Литовские повести - Юозас Апутис

чтоб у молодых, у детей было прошлое. Чтобы они его уважали. Чтоб знали: их отцы свято верили в то, за что клали головы. А больше всего хотел, чтоб верил ты, сын.

Мне показалось, что отец оправдывается передо мной. Но если он чувствует свою правоту, почему он оправдывается?..

— Друзья-партизаны говорили бы о подвигах. Друзей уже нет. Они не расскажут.

— И ты обо всем этом рассказываешь, как будто ты сам?..

Отец втянул голову, словно опасаясь удара.

— Я партизанил, и я имею право сказать — мы сражались! А погибших я не обкрадывал. Я рассказывал о них и за них. Для себя я ведь не хотел ничего.

Отец как-то подобрался, ощущая свою правоту, потом прижал правую руку к груди, подержал так.

— У меня давно болит вот здесь, в груди… Я знал, что здоровье у меня… что, как ни верти, а придется лечь…

— Ты знал, папа? — Я хватаю его теплую руку; значит, он чувствовал, что к нему подкрадывается болезнь, и боялся даже себе признаться в этом?

— Я одного только хотел — подробней рассказать о нашем отряде. Я говорил о друзьях, которых знал. И молодежь теперь уже знает, что был такой Дарюс, молодежь знает, каким он был. Я все время думаю о нем. Ему было шестнадцать, когда он пришел в отряд… Ты слышишь, сынок?

Я понял намек отца. Вздрогнул и до боли сжал кулаки. Если бы пришлось, разве я бы не взял в руки оружие? Ты не думай, отец…

Отец прислонился спиной к стене. Долго смотрел себе под ноги, потом, вздрогнув всем телом, уставился на плакат: «Рак — излечимая болезнь». Прижал руки к груди, словно утоляя боль.

— Врач, — прошептал он.

Сердито покосившись на нас, врач исчез в открытой двери.

— Ругаться будет. Ты иди, Арунас. Я вечером позвоню. Будешь?

Он спросил у меня, буду ли я вечером дома.

— Позвони, папа, — сказал я и подумал: «А буду ли я вечером дома?»

Ласково прикоснувшись к моему плечу, отец отошел. Потом остановился, постоял немножко, вернулся.

— Завтра приходи. Завтра воскресенье, пускают с одиннадцати. И принеси мне сигареты.

— Тебе же нельзя курить.

— Мало чего… Принеси.

Он торопливо удалился, шаркая шлепанцами, его негромкие шаги растаяли в утреннем гуле больницы.

Медленно, на подгибающихся ногах, я спустился по лестнице и остановился во дворе. Поднял голову к окнам больницы, словно меня позвали. В одном из окон мелькнуло лицо отца. Отец провожал меня внимательным взглядом. Я поднял руку — такую тяжелую, безжизненную — и помахал ему. «До завтрашнего утра, папа!»

«Рак — излечимая болезнь…»

Дорожка аккуратно подметена. Ни одного листочка. Слышен какой-то смутный звук — ж-жих, ж-жих! И в конце дорожки, под молодым каштаном, я увидел мешковатого верзилу — дворника, который раньше подметал дорожки — он лупил палкой по веткам дерева. Замахнется и ударит изо всех сил. Листья летают, парят. Падают, раскалываются каштаны. Высокие сапоги раздавливают их, будто каштаны живые. Ж-жих, ж-жих! — лупит палка по охряным листьям, облепившим густые красивые ветки.

— Что вы делаете?

Он не услышал меня. Ж-жих, ж-жих!

— Что вы делаете?

Дворник оглянулся, в поднятых руках у него — палка. Уставился на меня непонимающе, как на ненормального.

— Зачем вы бьете?

— А все равно упадут, — убежденно ответил он и жутковато рассмеялся. — Раньше или позже — один конец.

И снова бацнул палкой по сучьям. Обернулся и добавил:

— Ждешь не дождешься, пока сами… Поскорей бы на помойку. Всю дорожку загадили!..

Ж-жих! Ж-жих!

Я выбежал со двора, обнесенного высокой железной оградой.

«Раньше или позже — один конец», — гремели в ушах слова и раздавался жутковатый шорох листвы: ж-жих, ж-жих…

…Телефон стрекочет автоматной очередью, я вскакиваю, открыв рот и вытаращив глаза. Меня ищут! Или это дверной звонок? Может, сразу пришли забрать!

Снова телефон. Повелительный, требовательный, угрожающий трезвон. «Где ты был этой ночью?» — спросят. Но я ведь нигде не был. Этой ночью ничего не случилось, и ничего я не знаю. «Мы тебе напомним. Напомним каждый твой шаг». Конечно, они напомнят. Они уж напомнят. «Ты все время обвинял других, кого теперь обвинишь? Кого обвинишь?..» — «Я никогда не думал… Я слишком мало думал…» — «Может, скажешь — не сам виноват? Скажешь, не сам ты исподволь катился к этому?..»

А может, отец звонит?

Поднимаю трубку и торопливо отзываюсь:

— Алло! Это я…

Короткая пауза.

— Почему ты не на уроках, Арунас?

Женский голос. Знакомый… Жирафа!

— Что-нибудь случилось с тобой, Арунас?

— Со мной? Ничего, что со мной может?..

— Почему ты дома?

Почему я дома? Почему я сижу здесь и жду? Чего я жду?

— Арунас…

Голос у Жирафы усталый, но спокойный — она все еще верит в меня, не теряет надежды.

— Арунас, это правда, что «Арберон» — имена вашей четверки?

Арберон? Какой еще Арберон? Нет никакого Арберона. Это был домик, построенный из детских кубиков. Развалился. Нет его и не будет никогда.

— Арунас…

Мы хотим быть взрослыми, а все еще играем в детские игры.

— Сейчас кончится второй урок.

— Я приду, я обещаю.

Она кладет трубку, а я еще долго стою и слушаю, как негромко тикают часы. Потом поднимаю глаза, обвожу взглядом стены комнаты и неожиданно вижу портрет отца. Как я его не заметил! Отец перед уходом вытащил его из-за шкафа и повесил. Пыль с него стер. Почему он вспомнил о портрете именно сейчас, перед больницей? Правда, я как-то застал отца глядящим на этот портрет. Это было летом, давно уже. Он растерялся, будто застигнутый на месте преступления. Но почему именно сейчас… вчера? Угловатое, костлявое лицо, глубокая морщина на лбу. Отец, созданный мамиными руками.

Почему он повесил этот портрет? Чтоб я не остался один? В такой большой сейчас и такой пустой квартире.

На меня смотрят глаза отца.

Мамины глаза.

И спрашивают у меня: «Чего ты ищешь? К чему стремишься? Что собираешься дать жизни?»

Кажется, моя совесть спрашивает.

Медленно вхожу в свою комнату и беру сумку. Тяжелую сумку с книгами.

Останавливаюсь в прихожей и не смею сделать шаг. Что меня ждет там, за дверью? Сегодня, завтра…

Перевод В. ЧЕПАЙТИСА.

Раймондас Кашаускас

ИГРЫ ВЗРОСЛЫХ

Раймондас Кашаускас родился в 1934 г. в деревне Бирикай Тельшяйского района. Окончил историко-филологический факультет Вильнюсского университета. Работал в редакциях журналов «Генис» и «Пяргале», консультантом в Союзе писателей Литвы.

Печатается с 1953 г. В своих произведениях трактует нравственно-этические проблемы недавнего прошлого и современности. Пишет рассказы для детей. Издано