Пращуры русичей - Сергей Жоголь

Произнеся эти слова, Даньша распрямился, и уткнул руки в боки, случайно задев при этом стоящее на колодце ведро, то с грохотом опрокинулось, издав настоящий грохот. Даньша опешил, Орлик дернулся и тихонечко заржал, Леська прыснула со смеху, схватившись рукой за забор. Даньша поначалу насупился, а потом рассмеялся вслед за девушкой.

С Леськой они познакомились уж полгода назад, почти сразу как Труворова дружина в Изборске осела. Даньша теперь не трель, и не ученик кузнеца, он отрок княжий. Отрок конечно не гридь, но тоже член младшей дружины. Пусть многие обязанности у отроков такие же, как и у прислуги, но всё же будущие гридни к оружию допущены, учатся делу ратному, в перерывах меж прочими работами. А дел-то завсегда хватает, где за столом, где в походе князю прислуживают, на охоте да на ладье, коней опять же выхаживают, зачастую пол дня мечом да копьем машут юные вои, стрелы пускают, да учатся строем врагов рубить, щит к щиту, плечо к плечу. После таких учений синяки да ссадины неделями не сходят, а меж тем от прочих работ парней никто не освобождает. Зачастую в гриднице княжьей жизнь потяжелее, чем та, которой Даньша жил у Скегги ярла в трелях, но парень не жалуется, тут и труд во благо, и учение на пользу, а главное нет ошейника рабского, а свобода, она не просто слово такое. Свобода это то, что душу окрыляет, особенно для того, кто ужасы неволи постиг. Свобода для таких, как Даньша, меда слаще, золотой казны дороже. Дружинников никто не неволит, не хочешь князю служить, уходи, никто не держит, вот только почему-то никто уходить не торопится, потому что попасть сюда не так просто. В дружине лучшие воины, и живут они своим могучим братством на благо князя и товарищества дружинного.

– Ну что, придёшь сегодня? – наконец-то прекратив смеяться, прошептала Леська, потупив взор. Теперь она поглядывала на парня с нежностью и лёгкой долей восхищения, а ведь минуту назад насмехалась вроде бы. – Приходи, я ждать буду.

– Эх, а ещё столько дел сегодня: коня помыть да вычистить, кормов задать, да потом ещё в конюшнях прибрать. Это при том ещё, если воеводы новых дел не поручат, а завтра с утра побудка ранняя, да учёба. С прошлого занятия вон все бёдра синие, губа посечена, да руки дрожат. А ежели с Леськой опять на сеновале всю ночь промилуются, то он завтра носом клевать начнёт, за прочими отроками поспевать не сможет.

– Может отказать девке, никуда ведь она не денется?

Леська стоит, ждёт, не торопит с ответом, неужто понимает как ему тяжко? Эх, была не была, дело то ведь молодое, уж как-нибудь.

– Ну, жди, приду после вечерней зорьки, – Даньша протянул руки, облапил Леську, и неумело ткнулся ей в губы, чуть поросшим мягкой щетиной ртом.

Девушка отпрянула, вырвалась, утёрла лицо рукавом. Оба рассмеялись, весело так, задорно и чисто.

– Ну, беги что ли, а то ведь некогда мне, вечером свидимся, – вполголоса прошептал Даньша.

Леська часто закивала, наскоро чмокнула парня в щёку, и исчезла за забором. Даньша ещё некоторое время смотрел ей вслед. Боль от укуса заставила тело сжаться. Огромный слепень, воспользовавшись тем, что юноша погрузившись в свои сладкие мысли и какое то время не чувствовал боли, преспокойно сосал кровь из руки. Прихлопнув ладонью злобного кровососа, Даньша направился к лежащему возле колодца пустому ведру, солнце по-прежнему неистово палило.

2

В отличие от буйных и своенравных новгородцев жители Изборска приняли нового князя с радостью. Провозгласив Рюрика законным наследником Гостомысла, а себя его ставленником, Трувар стал князем кривичей с их всеобщего одобрения. Но было ли то вызвано природным дружелюбием и покладистостью славян-кривичей? Пожалуй, нет. Ведь жившая по соседству с Изборскими землями чудь, хоть и не отличалась излишней агрессивностью, но зачастую при возникновении даже малых конфликтов крепко держалась за своё добро и за свои обычаи. Чего уж и говорить о южных соседях латгалах67. Пусть они и не были так искусны в воинском деле, как их сородичи курши, которым то и дело приходилось отражать набеги свирепых датских викингов, но при всём при этом, эти лесные язычники, умели при необходимости пролить вражескую кровь. Ведь и к латгалам изредка наведывались жадные до крови скандинавские пираты, оттого и могли эти своенравные лесовики постоять за себя и за свои земли.

Именно эти соседи и беспокоили Изборских кривичей больше всего. Прознав про сию проблему, Трувор, недолго думая, снарядил в балтские земли экспедицию. Не военную, нет. Нагрузив несколько судов всяким добром и товаром, он самолично под охраной сотни до зубов вооружённых русов спустился по Великой реке68 в земли своих южных соседей. Поначалу перепуганные латгалы попрятались, завидев грозную варяжскую дружину, но, убедившись, что северяне приехали торговать и навезли много нужного товара, успокоились. Успокоились да не все.

Когда изборских «купцов» посетили представители племенной знати, Трувор устроил для тех развесёлый пир с состязаниями. Молодой князь кривичей вел себя на земле соседей словно хозяин. Вожди латгалов, поглядывая на варяжских витязей, только хмурились да чесали бороды.

– Шутка ли когда у тебя вдруг появились такие соседи, – рассуждали старейшины и вожди. – С такими, лучше дружбу водить, чем ссорится. Попробуй таким возрази.

А Трувар и его русы не унимались, напировались, натешились, да ещё в конце похода устроили на землях соседей охоту, затравив псами и подняв на копья парочку сохатых да двухгодовалого мишку, против которого Трувор вышел, в одиночку с одним мечом, и завалил грозного лесного хозяина одним ударом.

Проводив «желанных гостей», воинственные балты тут же напрочь позабыли про свою воинственность. Зато для жителей Изборска началась с тех пор новая жизнь. Трувор и его «купцы» товару навезли по малой цене взятому. Ведь русы на весь свой товар и на товар соседей сами цену устанавливали, а балты только соглашались, да сдавали свой товар задарма, не решаясь спорить.

Прознав про нового князя, да про то, как брат его старший на севере свеев побил, жившая севернее чудская знать заявилась, с дарами.

– Прими, дескать, великий витязь подарочки, да дружбу нашу, – заявили вожди да старейшины. – Мы тебе не враги, так что ты в земли наши не ходи, останемся добрыми соседями.

Одним словом просто откупились.

После этого Трувор устроил целое пиршество для жителей своей столицы, пляски да песни не умолкали почитай целую неделю, народ веселился, пил, ел досыта и допьяна.

– С народа дань берёт не большую, не злобствует, брату своему старшему в Новгород отсылает часть, но малую, – говаривали жители Изборска. – Добрый у нас князь, добрый и справедливый.

А потом из Новгорода послы пришли, Рюриковы приказчики. Узнав об успехах молодого князя, они от Трувора долю большую затребовали, но тот отказал.

– Довольствуйтесь тем, что даю, – самодовольно заявил молодой князь. – Долю от похода да даров чудинских я вам отдал, а свой народ как липку обдирать я, не намерен.

Услыхав эти слова, приказчики озлобились, грозились Рюрику нажаловаться, но молодой князь, был неумолим. Уехали послы недовольные, зато кривичи, про то прознав, так вовсе своим князем возгордились, песни да сказы уж о нём слагать начали.

Ничто вроде бы не предвещало беды.

3

Солнышко показалось из-за облачка и вновь спряталось, и хотя жара немного спала, ни ветра, ни дождя так и не было. Мужики, покачивая головами, что-то талдычили, то про засушливое лето, то про неурожай, говорили, что от засухи хлеба на корню могут посохнуть, а значит и зима будет голодной. Слушая вполуха разговоры двух челядников, которые разгружали с въехавшей на княжий двор телеги мешки с припасами, Даньша, сидел на дубовой колоде, в теньке, опершись на тяжёлый щит, время от времени тёр распухшие глаза. Но не яркий свет был причиной этого недуга, глаза щурились, а веки опускались сами собой, Даньша сладко зевнул, и зажмурился. Перед ним снова предстало лежавшее на сене обнажённое стройное тело с маленькими бугорками грудей, тонкой талией и длинными стройными ногами.

– Ах, Леська, Леська, знал ведь, что всю ночь не уснём, а ведь пошёл, не удержался. Теперь вот караул нести, а глаза то сами слипаются. Если бы на заре хоть немного поспал, всё сейчас легче бы было.

Сегодня Даньша стоял в карауле и нес свою ратную службу, охраняя княжеские хоромы. Он сидел, держа в руке щит и закинув за спину ножны, в которых хранился настоящий боевой меч. Теперь он отрок княжий, не простой деревенщина, а воин. Но от этих мыслей «бдительному стражу» легче не становилось. Сон морил и морил, унося парня в мир покоя и грёз.

– Вои! Вои скачут, конные, чужие! – во двор вбежал пацанёнок из детских, и подбежал к Даньше, то и дело, тыча рукой в сторону южных городских ворот.