Красные Орлы - Лариса Шубникова

текло, бежало по жилам. Крепкие руки сновали по хрупкому телу, даря удовольствие, большое и яркое.

Маша обняла его за шею и запустила пальцы в волосы, притягивала ближе, удерживала, будто боялась, что уйдет, сгинет. Мишка разум свой обронил, утратил! Оторвался с трудом от горячих, сладких губ и тут же принялся целовать ее шею, грудь. Дернул с гладких смуглых плеч тоненькие лямочки сарафана и жадно целовал горячее тело. Машка отвечала ему тихим стоном и выгибалась в руках послушно. Отдавалась.

А он взял! Забрал себе, присвоил то, о чем мечтал давно. Дернул подол ее юбки, прошелся большой ладонью по бедру и не остановился. Прижал к себе ее всю, дал почувствовать свое желание, и этим будто предупредил – ты знаешь, что сейчас будет. Она знала… И еще крепче прижалась к его горячему телу, вздохнула так, что Мишка почувствовал ее ответное желание и захлебнулся радостью.

В один момент содрал легкое кружево трусиков, опрокинул легкую девушку на пол, накрыл собой и поцелуи стали еще жарче. Еще глубже. Руки смелее и наглее, а пальцы нежнее. Вот уже стройные, гладкие ножки обняли его спину, приглашая (и с радостью!!), треснула о пол пряжка ремня его джинсов…

Страсть дело нешуточное. Однако, чаще всего, скорое. Сколько времени прошло, неведомо. Одно оба знали наверняка, ничего подобного еще не происходило с ними. В те минуты, когда были единым целым, многое пронеслось по телам и мыслям. Сладко было до такой степени, что Машка, приняв от него в подарок нереальное удовольствие, вскрикнула громко и слез легких не сдержала. С Мишкой все еще хуже. Взорвался так, будто на бомбу наступил! Разнесло по округе малыми частями! Ткнулся грозный босс носом в шею противной (любимой!) Занозы и пытался унять грохотавшее сердце! При этом осознал, что хочет целовать ее снова. И опять. Лучше всегда. Держал в руках Машку и чувствовал ее трепет и восторг. Хотел умереть от счастья, но не стал.

Так и лежали, обнявшись на полу до тех пор, пока Мишка не сообразил, что запросто может задавить маленькую свою возлюбленную. Приподнялся на локтях и посмотрел на нее. Глаза Занозы сияли нереально, на щеках румянец, губы манкие стали полнее, ярче. Волосы разметались черным кружевом кудряшек по полу. Только вот, когда поймала Машка его взгляд, зажмурилась. «Эй, не нужно, зачем, вернись!» – Захотел крикнуть Мишка, но орать не стал. Дрогнув голосом, тихо сказал:

– Машка… – Она трепыхнулась под ним. – Посмотри на меня.

Просил… Умолял. Она не вынесла и открыла глаза. А там сияло, плескалось много чего разного. Удивление, радость, если не счастье, а больше всего смущения. Ядерная смесь для Мишани. Он любил ее, крепко, «без удержу». Хотел ей сказать об этом, вот прямо сейчас, а слова застряли. Машка смотрела в лицо обычно грозного и ехидного своего шефа, будто впервые видела. Что это? Нежность? Счастье? Что с ним? А со мной? Пальчики ее потянулись к его лицу, коснулись легко его губ в несмелой ласке…

– Манька, дома ты?! – Громкий голос бабки Палны донесся до них обоих, и враз смёл все, что было в мыслях любовного.

Машка вздрогнула, Мишка взвился с нее, поднимая и саму Занозу с пола. Все это сопровождалось громким, тревожным шепотом:

– Чёрт! Дверь не заперта! Миш, сгинь! Если увидит, хана!

– Куда сгинь, Маш?! В шкаф я не помещусь! – При этом он заполошно застегивал молнию джинсов, а Машка пыталась стянуть края сарафана, порванного на две части в пылу страстного соития.

– Куда, куда… В окно! Миш, быстрее давай! Она уже на крыльце! – шептала Машка, подталкивая босса к окошку спаленки. – Сигай, и за угол дома!

Пришлось сигать! Волохова вынесло из окна Занозы, но он оглянулся на нее. Стояла Машка у окошка, держала обеими руками располосованный сарафан, и Мишка проклял сей момент и Палну, и Орловский уклад насчет «впереться к соседу без спросу». Машка, поймала его горячий взгляд, полыхнула в ответ румянцем и унеслась.

Едва успела заскочить в ванну, как голос бабки Палны послышался уже в коридоре:

– Манька!

– Любовь Павловна, в ванной я! Вы проходите, я мигом, – выпалила Машка бодро и тихонько сползла по стенке ванной на пол.

– Не торопись, Мань. Я пока водички налью себе. Жарко нынче.

Машка даже если бы и хотела, быстро не смогла бы. Не то, чтобы она вся металась или руки заламывала, нет. Характер не тот и мозг иначе заточен. Но даже при всем при этом, понимала, что эдакий зигзаг судьбы пройти бесследно не может. Посмотрела на себя в зеркало, обомлела слегка от своих горящих глаз, но в душ полезла. Пришлось и волосы прополоскать, ради достоверности. Вышла, закутавшись в халатик, благо висел в ванной комнате, а сарафан свой скрутила и спрятала в ящик с грязным бельем. Вроде избавилась от следов, а …

Любовь Павловна не была свидетелем выступления Петруччо. Ей донесли о событии чуть позже, как и всем, кто проживал на лице Речной. Бабка испугалась за Машку, за Уленьку, и хоть знала, что все обошлось, решила проверить сама. На Свияжской заглянула к Рябининым, через калитку поговорила с трясущейся еще от нервов мамашкой Ульки, потом двинулась к Машиному дому. Там заметила она небольшое собрание из баб, да тех, каких не любила, а если до конца быть честной, то терпеть не могла.

– Чего толкётесь? Дел нет? Рты поразявили. – Как всегда сработало и женщин, будто ветром сдуло!

Особо «прытко» неслась к своей «избе» сноха Черединцевых, она же, самая любопытная из всех баб на Свияжской. Пронаблюдав за делом языка своего с удовольствием, Пална толкнула калитку Машиного дома и вошла, по Орловскому укладу, громко оповестив хозяйку вопросом, дома ли она. Это на селе было сродни дверному звонку, мол, вот я, пришла и уже у порога.

Если бы бабка Пална знала, чему она стала помехой, она, вероятно, усмеялась бы, а может и обрадовалась. Давно уж хотела поговорить с Машкой о Мишанином чувстве, которое приметила еще в мае на вечеринке Захаровых.

– Быстро ты, – Пална сидела за столом, оглядывая Марусю свою разлюбезную на предмет ран и царапин.

– Здравствуйте, баба Люба. Вы в гости или по делу? – Машка очень старалась не дрожать голосом и коленками, выходило не очень.

– Машка, ну ты отважная! Это же надо, собой чужую девку прикрыла. Вот моего ты характера! Молодец! Не поранилась? – Бабка и так видела, что все в порядке и даже больше. – Манька, ты прям сияешь. Чем мылась-то? Живой водой? Вона щеки румянцем пышут! Красивая.

Машка вытирала косы, сушила полотенцем, расчесывалась, всячески избегая смотреть на Палну. Потом села напротив бабки.

– Баба Люба, никакого геройства. Сама не поняла, как случилось. И испугалась