Виражи Судьбы (СИ) - Теллер Тори

*

Марина Краузе.

Нэт Хелл.

Мари Керуаз.

Три жизни — в одной, три не выбранных судьбы, и совершенно разный характер и внешность. Словно, каждый раз она и впрямь становилась другим человеком.

А вдруг у нее, как у кошки — девять жизней?

Сколько превращений ей тогда придется пережить?

Ведь есть еще и упрямая Чикамаре, и «зубастая» стерва Анн Шарк…

И то, что началось, как шутка и желание выиграть пари у мэтра Блейка, превратилось в предложение — нет, не «руки и сердца», а прагматичного гостевого брака! Как говаривала ее бабуля — «по. лядушек с постоянным партнером, скрепленных имущественным правом».

Свен Олле-Стуре, блиставший в Голливуде под псевдонимом Алекс Сторм, искренне любил свою Хэлл, но из всех ее увлечений выбрал только одно — увлечение им самим. И поставил его на первое место.

Предлагая ей совместную жизнь, Сторм ничего не менял в своей — он просто встраивал ее в свое расписание.

И это было невыносимо.

***

— Ты нужна мне… Хочу, чтобы ты всегда была рядом! Хочу просыпаться и засыпать, утыкаясь в тебя коленками и всем, чем только можно, — смеялся он. — Скоро сезон съемок. Я хочу возвращаться — в дом или студийный трейлер — и находить тебя там. Спящей… читающей… скучающей…

— …злой, растрепанной, босой, в драном халате и с огромным пузом! — не выдержала в ней Хэлл.

На что после крошечной паузы он радостно откликнулся:

— Даа!! Огромным, потому что — двойня!

Марина выбралась из порушенного совместными усилиями почти новобрачного ложа, и во все глаза уставилась на этого безумного фантазера.

— Ээй! — она пощелкала перед его лицом пальцами, как делают врачи, проверяя реакцию. — Кто-нибудь дома?

Парень снова засмеялся, сгреб ее в охапку и запутал в шелковой простыне.

— Дома, — уверенно кивнул он, придерживая шелковую гусеницу, которой она стала.

Потом осторожно приложил голову к ее груди и тихо произнес:

— Я слышу твое сердце. Мне так спокойно, когда я слышу этот звук в твоей груди. И еще — твое дыхание. Особенно, когда ты засыпаешь… Я сразу чувствую себя так, словно вернулся домой. Может быть, мой дом там, где бьется твое сердце?

«Может быть»?? Алееекс… Как хорошо, что тебе не видно моего лица!

Потому, что я помню совсем другой голос — грустный и спокойный.

«Amo, сasa de mi corazón!» — звучит в моей голове порывом океанского бриза.

Я перевожу глаза на огромное окно лондонского отеля, надеясь, что вид крупных белых хлопьев, остудит мою мерзкую подружку-память…

Но вместо этого в хлопьях мне начинает чудиться сирень, и я понимаю, что надо бежать.

Бежать, пока меня опять не накрыли эти губы, эти руки, это тело…

Пока я снова не растеклась медом по этим шелковым простыням… и не исчезла, превратившись в беременную гусыню Алекса Сторма, на каждом углу расстреливаемую камерами папарацци…

***

Рванув в Москву, Марина надеялась спрятаться на другом континенте в обломках своей прошлой жизни — но на этот раз не сработало.

Расстояние, оказывается, уже ничего не значило.

В их отношениях с Алексом точка возврата на исходную была давно пройдена, и вся ее остальная жизнь — профессиональная и творческая — была уже там, на другой половине шарика.

Все должно было как-то развиваться дальше — но, как?

Она была взрослым человеком, но, как оказалось, не настолько, чтобы расчет и предусмотрительность перевесили эту мучительную привязанность ее сердца.

Как и Сторм, она хотела свободы и ненапряженных отношений, но оба они странным образом пришли к совершенно противоположному результату…

Перешагнув установленную контрактом черту, они увлеклись друг другом как подростки — самозабвенно, до дрожи в коленках, до бессмысленных многочасовых разговоров по скайпу в ожидании встречи…

Подобные отношения в дружбу или "тихое семейное счастье" не трансформируются. Иными словами, за всем этим следовало неизбежное расставание — болезненное и драматичное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не обладая еще подобным житейским опытом, Марина не поняла это, а почувствовала инстинктивно. Почувствовала и до холодного пота испугалась увидеть, как однажды он поднимет на нее равнодушный, холодный взгляд… услышать, как он солжет…

Поэтому решила опередить события.

Ей было невдомек, что на четвертом десятке мужчина воспринимает потери иначе, чем ее ровесники, даже если при этом ведет себя как ребенок.

Потому что к сорока количество этих потерь иногда зашкаливает, и душу приходится просто закрывать на амбарный замок.

Даже от тех, кого любишь.

Эпизод 45

Так сложно любить кого-то,

кто не перестаёт тебя разочаровывать.

Все еще январь, но уже Нью-Йорк.

— …вообще-то так поступаете именно вы — моральные мазохисты, скрывающие под маской циничных сердцеедов свой страх быть отвергнутыми, — констатировал Майкл, к которому Алекс притащился от безысходности. — Чуть что — фьють! — и нет вас. А потом пишите в мемуарах о большом светлом чувстве, которое Она не поняла и не оценила!

Он подвинул парню хайболл с коктейлем, но Алекс лишь поморщился:

— Пиво есть?

Мишка посмотрел на него своими красиво подведенными глазками как на придурка, полез в холодильник и поставил на стол бутылку IRA — Бледного Ирландского Эля — любимый сорт Сторма.

Усевшись напротив и попивая мелкими глотками «маргариту», мулат дождался, когда гость сделает первый длинный глоток, и произнес:

— Она привезла мне целый ящик твоего пойла, прекрасно зная, что ты сюда припрешься.

И протянул Алексу салфетки, с удовлетворением наблюдая, как тот не может откашляться.

— Если бы я не знал, что причиню ей боль, я бы обязательно тебя отравил, сволочь ты крашеная. А заодно и Алана. За сводничество.

— Что ты городишь-то?! — наконец прокашлялся актер. — Блейк тебя из такого говна вытащил! Где б ты сейчас был, если бы не он?!

— Мы разве сейчас обо мне разговариваем? — совершенно спокойно откликнулся Майкл. — И вообще — ты у меня дома. Не нравится — вали!

— Прости, — быстро потух Алекс. — Мне просто хреново.

— А ко мне зачем приперся? Поностальгировать — фотки посмотреть? Не дам! У тебя потом точно крышу сорвет. Проходили.

Сторм молча кусал губы и вертел в руках бутылку.

Хозяин подошел к монитору домофона, хмыкнул и произнес:

— На улице, у кафе напротив дежурят два хорька Джиджея.

— Кто? — не понял Алекс.

— Папарацци «крошки Джареда», милый! Ты чо ваще с другой планеты? Спорим, завтра в сети будут твои фоты, и описание нашей голубой вечеринки!!

— Да, мне насрать! Послушай, Майкл… Я пришел к тебе, как к ее другу. Не выделывайся, умоляю! Не хочешь помочь — так выгони к черту, и дело с концом!

— Да чем здесь поможешь… — облик модного фотографа поблек и проявился обычный Мишка, с которым она познакомила Алекса на их первой совместной фотосессии. — Она как-нибудь объяснила свой отъезд?

Сторм отрицательно покачал головой.

— Мы провели охренительную неделю в «Баглиони»… Все было прекрасно! И вдруг она… просто исчезла!

Прищурив глаза, Михаил оценивающе разглядывал понуро сидящего перед ним парня.

— Скажи, а ты сам вообще-то, чего хочешь от Маринки?

— Ннуу…

— Ох, б…дь, прибью прям щас! — взвился Майкл. — «Жить не могу»! «Люблю»! А сам не знает, чего хочет. Так баб не возвращают!

— Хочешь научить, гейская твоя морда? — огрызнулся Алекс.

— Да придется, звезда ты наша! Видишь ли, она не просто свалила! Она уехала туда, где ее ждут одни руины и могилы, и вовсе не в переносном смысле! И сбежала она от человека любящего, любимого… насколько я понимаю. Для этого нужна какая-то весомая причина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вам иногда никаких причин не нужно. Вы не мозгами думаете, — проскрипел парень.