Хладнокровный ублюдок, яростно рвущий аристократов - Геннадий Борчанинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я чувствовал жуткую усталость после такого чемпионского заплыва, но быстро взял себя в руки. Некогда расклеиваться.
Спустя несколько минут Андрей всё же очнулся. Я даже представить не мог, насколько ему сейчас хреново. Мог только посочувствовать. Подняться самостоятельно он не сумел, придётся снова его тащить, так что я поднатужился и снова взвалил его на себя. Сам погибай, а товарища выручай.
Подниматься по крутому скользкому берегу оказалось непросто. Я даже решил сначала помочь себе магией, но понял, что потрачу тогда последние резервы, и поднялся так. Вместо левого берега мы выплыли к правому, он был ближе, и это значило, что нам ещё как-то надо выбираться домой, на Мыс. Сейчас мы оказались на Лесобазе.
Начинало вечереть. Солнце садилось, понемногу холодало, мы, промокшие до нитки, брели по чужому району, куда уже подтягивалась местная шпана, с которой мысовские не дружили. Слава богу, это не Петроград, и мосты здесь не разводят, так что добраться домой мы всё-таки сумеем. Если дойдём до моста. Вызвать такси я не мог, телефон мой просто не пережил купания, в автобус нас в таком виде не пустят. Придётся прорываться пешком. Вот только хищные взгляды местных ребят ясно давали мне понять, что просто так уйти не получится.
Глава 17
Лесобаза. Печально известная. Самый криминальный район города, населённый уголовниками, маргиналами и пролетариями всех сортов. И мы, забравшиеся сюда совсем с другого берега, чужаки, пришельцы. Потенциальные жертвы.
Тут и дома отличались от того же Мыса, ветхие бараки с осыпающейся штукатуркой не ремонтировались, наверное, с момента постройки. Фонарей на улицах почти не было, а если фонарные столбы и стояли, заклеенные объявлениями с рекламой, то лампочки в них были выкручены или выбиты. Стены, исписанные граффити, навевали ощущение, что мы попали в настоящее гетто.
Я чувствовал жгучие пристальные взгляды, бросаемые на нас из подворотен и с детских площадок, но продолжал идти, помогая при этом Андрею. Он немного оклемался, но быстро шагать ещё не мог. Даже такой, неторопливый шаг требовал от него колоссальных усилий, он держался на одних только морально-волевых.
Мы шли окраиной, вдоль реки, но от внимания местных жителей всё равно не скрылись. К нам наперерез выскочил один из таких товарищей, больше похожий на морлока, а не на человека.
— Стоять! Откуда? — грозно окликнул он нас с Андрюхой.
Следом за ним подтягивались ещё шестеро.
Я посмотрел на него устало, вздохнул. Пацаны явно настроились на драку, повеселиться, показать молодецкую удаль, и что бы я не говорил, слушать меня не станут. Андрюха же предоставил разговор мне, как старшему.
— Из реки, — равнодушно бросил я.
— Чё, купальный сезон открыли? — гоготнул один из лесобазовских.
Они обступили нас кругом, преграждая путь, разглядывали, как диковинных зверей. Будто никогда не видели людей из другого района.
— Есть курить? — после короткой заминки и перебора возможных вариантов спросил морлок.
— Табак промок, спички отсырели, — сказал я.
На лице малолетнего гангстера отразилась работа мысли, он даже почесал в затылке, подыскивая новые аргументы. Похоже, не нашёл. Зато один из его дружков оказался посмышлёней.
— На Лесобазе кого знаешь? — с вызовом спросил он.
Я постарался припомнить, как звали местного главаря. Интересовался не так давно.
— Лёху Ильина знаю, — сказал я.
Пацаны рассмеялись. Оно и понятно, это ровно то же самое, если бы я на пограничной заставе другого государства какой-то оборванный бродяга заявил, что лично знает их государя.
— А он-то тебя знает? — смеясь, произнёс морлок.
— Думаю, наслышан. Иван Ипатьев, — представился я.
Моё имя было ещё не так известно, но на Мысу его уже знали все. Оставалось надеяться, что слава обо мне дошла и до противоположного берега.
— Это ты что ли Масленникова вынес? — удивился один из них.
— Ну, я, — сказал я.
Они зашушукались между собой, в воздухе повисло какое-то напряжение. Мы с Андреем ждали, какой вердикт вынесет общественность в лице семерых лесобазовских маргиналов.
— У Лёхи к Маслу вопросики были… К тебе пока нету, — сообщил морлок. — Гуляй, Вася.
— Как ты меня назвал? — я вопросительно поднял бровь, глядя ему в лицо.
— Э-э-э… Чо? — не понял морлок.
— Иван! Ипатьев! — рявкнул я, сходу пробивая ему в грызло.
Лесобазовский рухнул наземь, его дружки даже не шелохнулись. Я был в своём праве. Нет, они могли бы вступиться за товарища, но прекрасно осознавали, что их друг сейчас впорол косяк и получил за дело, а если они вступятся, то получат тоже.
— Иван Василич, пошли уже, — тихим слабым голосом сказал Андрей.
Да, больше нас никто не задерживал, лесобазовские благоразумно расступились перед нами, даже не попытавшись толкнуть кого-нибудь плечом. Теперь меня точно запомнят. А к самому Ильину надо будет наведаться, пообщаться за жизнь. В конце концов, Лесобазу я тоже планировал прибрать к рукам.
До моста мы добрались без приключений, словно одна компания лесобазовских, проверив нас, предупредила всех остальных, что нас трогать не стоит. Задерживаться в чужом районе мы тоже не стали, чтобы не искушать судьбу. А перейдя мост, оказались в родных местах, знакомых и приветливых.
Здесь, на Мысу, тоже бродили компании, выпивая на детских площадках и цепляясь к прохожим, сшибая мелочь и стреляя сигареты. Нас, однако, узнавали издалека и уважительно здоровались. Приходилось подходить, жать всем руки и какое-то время вести светские беседы, чисто из вежливости, поэтому путь до родных дворов занял больше времени, чем я ожидал.
В качалку возвращаться мы не рискнули, пошли к Андрею домой. Жил он почти в такой же квартире, что и Рита, в соседнем подъезде, разве что у его семьи была двушка. Я помог ему подняться на этаж. Как назло, последний, пятый.
— Явился! — пожилая женщина в ситцевом халате и бигудях на выжженных краской «платиновый блонд» волосах встретила нас на пороге. — Опять шлялся где-то! Батюшки, да что с вами случилось-то⁈
— Долгая история, — сказал я. — Так, Андрей, я пошёл.
— И куда вы в таком виде на ночь глядя собрались,
