Красные Орлы - Лариса Шубникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он знал, что неправ, но остановиться не мог. Так же, как и Машка. Ревность выжигала, понукала его сильно, как и Машку тянула любовь. Противостоять сложно. Вот и лился поток оскорблений, сметая на своем пути доводы рассудка, привитые хорошие манеры, милосердие, в конце концов. А Маша дергалась от каждого его слова, будто принимала на себя удар за ударом.
– Пошёл вон, – тихий, полный ненависти ее голос прозвучал в ночи.– Ты не имеешь права говорить мне все это.
– Права, может, и не имею. Но имею мнение и его высказываю. Так что, мне сходить за машиной? Не волнуйся, довезу в целости и сохранности. Туда и обратно. Вы же скоренько, да? Значит, много времени не займет, еще и выспаться успею.
– Никогда больше не подходи ко мне. Я ненавижу тебя. И голос твой ненавижу, и лицо твое. Ты отвратителен, – она говорила от всей души сейчас.
Волохов принял эту пулю, почти погиб, но продолжил:
– А ты нет? Посмотри на себя. Ты никого и ничего не видишь, не замечаешь. Жизнь твоя, паскудная, так и пройдет около него. Этого хочешь? Давай, езжай. Только знай, Кан, вокруг тебя тоже люди и им тоже может быть хреново. Вали на случку, – презрительно сплюнул под ноги и ушел.
Он не помнил, как добрался до дома, дошел до дивана и упал на него. Одно только спасло – он так и не услышал работающего мотора машины родителей Занозы.
Машка не смотрела вслед уходящему Волохову. Она разглядывала ключи в своей ладони. Это был прямой, короткий путь к Юрке. Но где-то глубоко в ней поднимался протест. Он вился воронкой, набирал силу, захватывал ее и вылился в тяжелые, тихие рыдания. Она уже не думала о Юрке, только о Волохове.
Это был тот случай, когда ненависть пересилила любовь. Она захлопнула дверцу машины, пошла к дому, стараясь не разбудить родителей, и плакала на своем диване до тех пор, пока сон ее не забрал к себе, пощадив раненую девочку. Унял слезы, дал забвение и рассеял мрак ненависти и потери.
Глава 14
– Мася, ты чего такая бледненькая? Спала плохо? Это потому, что мы с папой кровать твою заняли. А мы выспались! Такой воздух здесь. Такая тишина. Прав был Мишенька, когда говорил, что Красные Орлы чудесное место. – Мама приготовила вкусный завтрак и теперь вся семья сидела за столом.
Марусю передернуло от одного упоминания о «Мишеньке»! Нет, она не плевалась ядом, понимая, что Волохов где-то прав, но обижена была очень сильно. Злилась. Настолько, что забыла о Юрке и о том, что он ее ждал, вероятно. Впрочем, Юра не написал и не позвонил, а это означало только одно – Мишка прав и Юрке все равно. А она – девочка по вызову! Но не помогало. Прав, не прав, а выливать столько грязи на нее он права не имел и точка!
После завтрака Машуля проводила родителей, помахала им в след и пошла домой, решать задачи. Точнее, одну задачу. Она дичайшим образом сердилась сейчас на Волохова, не хотела его видеть и думала над тем, уезжать ей или нет. Деревень много! Вон в Зяблики возьмут работать. А с этим моральным уродом (это она о Мишке) она не желала находиться в одном селе!
Но было и «но». Машке очень нравилось в Орлах…как ни странно. Она вспоминала разговор с Олегом Верещагиным и понимала, что согласна с его суждениями по всем пунктам. Здесь – дело. Настоящее, нужное и очень важное. А у Машки тут куча нерешенных задач и одна из них проклятущая полуавтоматическая линия. Вроде заработала она поначалу, а потом встала. Машка упрямо возилась с установкой, понимая, что есть конфликт оборудования и программного обеспечения. А в чем он, уразуметь не могла.
Не в Машкином характере бросать начатое. Она сколотила банду коммунальщиков – Мазур, Гусанов и близняхи. Уже получила на складе стройматериалы, чтобы отделать домишко, в котором должна располагаться коммунальная служба населенного пункта. И что? Бросить все? Ага, щаз. Тут и с водопроводом беда – на Речной горячая вода с перебоями. И у нового моста надо перила выставить. И свиноферма еще не оборудована. И еще масса таких вот мелких и крупных проблем, которые нужно было решить. Уже не говоря о документации, которую ей, как главному инженеру, необходимо рассортировать, описать и заархивировать.
Но заявление об увольнении написать очень хотелось. А еще больше хотелось швырнуть его в лицо уроду Волохову и залпануть по нему напоследок. Абсолютно нормальная реакция, верно? Но Машка не была истеричкой, исключая непонятные проявления при стычках с Волоховым, потому и решала для себя – где ей быть?
Решала целый день. Он был последним выходным в череде майских праздников: завтра уж на работу идти. А вот с чем идти, с заявлением или наглой рожей? Машка честно пряталась ото всех до конца дня, даже в магазинку не бегала. Легла спать рано, проснулась, соответственно, тоже рано.
Волохов не прятался. Он ходил по Орлам в надежде встретить Занозу и понять, что у той на уме. Впрочем, догадывался, что завтра утром ему на стол ляжет заявление об уходе, и только он и видел московскую фифу. Бродил Мишаня по селу и составлял планы. Как удержать? Как погасить конфликт? Как унять ее обиду? Как обнять, поцеловать? Тьфу, не о том… Как показать Занозе, что он прав?! Да, оскорбил и нагрубил! Но прав был и стоял на своем! Сдаваться не желал. Ну, Мишка же…Что? Характер такой.
Помаялись немного мультяшки, поразмыслили, день прошел и наступил следующий, рабочий.
«Утресь» Машка подскочила бодро, приняла душ, позавтракала. Накрутила себя снова насчет поганого Волохова и написала заявление об уходе. Сжала листок в кулачишке и пошла в администрацию. Хлопнула калиткой своей, распугав воробьев, и застыла «посередь» Свияжской.
Черединцевы в виде мужской составляющей, бодро переругивались на своем дворе. Дед Самбрера выводил Петручу и запрягал в тележку. Петухова жена громко будила семейство, приглашая к завтраку. Еленкина мама уже вешала белье на веревки. Машка стояла, смотрела на все это и понимала – блин, родное. Мое! Не хочу никуда! И фиг ему, Волохову, а не заявление об уходе! Скомкала листок, сунула в карман и пошла на разборки с боссом.
– Можно? – Машка нарисовалась на пороге кабинета, и Волохов сразу подобрался, даже сгруппировался. – Я минут десять займу.
– Заходи. Дверь прикрой, – Мишаня готов был к боям и крику, а этого
