Как уничтожили «Торпедо». История предательства - Иван Тимошкин

– Спустя годы она обросла таким комом домыслов, что человеку несведущему разобраться действительно непросто. У нас ведь каждый считает своим долгом что-то прибавить, где-то прихвастнуть своей якобы осведомленностью. Дело же было так. Мы отыграли в гостях матч с Израилем. Надо сказать, что тогда, в 1992 году, футболистов из СНГ играло там – пруд пруди. Ну и, понятное дело, все сборники разъехались по знакомым ребятам, которых давно не видели, – и посидели с ними в барах да ресторанах. Вот, собственно, и все. А не так, что кто-то кого-то споил. Я вообще считаю это выражение идиотским. Так и видится картина: все держат одного трезвенника и вливают в него водку ведрами, а тот не дается.

– А как тебе вообще игралось в сборной?

– Да на поле-то я выходил довольно редко. Привлекался много раз, но чаще – все-таки не в качестве игрока стартового состава. К примеру, в отборочном цикле чемпионата мира 2002 года провел только пять матчей: по две игры с югославами и швейцарцами и еще одну – на выезде со словенцами. Можно сказать, место в «основе» для меня находилось в зависимости от соперника и выбранной Романцевым тактики.

– Как тебе работалось с Романцевым?

– Олег Иванович – грамотный специалист и хороший психолог. Как человек, может быть, он и тяжеловат немножко. Но он может толково объяснить футболистам, чего от них хочет. А это дорогого стоит. Хорошо работалось мне и с Юрием Семиным. Его отличительная черта – никогда не останавливаться на достигнутом. Что-то новое увидел – тут же изучил, перенял, применил. Думаю, не обидится он на меня, но вот эта его орловская пытливость как раз и помогает ему быть в постоянном движении. Ведь как у него отпуск – так он то в Испанию, то в Италию, то в Англию, то еще куда-нибудь за опытом «намыливается». Поэтому ему и предложили сейчас возглавить сборную.

– Что скажешь о Валентине Козьмиче, ты ведь у него тоже долго играл?

– Валентин Козьмич – это старая, советская, школа. Основательность, диктатура – шаг влево, шаг вправо…. Но главное – уровень организации игры. Взять действия защитников «Торпедо» тех лет. Вырезалось все – мышь не проскочит. Его известный афоризм «Ноль в свои ворота, а впереди момент хоть один, но будет» приносил плоды.

– На тот конфликт, когда команда отказалась играть под руководством Иванова, ты сейчас иначе смотришь?

– Да никак я уже сейчас на него не смотрю. Недавно летели с Валентином Козьмичом вместе из Португалии, общались. И он сказал: «Все, Игорь, давай заканчивать. Что было – то было. Проехали и забыли». Так что сегодня никто камня за пазухой не держит.

– И все-таки вы тогда выступили с ультиматумом – либо Иванов, либо игроки. Нельзя было как-то иначе решить проблему?

– Понимаешь, когда лавина пошла, останавливаться уже поздно. Может накрыть и тебя. Мы испугались, что Сергея Шустикова и Максима Чельцова действительно уберут из команды, хотя провинность их так, в общем, и не была доказана. Да, их не было в номере гостиницы, но режим они не нарушали. Мы вступились за них не из-за круговой поруки, а чисто по-товарищески, считая наказание слишком суровым. Наверное, переборщили. Но пусть Валентин Козьмич поверит нам: не со зла.

– Для опорного полузащитника, а затем и либеро ты забил достаточно много мячей…

– До 14–15 лет я играл чистого форварда. Потом некоторое время – на месте левого инсайда. Навыки остались. В футболе, как, наверное, и в жизни, навыки – великая вещь.

– Почему, по-твоему, «Локомотиву» удалось стать одним из ведущих клубов страны?

– Потому что командой руководили умные и, что немаловажно, футбольные люди. Она выстраивалась постепенно, без спешки: проводилась политика точечной селекции, взаимоотношения строились на разумном балансе моральных и материальных стимулов. Вспомни, например, сокрушительное поражение от «Баварии» – 0:5. Другой президент рубанул бы шашкой, и все рассыпалось бы. Но как стабильность во всем была, так и осталась. Никто никуда не шарахался. И сегодня «Локомотив» – это добротная европейская команда.

– Не могу не спросить тебя о Юре Тишкове.

– Знаешь, давай не будем ворошить старое – хотя бы ради его светлой памяти. Лучше бы при жизни о нем больше думали и заботились. А то ведь после травмы он стал практически никому не нужен. Особенно когда стало ясно, что играть на прежнем уровне больше не сможет.

– Хорошо, не будем. Но я знаю, вы, его друзья, помогаете его семье, на могиле поставили очень трогательный памятник. Особенно меня поразила надпись: «Пока меня помнят, я жив».

– Это заслуга в основном Макса Чельцова. Мы только помогали…

– Почему у него так сложилась судьба – по сути, он недоиграл, недолюбил, недожил.

– Тяжело сказать. Может, за чьи-то чужие грехи расплачивался? Сам он был, ты знаешь, честным и порядочным парнем, никому плохого не сделал.

Глава третья

Передача команды Лужникам

Наступил 1996 год, в середине которого «Торпедо» рухнуло окончательно. Денег на содержание команды не было, да и взять их было неоткуда. Тогда никто еще не знал, что, передавая команду Лужникам, мы навсегда теряем то «Торпедо», которое на протяжении 70 с лишним лет было частью нашего футбола, одной из страниц его истории – причем весьма заметной и значимой. Признаюсь, я сам на какое-то время поверил в то, что смена хозяина поможет клубу, придаст ему новый облик, подновит картину, оставив старое обрамление – рамку заводской, рабочей команды, какой она всегда была и за что, собственно, ее и любили болельщики. Но, увы, надежды оказались напрасными. Попробуем вернуться в лето 1996 года.

Вспоминает Владимир Овчинников

«Финансовые трудности начались еще весной 1996 года, а к лету завод, по сути, прекратил финансирование команды. Нависла реальная угроза краха. В этот момент хозяин Лужников Владимир Алешин предложил купить команду и ее бренд – словом, все, что связано с «Торпедо». По его замыслу, клуб было легче сохранить, оставив его в высшей лиге, а не начиная все с нуля. Сделка состоялась, хотя по большому счету она была незаконна. Дело в том, что клуб тогда являлся закрытым акционерным обществом. Алешин не купил это ЗАО, а создал новое, взяв себе бренд и футболистов. Юридической связи между этими двумя ЗАО не было никакой, а бренд перешел вроде как по воздуху – от зиловского «Торпедо» к лужниковскому. Такого по спортивным принципам быть не может – как, впрочем, и по правовым. В результате трудовой стаж у многих футболистов прервался. Потом они обращались к нам, чтобы как-то восстановить его, поскольку не знали, куда идти, кого просить и что, собственно, делать. Ведь их попросту обманули. Когда они приходили к Алешину, тот предлагал им отправиться на завод – а там разводили руками и отвечали, что все дела были переданы в Лужники. Поначалу, кстати, так и планировалось сделать, но Алешин никаких документов не взял. Он ту бухгалтерию отложил в сторону и завел свою, с нуля. Что касается эмблемы, то с первого же дня он сказал, что она никуда не годится – какие-то там машинки с шестеренками изображены. И стал заниматься созданием новой. То есть именно он своим волевым решением отверг исконную торпедовскую эмблему.

Поначалу я тоже там работал, но не в штате, а по договору, за копейки. Меня просил помочь ему на первых порах Владимир Пильгуй, ставший генеральным директором клуба. Завершился тот сезон на минорной ноте – «лужниковцы», проиграв слабенькому тбилисскому «Динамо», вылетели из Кубка УЕФА. Наступил следующий год. Чтобы как-то развиваться дальше и выходить на иной, более высокий уровень, надо было приобретать новых футболистов. Но Алешин не спешил выделять деньги. Вместо этого он выбрал альтернативный вариант, пригласив в команду в качестве главного тренера Александра Тарханова – тот пришел в «Торпедо» со своими футболистами. Валентина Иванова сняли, сделали почетным президентом. А чуть раньше завершил свою деятельность в клубе и я.

Почему Алешин взял именно «Торпедо»? В свое время он пробовал свои силы в торпедовском дубле, но не подошел команде. Однако в душе считал себя болельщиком «Торпедо» – а тут появился такой шанс стать его хозяином! Он, видимо, считал, что большие деньги у него будут всегда, что команда будет развиваться и все пойдет по нарастающей. Планы действительно были интересными – через два-три сезона создать суперклуб. И предпосылки к этому были: мало того что у самого Алешина финансовые дела шли прекрасно, так команде помогал еще и Павел Бородин. Пал Палыч, безумно любивший «Торпедо», Иванова и историю клуба, готов был помогать безвозмездно. Футболистам, например, он платил за победы дополнительные премиальные. Правда, помогать он стал лишь тогда, когда команда переехала в Лужники. И вот почему. Году в 1995-м Бородин приехал на очередной матч автозаводцев. Но в тот момент по нелепой случайности сломался лифт, поднимающий высокопоставленных лиц в правительственную ложу. Владимир Носов пытался объяснить ему, что придется немного подождать. Но то ли не сумел найти нужных слов, то ли постеснялся сказать, что лифт не работает, – не знаю. Бородин же, так и не поняв, почему его не пускают и с какой стати он должен здесь стоять, не вытерпел. Психанув, он поднялся на трибуну и сел вместе с Михаилом Гершковичем. А Носову сказал на прощание, что тому только семечками торговать на базаре. Эта обида перетекла и в 1996 год: Бородин Носова уже на дух не переносил.