Просто солги - Ольга Кузнецова

Я не могу на него смотреть, не могу слушать его, потому что знаю, что Джо — как всегда — прав. Но в этот раз это уже не игра — не веселое соревнование, дескать, кто из нас круче. В этот раз все намного серьезнее.

У меня дрожит нижняя губа и глаз дергается, как у истерички с многолетним стажем.

— Они сказали, что убьют ее, Джо! Сказали, что найдут и убьют! — полубессознательно шепчу я.

Я хочу, чтобы он услышал, чтобы понял, почему мне сейчас так страшно. Почему я не боюсь за свою жизнь, никогда не боялась, почему знаю, что это не пустые слова. Слова людей, которые не доверяют своим ощущениям, которые думают только о своем раздражении, своей мести. Слова людей, у которых отняли их единственное развлечение — маленькую девочку, над которой им так нравилось издеваться. Девочку, которая даже не знает о том, что за ней охотятся ее сумасшедшие опекуны. Девочку, которая внезапно стала для меня всем.

Но он не слышит. Джо, как всегда, что б его, не слышит!..

И от этого хочется кричать. Долго, пронзительно, как кричат одинокие птицы у скалистых берегов, как кричит медведица, чьего медвежонка загрызла стая волков, как кричит человек, которому в этой жизни больше нечего сказать и которому только и остается одно — кричать.

— И, неужели, ты поверила им? Поверила двум безмозглым старикам, которые и таракана-то прибить не могут! Неужели, поверила?..

Я перебиваю его на полуслове: резко вскидываю в воздух руку, чтобы он понял. Губы сжаты, губы дрожат. Каждая буква стоит мне триллиона мозговых клеток — каждое слово — года прожитой жизни. Я дышу часто, как Ким всегда дышал, но стараюсь говорить ровно. Стараюсь, хоть и не выходит.

— Как ты думаешь, Джо, почему Жи забрали у этих опекунов? Знаешь ли ты, почему, черт возьми, мне отдали девятилетнюю девочку, мне, у которой есть только съемная комната за двести долларов в месяц и крохотная зарплата хореографа в балетной студии? Ты знаешь, почему?..

Он не отвечает на мои вопросы, да я и не требую на них ответов. Он ждет, пока я скажу ему, ждет, прежде чем сделать свои собственные — возможно — заранее неверные выводы. Он ждет, пока я открою ему свою самую страшную тайну, секрет, который я заперла в стальном сейфе вместе с адвокатом Айроном.

— Их признали невменяемыми. Обоих: мистера и миссис Крейг. Признали сумасшедшими, понимаешь? Нашли у них склонность к мазохизму, а особенно, к садизму. Одновременно. У обоих. На их телах обнаружили десятки порезов, сотни швов. Как будто они запираются в комнате и грызут друг друга. Двое. Престарелая женщина, которая, на первый взгляд, невероятно опрятна, и мужчина, он моложе ее на пять лет.

Окончательно растратив весь имеющийся запас сил и кислорода, я замолкаю. Закрываю рот и жду, пока Джо задаст свой самый главный вопрос. Жду, пока он спросит меня…

— …они ведь под присмотром теперь, да? Не помещены в психушку, а просто под присмотром? — Брови Джо недоверчиво выгибаются, как будто он сомневается в моем рассудке, в рассудке судьи Грэг, которая "на автомате" выносила свое очередное решение — это был ее пятый процесс за тот день. Как будто он сомневается в новом президенте, сомневается в том, что Белый дом существует. Сомневается в том, что я, Кесси, тоже существую.

Я киваю. Знаю, что он сейчас скажет: предложит обратиться в полицию, но я знаю, что если я сделаю это…

— Вот, посмотри, — я швыряю ему в лицо смятый клочок бумаги. Когда-то это была благородного желтого цвета почтовая бумага, а сейчас это действительно клочок. Болезненно дышащий, впитавший галлоны моих слез клочок. Бумага, на которой уже трудно что-либо разобрать, кроме размашистой кровавой подписи в самом низу страницы.

Он не читает, даже не смотрит. Он просто встает с краешка дивана, на котором до этого так ненавязчиво располагался, и выходит из комнаты.

— Я не могу тебе помочь, Кесси. В этом случае — не могу.

Рыдания становятся сильнее, и я чувствую, как медленно, но верно начинаю задыхаться. Начинаю отделяться от собственного тела.

Но вовремя возвращаюсь в себя — в прихожей слышен стук хлопнувшей двери.

— Ну и пошел ты! — кричу я ему вдогонку, но он, наверное, уже не слышит.

…

Я чувствую, как, с противным шипением растворяясь в моем теле, маленькие назойливые капельки дождя опускаются на открытую кожу. Чувствую, как неприлично отросшие волосы неприятно колют глаза и даже попадают в рот, под лихими порывами встречного ветра. Я чувствую мокрый холод одежды на своем теле, чувствую легкую щекотку на том месте, где впитавшая в себя ядовитые пары дождя майка прикасается к телу.

Я чувствую, как внутри меня бьется легкий озноб, чуть вибрирует, расшатывая рассудок и вызывая непередаваемую головную боль. Временами думаю, что лучший вариант — открутить голову, бросить ее вниз с третьего этажа и посмотреть, что из этого получится. Хотя, нет, в таком случае я вряд ли что-либо увижу.

В скользких от пота и дождевой влаги ладонях зажата бутылка пива. Она открыта, и я с интересом наблюдаю за тем, как в узкое горлышко попадает грязная небесная жидкость и, вспенивая содержимое, выплескивает его наружу. Вот так всякая грязь и мерзость выживают со свету все человеческое. Хотя, нет, пиво — это, наверное, тоже мерзость.

Фантазируя, что бы сказал Ким, если бы узнал, что я теперь могу выносить это отравляющий разум легкий запах алкоголя, я фыркаю, слегка приподняв уголки губ в чем-то наподобие усмешки. Да и что бы он сказал, если бы узнал, что я теперь смогла бы его увидеть, гордо посмотреть на него. Тет-а-тет. То, о чем я всегда так мечтала. Но, наверное, Шон ему уже все рассказал. Доложил своему любимому братишке, если только, конечно, тот сейчас не в свадебном путешествии.

Этой ночью на подоконнике сидеть почему-то холодно, но даже здесь шум дождя не перебивает мерного сопения Жи в соседней комнате. Я слышу, что она все еще здесь, я чувствую. Теперь я, как параноик, слежу за каждым ее вздохом, за каждым шагом. Наверное, она думает, что я сошла с ума, но, конечно же, не говорит об этом вслух.

Немного подумав, я подношу бутылку к губам и делаю большой глоток этой отравы, которая тут же уходит вниз по пищеводу. Чтобы забыться.

20. "Каждое мгновение тишины — сумасшествие"

Каждое мгновение тишины — жизнь. Это миллионы, сотни миллионов кадров, из которых состоит твое личное немое кино.

Каждое мгновение тишины — смерть. Это последний вздох, последняя мысль, последняя картинка перед глазами. Все то, что ты будешь вспоминать после.