Лабиринты чувств - Дубровина Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы едем на экскурсию? — спросил Квентин.
— Да. — Юлька загадочно улыбнулась.
— Куда? Золотое кольцо?
— Почти.
— А почему в электричке? Я мог заказать машину.
— Оставь свои буржуазные привычки, — оборвала его Юлька. — Это экскурсия не «по», а «в»… В дебри загадочной русской души… Ладно, не напрягайся, потом поймешь.
В воскресный день электричку штурмовала целая толпа дачников. С лопатами, огромными сумками, рассадой в корзинах, с обмотанными тряпками прутиками саженцев…
Шум, гам, толкотня… Юлька наметанным глазом выбрала местечко у окна, протиснулась вперед и потянула Квентина за рукав.
Его нежно-голубая сорочка с темно-синим галстуком и отутюженные серые брюки резко выделялись на общем фоне дачных маек и клетчатых рубах.
Сама Юлька была в джинсах и тонком черном свитерке с заплаткой на рукаве. Перехватив направленный на взгляд Квентина, она коротко объяснила:
— Так надо.
Он послушно сел рядом, притиснутый с другого бока толстой теткой с огромным мешком. Мешок лежал в проходе у самых носков его начищенных туфель и… шевелился…
— Не помешает? — спросила тетка. — Я кабанчика в деревню везу. Да не волнуйтесь, он смирный…
Квентин чуть-чуть отодвинулся и тихо спросил у Юльки:
— Кабанчик — это свинья, да?
— Мужчина — свинья, — подтвердила Юлька, с удовольствием наблюдая, как он пытается вжиться в новое для него пространство.
Напротив расположились два поддатеньких мужичка и старушка.
Мужички сразу же, не дожидаясь, пока тронется электричка, достали пиво, связку воблы, одним щелчком откупорили бутылки об оконную раму и залпом опрокинули в горящие глотки.
Юлька удовлетворенно кивнула. Пьеса началась. Акт первый. Сцена первая. Мужчины пьют пиво.
— А теперь, Венечка, — вкрадчиво сказала она, расскажу тебе о твоем тезке. Ты Квентин, а по-русски — Вениамин, Венечка…
— Да, я знаю, — кивнул он. — Ты говорила.
— А у нас был такой писатель… Венечка Ерофеев. И он как-то раз сел вот в эту самую электричку, проехал в ней до станции Петушки… и написал настоящую народную книгу.
— Мы едем в его музей? — догадался Квентин.
— Умница, — похвалила Юлька. — Только мы едем в его музее. Он здесь. В этой электричке.
Квентин удивленно повертел головой.
— А где… экспонаты?
— Перед тобой. И вот здесь… — Юлька нагнулась и достала из сумки чекушку и два граненых стакана. — «Поезд тронулся, и мы налили по первой». Ну, пора и нам начать.
— Это что? — Квентин с подозрением покосился на криво налепленную этикетку.
— Дешевая водка, — невозмутимо отозвалась Юлька и налила по полстакана.
— А тоник? — Квентин понюхал жидкость и сморщился.
— Упаси Боже!
— А… закуска?
Юлька протянула ему кусочек горбушки.
— Сначала понюхай, а потом ешь.
И залихватски продемонстрировала, как это делается: выдохнула, залпом опрокинула в себя стакан, с шумом втянула носом кисловатый запах «чернушки» с тмином и только после этого медленно, словно нехотя, сжевала свой кусочек.
Квентин последовал ее примеру. С выдохом и залпом получилось хорошо, но на вдохе он мучительно закашлялся, побагровел и замахал руками.
— На, глотни, — сердобольно протянул ему пивко сидящий напротив мужичок. И сочувственно добавил: — Не пошла…
Квентин жадно запил водку пивом и перевел дух…
— Неправильно, — строго сказала Юлька. — Ну что ж… На Чухлинке придется повторить.
Мужичок, одолживший свое пиво, выразительно посмотрел на них, и Юлька плеснула водки и соседям.
Те с достоинством взяли стаканы, хором сказали:
— За легкую дорогу, — и синхронно проделали все, чему Юлька учила Квентина.
— Запомнил?
— Джулия, а зачем это? — тихо спросил он.
— Это кратчайший путь к познанию русской души, — усмехнулась она.
— На свадьбу, что ли, едете? — оглядев Квентина, спросил мужичок.
— Да нет… в Петушки… — туманно отозвалась Юлька.
— А мы в Электроугли.
— А что мужик у тебя такой нарядный?
— А он всегда такой, — засмеялась Юлька — Он американец.
— О! То — то, я смотрю, пить не умеет! — хлопнул себя по лбу мужичок и протянул Квентину руку лодочкой. — Вася.
— Петя, — сообщил второй.
— А он Веня, — Юлька толкнула Квентина в бок.
— Очень приятно, — выдавил он.
Вася потер ладони.
— Ну… со знакомством?
За знакомство до Чухлинки не дождались.
— Между первой и второй перерывчик небольшой, — хохотнул Петя и протянул Квентину воблу. — Ты ее вот так… лупи об лавку… мягче станет.
Под его чутким руководством Квентин выпил, занюхал по всем правилам и принялся разделывать пересушенную воблу.
— Пузырик, пузырик поджарь, — учил Вася. — Держи спички.
Сырые головки ломались, гасли, а потом резко вспыхнули обжигая пальцы… Пузырик надувался от жара, чернел, сморщивался…
— В самый раз, — решил Вася.
Квентин принялся его старательно разжевывать… и брови его удивленно поползли вверх.
— Вкусно? — хохотал Петя и крепко трескал его ладонью по коленке. — То — то! Вы там в Америке такого и не пробовали!
…К Железнодорожному они уже вовсю общались на дикой смеси русского с матерным, дополняя непонятное выразительными жестами.
Третья чекушка удивительно облегчила взаимопонимание. А «Жигулевское» прекрасно утоляло жажду, скрашивая вагонную духоту.
И лучок пришелся кстати… Вася разрезал его перочинным ножиком, положил на четверть головки кусочек воблы и со смаком отправил в рот. Квентин последовал его примеру.
— Русский бутерброд! — закатывались мужички, глядя, как у Квентина наворачиваются на глаза слезы. — Что, шланги горят? Ты пивом, пивом лакируй…
— Лакируй?
— Ну, смазывай… По горлу, как маслом, усек?
— А… Да, да…
Квентин раскраснелся, глаза заблестели. Он ослабил туго затянутый галстук, а потом и вовсе расстегнул верхнюю пуговицу.
Кабанчик у его ног зашевелился и пронзительно заверещал. Тетка пнула его пяткой.
— Вот зараза!
Кабанчик завизжал еще громче. А тетка махнула рукой:
— Да ну тебя! Надоест — сам заткнешься.
Сверху, на багажной полке, сразу загомонили цыплята в закрытой корзине, чьи-то саженцы впились в шею тонкими прутиками…
В вагоне уже явственно пахло потом, колбасой, перегаром…
В тамбуре набились курильщики, надымили — не продохнуть. На каждой станции дверь из вагона открывалась, выпускала сизые клубы дыма и впускала тоненькую струйку свежего воздуха.
Колеса стучали, за мутным окном проплывали заводские трубы и редкие рощицы, покосившиеся деревянные домишки и пустые серые поля…
Квентин покачивался на жесткой скамье, приваливался боком к Юлькиному плечу и глуповато улыбался.
…До Электроуглей они уговорили еще одну бутылку и научили Квентина сложному матерному анекдоту, который пришлось повторить раз десять, пока он понял. А поняв, хохотал, как ребенок.
— Ну, бывай, Веня! — Петя крепко хлопнул его по плечу. — Привет Петушкам.
Квентин проводил своих попутчиков полным сожаления взглядом, но их место тут же заняли два грузных солидных дядечки. Они вынули из пузатою портфеля вареную колбасу, батон хлеба… и пиво.
— Залакируем? — предложил Квентин, а взгляд его поневоле притягивался к аппетитно пахнущей колбасе. Юлькину-то «бородяшку» давно «снюхали».
Разве кто отказывался в пути поддержать хорошую компанию?
Залакировали. И Квентин с жадностью впился зубами в кусок «докторской».
Дядечки вышли через полчаса, но за это время кончились еще две чекушки.
…Верещащего борова наконец-то выволокли из вагона. Он упирался в своем мешке, поэтому тянули сообща. Тетка тащила, Квентин толкал… Но теперь в тамбур завели козу. И на огласила весь вагон жалобным протяжным блеяньем.
Вместо дядечек пару станций проехали три неопределенного возраста женщины в платочках. От водки они отказались зато угостили Квентина с Юлькой семечками.