Виражи Судьбы (СИ) - Теллер Тори

или можешь быть счастливым.

Кто это сотворил? Майкл, Блейк или она сама?

Да какая к черту уже разница!

Все это время он как бездомный пес шарахался с тусы на тусу, колесил по миру, исполнял контракты — а в душе было пусто, как в старом дедовом доме…

Хотелось засыпать и просыпаться обнявшись, подгребая ее во сне к себе под бок, как котенка, чувствуя тепло ее тела, ее дыхание…

Ее — той, встречи с которой были регламентированы контрактом, исключавшим нежность, уединение и наслаждение друг другом. Слепящий глаза пиар, поцелуи и объятия напоказ, и быстрый голодный секс, в котором все меньше было радости и все больше отчаяния. Просто до слез — до ее слез.

К тому моменту, как стало понятно, что между ними не только флирт, но и привязанность, Сторм уже усвоил, что эта невозможная девчонка — другой мир, в котором эмоции, сердце, а иногда и кошелек — нараспашку.

Алекса это смешило и умиляло, и, когда они были вместе, он, как мог, пытался ее образумить.

Потому что в этом мире так не жили!

А тем, кто пытался, всегда приходилось несладко — это он испытал и на собственной шкуре. Поэтому никак не хотел допустить, чтобы досталось и Хэлл.

Марина редко плакала, но когда это все же происходило, от ее слез внутри Алекса просыпалось что-то темное, тяжелое, требующее выхода в каком-нибудь безумии. И лучше всего — и проще всего — было дать кому-нибудь в зубы.

Срабатывало безотказно — настроение однозначно улучшалось.

Но трезвым он это делать не мог, а выпив, не успевал вовремя остановиться.

Итог — страдал имидж лучезарного мистера супер-секси, агенты визжали и отказывались работать, папарацци устраивали засады и забрасывали в сеть мерзкие фотки.

А Марина — только смеялась и решала вопросы, словно никаких проблем и правил на свете не существовало. И что интересно — чаще всего у нее все получалось.

Только вот, чего ей это стоило, Сторм как-то не уточнял.

Вот и сейчас, у его девушки должно было получиться рождественское интервью с успешным и счастливым «старшеньким» актерского клана Олле-Стуре, воссиявшем новой звездой с подачи HBO.

— Все! — выдохнула Марина. — Аллес! Финиш. Читай, подписывай, а я делаю пару фото и отсылаю в редакцию.

— «Подписывай»? — не понял Алекс.

— Ну да — электронной подписью. Но, только прочти все же. А то потом опять скажешь, что я тобой манипулирую. Присядь.

Она уступила ему место перед ноутбуком, и Сторм погрузился в буквально фантастическую историю обстоятельств своего собственного интервью.

Светлые брови полезли на лоб — он поднял на свою прелесть вопрошающий взгляд, но та только развела руками:

— Рождество! Чего же ты хотел? Чтобы я рассказала фанатам, как ты объелся собственной ролью и их вниманием?

— Ну, хорошо, — неуверенно согласился актер. — А фото-то зачем? У Майкла полно — поставь любое…

— Там редакция понаставит, что ей захочется. Но пара фоток должна быть, что называется, «с места преступления» — Du förstår?(Понимаешь?)

Она неожиданно запустила в него подушкой с дивана, которую Алекс поймал и недоуменно улыбнулся — камера ее смартфона сработала безотказно.

Марина перегнала фото в комп и открыла в полном размере.

— Ну как?

На мониторе актер прекрасно смотрелся за письменным столом в классическом английском интерьере, где единственной современной вещью был лэп-топ.

Не постановочная, чуть растерянная улыбка и случайность позы смыли со Сторма всю его растиражированную звездность — это было по-настоящему атмосферное, ламповое фото…

— Я действительно такой? — разглядывал себя Алекс.

— Иногда. И не для всех.

— А теперь ты хочешь, чтобы — и для всех?

— Рождество, Алекс! Я не могу посадить тебя с эльфами в обнимку или запечатлеть у семейного очага. У меня просто не хватит времени все это организовать! Итак, твое резюме?

— Отправляй, — Сторм поставил электронную подпись под материалом и фото. — И выключай телефон — мы уезжаем.

— Далеко?

— Это сюрприз. Это мои 24 часа, и ты согласилась, Марина Краузе. Жми Enter, бери свои вещи, и пойдем отсюда — такси уже внизу!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

*

Как только они уселись на заднее сиденье, Алекс стянул с ее шеи шелковый шарф:

— Позволь завязать тебе глаза.

Девушка недоверчиво улыбнулась.

— Это действительно сюрприз.

Алекс отвел ее руки, сложил шарф и завязал узлом на затылке.

— Не туго? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, приник к ее полуоткрытым губам, жадно и нежно покусывая и посасывая каждую. — Учти, — прошептал он задыхающейся девушке в ухо, — я буду целовать их, пока они не станут прежними! Как и вся ты.

— А если для этого 24 часов не хватит?

— Сутки я обещал Мари Керуаз. А с тобой, любительница кофе по-маррокански, будет именно так: не отпущу, пока не станешь такой, как прежде. И это будет продолжаться настолько долго, насколько понадобится!

— Кому? — блуждая пальцами по его лицу, тихо спросила девушка.

— Тебе… Мне… Нам.

Эпизод 43

Мы забыли, бранясь и пируя,

Для чего мы на землю попали…

*

29 декабря, Лондон. Отель «Баглиони».

Они занимались любовью, купали друг друга в огромной джакузи, ели, пили, спали… и снова занимались любовью. Просыпались и, не открывая глаз, нащупывали друг друга жадными пальцами.

Они не понимали, какой день, какой час; их девайсы, часы и мобильники были раскиданы по номеру, как и одежда. Они не нуждались в напоминании о том, что все временно.

Они это знали.

Но вели себя, словно дети, удравшие от реальности. Так, однажды, нашарив трубки одновременно «заурчавших» смартфонов, мужчина и девушка взглянули на экраны, переглянулись и… начали прикладывать телефоны один к другому, словно те целовались, озвучивая их «чмоки» и хохоча!

Они не выходили из номера уже вторые сутки.

Персонал понимающе улыбался, принимая очередной заказ на доставку из ресторана, и в жесткой форме отвергал любые предложения темных личностей об оплате «любительского фото пары любого качества».

Репутацией отеля дорожили, секьюрити были на высоте — поэтому Сторм его и выбрал. Милые улыбки, скромно опущенные глаза, расторопность и бесшумность — персонал был вышколен так же, как в и маленькой фирме Хэлл.

Номер был серо-серебристо-лиловым.

Шелк простыней, вельвет портьер, гобелен обивки и диванных подушек, высокий мягкий ворс ковра; свечи в высоких подсвечниках из толстого цветного стекла, ранние декабрьские сумерки в высоких викторианских окнах и тишина, которая бывает только зимой — снежная, ватная…

Белые хлопья за окном и белые орхидеи в номере.

Белые и лиловые — нежность и печаль…

*

— … Меч сотрет железо ножен, а душа источит грудь. Вечный пламень невозможен: сердцу надо отдохнуть…

Марина проговорила строчки по-русски, затем — по-английски, и затаилась, уткнувшись губами в его плечо. Повисла такая тишина, что биение их сердец показались Алексу колокольным звоном.

К сожалению, не венчальным.

Воздух в номере застыл и словно уплотнился, приковывая их к друг другу.

— Снова какой-то русский поэт? — очень тихо спросил он.

«Она с тобой прощается. Прощается!!» — вопило внутри.

Голоса не хватало. Ни голоса, ни решимости вынуть из кармана синюю бархатную коробочку и окольцевать эту разноликую ведьму…

— Это Байрон, Санечка.

— «Sonechkah»? — попытался повторить Сторм. — Опять новое прозвище?

Он погладил шелковую кожу ее шеи, пропустил сквозь пальцы прядь непривычно каштановых волос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пусть будет Байрон, — вздохнул он, — Послушай-ка другое: «У сердца с глазом — тайный договор: они друг другу облегчают муки. Когда тебя напрасно ищет взор, и сердце задыхается в разлуке».