Судный год - Григорий Маркович Марк

по широкой наивной физиономии с толстым размазанным носом. В чем-то серьезном его обвиняют. И он должен молчать, смиренно склонив повинную свою голову. Похоже, обвинение происходит для него слишком быстро. Все мы, обвиненные, должны молчать в суде и покорно подставлять свои головы под обрушивающиеся на нас приговоры. Пройдет еще пару минут, голова судьи 2 произнесет несколько бесцветных фраз, и вся жизнь его изменится.

Маленькие жесты длинных пальцев адвокатессы отслеживают меняющееся направление обвинительной речи помощника прокурора. Помогают клиенту следить за ней. Судя по выражению лица, она явно считает себя самым умным человеком в этом зале. Может, она и права. Но короткая юбка-то зачем? Вот она подходит близко к барьеру, и Ответчику удается прочесть табличку на правой груди. Джессика Каллахан, эсквайр. Я вспоминаю старичка-констебля в форменной фуражке у меня дома. Дочка на папу совсем непохожа.

Волна шуршащей бумаги, идущая из-за барьера, оседает темной пеной вздохов на скамьях для публики… Еще семь-восемь обвиненных вместе с их адвокатами. В первом ряду молодая дама в серебристом норковом манто с двумя сопровождающими – опекунами? защитниками? телохранниками? – по обеим сторонам. Немного вульгарная пластмассовая физиономия с ярко накрашенными лиловой помадой губами. Все время что-то поправляет, как видно, мучается, что рядом нет зеркала. Интересно, в чем ее обвиняют? Своровала деньги любовника? Подделка завещания слишком внезапно умершего мужа?

Все остальные – молодые здоровые мужики, в основном мосластые негры, хотя попадаются и ирландцы с красными жилистыми шеями или бритоголовые с широкими обручами лоснящихся от времени ремней на застиранных джинсах. Судят за драки в ночных клубах, за избиение жен, любовниц, за угрозы, за драки с мужьями… за что только не судят… Другая жизнь, о которой я ничего не знаю…

Если прислушаться, какое-то невнятное шуршание различаешь в зале. Словно вокруг обвиненных носится небольшая стая никому не принадлежащих фраз, и в них все чаще мелькает «факинг приговор». Прочная складка заплесневевшего воздуха – звуковой барьер над деревянным разделительным барьером – не пропускает их на другую сторону, к вершителям правосудия. Там неприкосновенные. А здесь, как только судья называет фамилию и очередной обвиняемый встает, вся стая невидимой хищной невнятицы сразу набрасывается на него. Облепляют, начинают кусать беззвучно и беспощадно, лезут в рот, в уши. Он стоит, сцепив руки в области причинно-следственного места. С трудом удерживает равновесие, боится пошевелиться. Не понимает, что происходит. Наконец властный голос судьи отгоняет их прочь, и обвиняемый, получив свой «факинг приговор», возвращается на место. Они ненадолго стихают, пока новая жертва не занимает его место.

Ни брезгливости, ни отвращения я, уже опытный Ответчик, не чувствую… Паровой каток прошелся несколько раз внутри головы… Выровнял там все… В этом огромном, набитом обвиняемыми зале мысли о себе как-то очень быстро становятся маленькими, превращаются в пустые незаметные слова, в неразборчивое звучание, теряются и исчезают. И все время болит мозг… По-настоящему важные вещи, те, что остаются надолго, возникают у меня, лишь когда совсем один, в полной темноте и в полной тишине.

Я долго и не отрываясь рассматриваю свою Истицу, сидящую в двух шагах и не обращающую на меня сейчас никакого внимания. И странным образом прямо на глазах физиономия ее начинает распадаться на отдельные, почти не связанные между собой черты. Так привычная фраза распадается на бессмысленные звуки, если много раз произносить ее то вслух, то про себя. Вот примятый нос, висящий чуть впереди покрытых цветными пятнами щек. Разбухшие розово-лиловые, как подушечки кошачьих лапок, мешки под глазными впадинами (все, что она видит, скапливается и гниет там?), раскрытый от удивления рот с тусклыми металлическими коронками. Из угла которого свисает сейчас тоненькая струйка слов. Все это приплюснуто небрежно нахлобученным колпаком темно-рыжих плиссированных волос. И чем дольше я смотрю, тем более нелепой делается беда, моя беда, почему-то вочеловечившаяся именно в этом разобранном на части лице.

Опоздав на сорок пять минут, появляется наконец мой Адвокат. Синий пиджак в полоску, подпираемый мощной мускулатурой, не только не облегает, но упрямо топорщится на спине. Уголок ярко-красного платка, торчащий из нагрудного кармана. Серая рубашка с аляповатым галстуком. Зачем он так себя одевает? Наверное, в этой кричащей одежде есть послание судье? Непонятное для непосвященных? Или просто развлекается человек? На щеке – от виска вниз к подбородку – две свежие царапины. Похоже, борьба сегодня утром – или это скорее вчера ночью? – не была греко-римской. Острый кадык разгоняет нежную сыпь по шее. Альфа-самец и бета-защитник. Торопливое бормотанье о проклятых автомобильных пробках, о проклятой очереди в здание суда, о проклятых…

Судья 2 поднимает ладонь. Рукав широкой черной мантии обнажает белую пухлую кожу. Карающая длань правосудия. Обрывки разговоров сразу оседают на пол. В наступившей наконец тишине снова объявляет фамилию Ответчика.

Ответчик и его предстоятель перед законом встают. (У них теперь до конца слушаний одно имя и одна фамилия на двоих. Грегори Маркман.) Истица в первый раз смотрит на меня. Я вижу блестящие следы от слез и даже рисунок извилистых красных сосудиков в белках. В ее взгляде, исполненном… Впрочем, чем он исполнен, понять никак не удается. Но при всей исполненности в нем явно чего-то недостает. Лицо ее становится неподвижным и очень сосредоточенным, непрерывно бегают выпученные глаза с красными трещинками. Может, следит за образами, проносящимися сейчас в плохо работающей бедной голове? Меня среди них, скорее всего, нет. Я отодвигаюсь в сторону. Зрачки ее продолжают бегать, а взгляд остается на месте.

Я пожимаю плечами, отворачиваюсь и начинаю рассматривать стоящее в углу бело-голубое знамя – юридическую хоругвь штата Массачусетс, навечно водруженную здесь.

Облаченный в судейскую мантию голос ритуальной скороговоркой зачитывает обвинение. (Чудовищно быстро, без запинки, без малейших намеков на знаки препинания исторгают из себя судейские самые важные слова. Наверное, чтобы придать обыденности всей процедуре… Много вас таких…) Преследовал… хотел… пытался… Замолкает… Забарьерное действо явно подходит к концу.

– Следующее слушание по вашему делу назначено на десять утра двадцатого декабря, – уже вполне четко объявляет вершитель правосудия, – вас устраивает?

Не устраивает, конечно, но делать-то ведь нечего. Новый этап моей уголовной биографии. Приобрел статус обвиняемого. Всего за пару месяцев.

Большим усилием воли собираю воедино черты Истицыного облика, старательно, чтобы ничего не упустить, подгоняю их друг к другу. В этот момент она неожиданно поворачивается к Адвокату, сидящему к ней в профиль, и вскрикивает. Короткий крик, вырвавшийся из только что воссозданного мною лица, словно узкий прозрачный треугольник, нацелен в адвокатскую голову своим острым углом. Вершина угла вонзилась ему в левое ухо и выходит