме». У каждого из беженцев, которых приютил Дом, был свой Ричмонд. Пепел и тлен, ничего живого. Никакой надежды.

Ее приходилось искать в других местах.

– Ты готова? – Мальчик поднял голову и заглянул Липе в глаза.

– Пойти за Джеком? Да.

Сомнений не осталось. Быть может, другая на ее месте не рискнула бы искушать судьбу. Да что там! Прежняя Филиппина не выдержала бы взгляда пустых глазниц. Не сумела бы перешагнуть через себя и обнять того, кто выглядел живым мертвецом. Не всегда внешняя оболочка важна, если под ней… что?

Об этом она не задумывалась дольше чем на секунду. Всегда находились дела поважнее: они бежали – куда-то или от кого-то, – летели сквозь Прослойку и решали проблемы с бандами Слэк-Сити. Ей некогда было перевести дыхание, чтобы понять, что на самом деле скрывалось за намеками Джека. Привязанность? Странная симпатия, взявшаяся из неведомого ей прошлого? Или нечто большее, чему она не могла подобрать верного слова?

Его отношение смущало. Поначалу вызывало неприятие, потом пробуждало интерес. Сочувствие, разделенная боль, радость и восторг – чем больше нитей связывало ее с Джексоном Хиггинсом, тем сильнее крепла уверенность в следующем шаге. Липа была благодарна ему. И все же Джек ошибся, когда