Созидатель - Игнат Валунов

будет хватать на это сил. Почему ты этого не делаешь? Предпочитаешь исходить тщеславием от своей работы и того, что очень много всякого знаешь? У тебя есть любовница? Как я тебе по сравнению с ней? Или тебе нужно больше увидеть, чтобы сравнить? М?

А.: Ты же понимаешь, что у меня нет любовницы. Я знал людей, которые мерили свою жизнь от и до встречи с любовницей. Я ничем не мерю свою жизнь. Важно лишь знать, что надо делать именно сейчас.

Д.: Мерить жизнь от одного известного события до другого известного события действительно глупо. Жить только текущим мгновением – тоже глупо. Нужно провоцировать возникновение в твоей жизни непредсказуемых событий, и жить – но только часть времени – фантазиями о том, какими они будут, а потом отдаваться им и смаковать их после в своей памяти, хвалиться перед друзьями и недоброжелателями. Но тебе, я смотрю, не нужна никакая непредсказуемость. Знать о ней ничего не хочешь, потому что нуждаешься в опоре для творчества. Ты не хочешь видеть, что происходит в остальном мире. Может, там изменилось все, а ты по-прежнему мыслишь так, словно жизнь там абсолютно такая же.

А.: Только когда вид из моего окна полностью сменится, я поверю, что жизнь там по-настоящему изменилась. А на непредсказуемости я порой натыкаюсь и во время своих рассуждений. Полно таких вопросов, раскручивание которых приводит к самым поразительным выводам. Что самое интересное, мне даже ничего не нужно записывать. Идеи, если они действительно оказываются значимыми, глубоко врезаются в мозг, и мне потом ничего не стоит согласовать их с новыми идеями, которые впоследствии удается сгенерировать. И если я запускаю в уме длинную цепочку логических рассуждений, мне так же нетрудно бывает призвать в нужный момент что‑то из сделанных ранее выводов, чтобы эти рассуждения качественно подкрепить тем, что я уже успел узнать.

Д.: Скучно становится с тобой. Действительно черствый зануда. Слушай-ка, следующий час я могу сделать самым ярким часом всей твоей идиотской жизни – если ты дееспособен как мужчина. Я не вижу смысла вести с тобой дальше разговор, если ты откажешься.

А.: Ты называешь меня занудой, а я вот воздержался вешать на тебя ярлыки. Что все‑таки тебя больше во мне раздражает? То, о чем я рассказываю, или моя малоэмоциональность?

Д.: Скорее малоэмоциональность. Если бы ты все то же самое говорил в виде какой‑нибудь пламенной речи, я скорее повелась бы.

А.: Давай для понимания я расскажу тебе, почему малоэмоциональные люди вызывают у окружающих настороженность, а то и неприязнь.

Д.: Тоска, тоска… Ладно, рассказывай. Потом хоть посмеюсь со своими любовниками.

А.: Малоэмоциональные люди не столь симпатичны окружающим. Это объясняется тем, что они исключают из ряда способов взаимодействия с другими людьми очень важную составляющую – все равно, как если бы кто‑то исключил из своей речи какой‑нибудь из ее самых информативных элементов, например обстоятельства места. Если человек вместо того, чтобы сказать я пойду в магазин одежды, чтобы лучше выглядеть по приходе в театр, скажет я пойду, чтобы лучше выглядеть, он явно вызовет недопонимание с раздражением. То же самое относится к недостатку проявления человеком эмоций, так как эмоции – очень важный компонент в выстраивании взаимопонимания между людьми. Человек радуется или негодует в зависимости от складывающейся ситуации, и те, кто это видит, ведут себя с ним впредь уже больше с учетом особенностей его темперамента. Но если человек не проявляет эмоций, окружающие всегда будут опасаться его непредсказуемости, будут налаживать с ним отношения лишь при наличии значительного резона. Очевидно, для человека как социального существа природой обозначена важность умения сближаться с окружающими. В нас заложено расценивать наличие этого умения как качество, а отсутствие его – как недостаток. Мы придумали наименования для каждого типа людей, чтобы, рассказывая о каком‑то новом человеке, было проще донести идеи об этих малоизвестных людях. И чтобы доходчиво давать понять людям, на которых мы вешаем ярлыки, что о них думаем.

Для обозначения малоэмоциональных людей мы зачастую используем эпитет черствый. Кому‑то это обидно. Почему? Обида – разновидность боли, а каждый человек, испытавший боль, впредь стремится не допустить повторения условий, из-за которых он испытал боль. Вот и обиженный будет стремиться не давать повода обижать себя впредь. Не исключено, что начнет преодолевать свою черствость, и тогда людям станет проще находить с ним общий язык. Хотя жизнь многовариантна, и бывают случаи, что человек, названный черствым, может, наоборот, начать отдаляться от людей, так его называющих, тяготеть к затворничеству – в зависимости от того, какую стратегию поведения окажется проще поддерживать механизмам его психики. Как видишь, наша склонность вешать друг на друга ярлыки есть часть способов социализации. Вот только скажи: мы цивилизованные люди, к чему это изучение друг друга посредством наблюдения за тем, какие эмоции мы проявляем? Почему мы не можем просто обмениваться информацией?

Д.: Просто обмен информацией – слишком мало, чтобы начать доверять людям. Поди успевай проверять эту информацию… На эмоциональном уровне доверие выстроить намного проще. Конечно, тоже можно стать жертвой разных притворств, но часто бывает легче вычислить притвору по его манере вести себя, чем перепроверять информацию.

А.: Ты правильно сделала, что вспомнила про доверие. По сути, все оценки, которые мы выносим друг другу, сводятся к тому, можно или нет доверять человеку, которого мы характеризуем. В языке много слов, указывающих на глупость: дурак, идиот – и так далее. Называя так кого‑то, мы указываем, что этим людям вряд ли можно доверять, потому что они по глупости своей легко могут подвести нас. Есть слова, обозначающие подлую сущность: мразь, негодяй. С этими все понятно – так мы характеризуем людей, способных в любой момент пойти на предательство. Те же зануды и черствые люди – их воспринимают как людей, не вполне достойных доверия, они своей малоэмоциональностью как будто нарочито не раскрывают истинные свойства своей личности. А всякий человек отнесет к числу подозрительных любого, кто для чего‑то скрывает свойства своей личности. И все‑таки ярлыки, которые мы навешиваем малоэмоциональным людям, не столь уничижительны как ярлыки, которые навешиваем глупым или подлым. Потому что оценка в отношении глупых и подлых людей всегда будет более однозначной. А зануды и черствые люди еще имеют шансы показать себя с лучшей стороны. Но заметь, в нашем языке нет слов, которые однозначно указывают на людей, заслуживающих абсолютного доверия. Словосочетание надежный человек несет скорее информативный характер, но не эмоциональный, какой несут слова мразь или дурак. Похвала, выраженная словами красавчик или молодец, укажет