Заблудившиеся - Андрей Борисович Троицкий

Вячеслав Дмитриевич показал жене широкие ладони в россыпи мозолей, похлопал себя по широким сильным предплечьям: «Вот это я им и предложу. Одним таксистом в Нью-Йорке больше, одним меньше, какая разница. Я столько лет за баранкой, первоклассный механик. В крайнем случае, пойду мыть посуду или таскать мешки». Он намотал на ладони попавшийся на глаза кусок двухжильного провода и разорвал его пополам, как гнилую нитку.

«Я предложу им свои руки, — говорил Вячеслав Дмитриевич. — В ближайшие годы в дряхлого пердуна еще не превращусь, а там дети на ноги встанут». А жена смотрела на десятилетнего Дениса и уже не знала, что возразить. Младший ребенок, любимец семьи, отставал в развитии, врачи говорили, такое с поздними детьми часто бывает. Десятилетнему Денису на вид давали лет семь, он еще не умел читать. Мальчик начал поздно разговаривать, а нормальные волосы сменили на его голове легкий, почти невидимый пушок только к четырем годам.

Вячеслав Дмитриевич обзавелся приглашениями на себя и старших совершеннолетних детей, чтобы избежать осложнений с разрешением на въезд в США, скользких вопросов в американском посольстве, оформил развод с женой, после которого она поменяла фамилию на девичью. Но, несмотря на все хитрости, в разрешении на въезд в страну Алевтине Романовне в посольстве почему-то отказали.

Вячеслав Дмитриевич мечтал приземлиться в аэропорту имени Кеннеди всей семьей, в одном самолете, но теперь приходилось менять планы на ходу. Или оставлять Алевтину Романовну с Денисом здесь, а самому со старшими лететь, или выждать некоторое время, возможно, во второй раз жене в визе не откажут. После долгих раздумий бессонными ночами они решили, что он со старшими детьми полетит вперед и устроится, а там станет ждать жену. Алевтине Романовне предстояло продать квартиру и остатки мебели.

Шесть соток под Сергиевым Посадом и щитовой домик в две комнаты уже нашли покупателя. Алевтина Романовна плакала и просила не продавать квартиру, говорила, может, дети не приживутся на чужой земле, запросятся обратно. «Пойми ты, я ведь все делаю ради детей, только для них. Неужели мне самому хочется ехать подыхать черт знает куда? Не сто лет жить осталось. Все ради них. Мы с тобой не жили по-человечески, пусть они поживут. Они молодые, у них там хорошая жизнь будет», — Вячеслав Дмитриевич загибал пальцы, перечисляя все новые аргументы в пользу отъезда, пальцев не хватало, аргументы казались бесспорными, но жену почему-то не убеждали.

«Квартира — это их обратный билет, — твердила жена, смирившись, что самой суждено лечь в чужой земле. — Если мы продадим квартиру, им некуда будет вернуться». — «Если мы не продадим квартиру, нечем будет платить за твои лекарства». Споры с женой доводили его до исступления.

В виски вступала тупая боль, сердце выскакивало из груди. «Ты кондовая славянка, кондовая тупая славянка» — орал он и видел, как жена съеживается от его слов, как от ударов. Он просил прощения, но спустя время снова затевал разговор о продаже квартиры. «Нашим детям не нужен обратный билет, пусть знают, что этого билета у них нет. Так им будет легче жить», — говорил он, начиная новый разговор, заканчивавшийся ничем.

Жена обижалась, возражала, потом подолгу отмалчивалась, но оставалась непреклонна в своем решении не продавать квартиру. Видя бесплодность своих усилий, Вячеслав Дмитриевич уступил, он больше не мог смотреть, как жена хватается за сердце и глотает воздух широко раскрытым ртом. Он сдался. «Просто теперь там придется работать вдвое больше», — сказал он. Он был готов работать столько, сколько потребуется.

До конца года оставалось несколько месяцев, а там заканчивался срок действия виз, но Вячеслав Дмитриевич все оттягивал отъезд, тянул резину, неизвестно чего выжидая. Нерешительность проявилась в тот момент, когда нужно действовать. Весной за его такси, выкупленное у парка по остаточной стоимости, давали хорошую цену, но Вячеслав Дмитриевич чего-то выжидал, может, позднее можно будет взять больше. В середине лета на Ленинградском шоссе его такси стукнула сзади «Тойота», в общем-то, пустяковый ремонт для хорошего мастера. Но рядовое происшествие почему-то подействовало так сильно, так вывело из себя, что он выволок из «Тойоты» сидевшего за рулем парня и под вопли молодой пассажирки, выскочившей из машины с выпученными глазами, видно, жены, отделал водителя своими огромными кулаками до полусмерти.

Потом вытащил из кармана избитого парня бумажник, прикинул сумму ущерба и, не торопясь, на глазах собравшихся прохожих отсчитал деньги. Он бросил бумажник на капот «Тойоты», чувствуя молчаливое одобрение собравшихся зевак, сел за руль такси и уехал. Успокоившись в пути, он очень удивился этому взрыву ярости.

Приступы раздражения стали случаться с ним то и дело без уважительной причины, и Вячеслав Дмитриевич, не признававший лекарств, по настоянию жены начал принимать успокоительное. Его мучили головные боли. Алевтина Романовна объясняла плохое самочувствие мужа сильным переутомлением. «Тебе нужно меньше работать, ты очень устаешь. Выспись хотя бы две ночи подряд», — говорила она и глядела жалобно в его потемневшее лицо. Под этим взглядом кровь начинала стучать в висках Вячеслава Дмитриевича, сами собой сжимались кулаки и раздражение подступало к горлу как тошнота. «Что я буду там с ней делать, с ней, такой больной?» — спрашивал он.

Вячеслав Дмитриевич купил билеты на первое декабря. Решительный шаг сделан, и ему сразу стало легче. Раздражение проходило, он иногда разговаривал с женой спокойно. К счастью, самочувствие Алевтины Романовны улучшилось, она плакала реже, не слонялась тенью по опустевшей квартире, не смотрела в экран телевизора пустыми глазами. Она помогала убираться на платной стоянке автомашин, где работал старший сын Герман, сновала по магазинам, вдруг стала следить за своей внешностью и даже похорошела.

«Мужик у нее, что ли, завелся? — спрашивал себя Вячеслав Дмитриевич с радостной надеждой, довольный тем, что у жены появился вкус к жизни, — хоть бы действительно мужик завелся». Он радовался, что замкнутость жены исчезла, она стала словоохотлива. Как и все обиженные жизнью люди, Алевтина Романовна много рассуждала о социальной справедливости.

Теперь, когда все главные вопросы с отъездом оказались решены, эти монологи жены больше не вызывали в Вячеславе Дмитриевиче скрытого протеста, переходящего во взрывное раздражение. Хороший покупатель на такси нашелся, но, перед тем как ударить по рукам и выложить деньги, он настаивал на ремонте машины за счет продавца. Теперь, выполняя уговор, Вячеслав Дмитриевич целыми днями копался в гараже, там же, в гараже, брался за выгодную халтуру. Занятый своими делами, он не заглядывал к старшему брату уже давно и не предупредил о сегодняшнем визите.

* * *

Сейчас, прикончив в три глотка чашку кофе, он посидел