Моя первая книжонка. (Чего многие из вас никогда не напишут) - Кирилл Ламповед

Лука Сергеевич изучал мою работу уже добрую четверть часа. Этого времени мне хватило, чтобы дважды зайти в соцсети и полайкать фотографии с вечеринок друзей. Был бы телкой, сделал бы селфи с хэштегом #волняшки. Мы сидели практически бесшумно, наше присутствие выдавалось только шелестом бумаги да звуком качающегося стула. Меж тем за окном начиналась замечательная пора приближающейся жары с легким ветерком и ясным небом. Красотища-то какая! Я не был из тех, кому больше нравится дождь и слякоть. К черту эту хрень. Вот солнце и сухой асфальт – это лайк.

Из открытого окна я слышал бормотание студентов, куривших перед институтом. Редко их голоса заглушал шум проезжающих машин. Я уже дважды думал найти повод выйти покурить, но потом останавливался – все-таки это будет не очень прилично, вычитка текста-то нужна мне, а не моему преподавателю. Поэтому я сидел. Сидел, ждал и гадал. Увы, но по лицу Смоля я никак не мог понять его мнения. Он вчитывался в каждое слово, будто бы речь шла о расшифровке древних манускриптов. Глаза отражали напряженность плюс активную работу мозга. Когда последний листок лег на стол, он снял очки и откинулся на стуле, разминая руки.

– Ну как? – спросил я, ожидая приговора.

– Честно? Это, конечно, не самая худшая работа из мною прочитанных… но, (всегда пропускайте мимо ушей все, что сказано до союза «но») говоря образно и не слишком прямолинейно, читать такое лучше под журчание воды. Есть некоторые интересные моменты, детали, но целая картина пока получается плохо.

– Я надеялся, что не так ужасно.

– Все и не так ужасно! – воскликнул он. – Вы, в общем, писать умеете. Буквы превращаете в слова, слова – во фразы, фразы – в предложения. Не чудовищные! Знаете, я за время работы со студентами ТАКОГО начитался, что мне теперь ничего не страшно. Ни один ужастик не пугает. Вот я недавно пересматривал «Психо», так что бы вы думали?! Легко! Я как представлю тот роман, который мне принесла одна студентка, так меня никакие маньяки не берут, – он серьезно посмотрел на мое веселое лицо. – Вы не смейтесь! Восемьсот страниц пугалок, детектива и любви в представлении двадцатилетней особы. Тут и поседеть можно. Я вот поседел. И до этого седой был, а сейчас еще больше. Видите, – он покрутил головой, чтобы я смог рассмотреть его седые волосы.

– Да уж, представляю.

– Так вот, можете собой гордиться, ваше произведение, точнее, тот кусок, который вы принесли мне на оценку, не такое пугающее. Однако пока и не такое веселое. Увы и ах. Скучно, – пожал он плечами. – Нет действия. Нет повода читать. Понимаете? Вот возьмем «Войну и мир» – гремучая смесь величия гения и частиц графомании, а сколько действия! Никакого простоя. Каждый персонаж проживает свой сюжет от начала и до конца. А какое описание! Вы же, надеюсь, читали «Войну и мир»?

– Было дело, – нет, я правда ее читал.

– Славно, а то современных студентов с литературным уклоном что-то клонит идея, что просмотр «Игры престолов» может заменить чтение длинных и скучных книжек, непонятно для кого написанных. Так вот, пока что в бою со Львом Николаевичем вы нокаутированы в первом раунде. Длинная седая борода грозно повисла над вами, и где-то наверху слышен хриплый и противный смешок. А проиграли вы из-за того, что рассказ ваш до изнеможения скучен и пуст. День из жизни очень неинтересного молодого человека. Зачем это читать?

– Я и хотел показать историю обычного парня. Чтобы читатель понял, что его жизнь интересней, чем кажется. Столько увлекательного вокруг, только мы этого не видим.

Преподаватель придвинулся к столу, поставил на него локти, сложил вместе кисти рук и положил на них свой подбородок.

– Теперь я понял вашу мысль. Увы и ах, так литература не работает. Позвольте объяснить. Обычная история требует эмоций. Драма, комедия, трагедия и прочие общеизвестные мотивы. Истории необходимо нести свой заряд. Она может учить, давать ответы на какие-то вопросы, воодушевлять, веселить, противопоставлять и так далее и так далее. У вас же сейчас ничего этого нет. Ни комедии, ни драмы. Только одна трагедия, да и та заключенная в главном герое.

– Я не уверен, что точно вас понял.

Преподаватель снова поменял позу, скрестив руки у груди.

– Вашему герою восемнадцать лет, высшее образование проходит стороной, он курит, много ругается матом и большую часть дня стоит с криком «свободная касса». Тоже работа, не спорю, проблема в другом. Кто он? Куда он идет? Какие у него увлечения? Поэзия, фото, рыбалка, может, марки собирает?

– Никаких.

– Вот это и плохо. Никаких целей и стремлений. Никаких увлечений. Нет ничего, кроме мата, алкоголя и никотина – очень грустно. Люди такие, безусловно, есть. И их много. Но в роли литературного, подчеркиваю, литературного, персонажа это не выглядит современно. Вы что, хотите его еще и в подъезд с друзьями загнать? Модель олуха – главного героя подходит для комедий, скорее, визуального плана, нежели книжного. То есть для мультиков и ситкомов. Боюсь показаться невежей, но уже вроде бы есть мультфильм о глупом работнике фастфуда. Он желтый и квадратный. Вы хотите писать о нем?

У меня перед глазами появилось довольное лицо Губки Боба. Если я что-то и пытался создать, то точно не это. Отмахиваясь руками, я воскликнул:

– Нет! Нет! Ладно, понял. Закусочную закрываем. Что же делать?

– Вам понадобятся два инструмента. В и Г. В – вдохновение, а Г – город. Вы живете в одном из крупнейших мегаполисов планеты. Сюжеты обитают вокруг вас, достаточно просто руку протянуть.

– А что вы можете мне посоветовать из городских историй?

– Для начала поменяйте персонажа. Пусть он, допустим, будет современным молодым франтом. Девочки и мальчики любят франтов, вспомните Остапа Бендера.

– Я думал делать что-то не столь авантюрное, – в тот же момент я потерял равновесие и чуть было не упал со стула.

– И не нужны авантюры. Жизнь интересней, чем кажется. Вы сами мне об этом говорили. Вот и рассмотрите свою жизнь. Я очень сомневаюсь, что все свое время вы проводите у компьютера и никуда не вылезаете.

– Зря сомневаетесь, сейчас это модное развлечение.

– Даже в таком случае можно изобразить что-то интересное. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку и т. д. Но все-таки я верю в насыщенную яркость вашей жизни. Ведь вы выпускник вуза, где учат литераторов и журналистов! Это уникальное место. Если совместить обе эти специальности, можно открыть массу невероятного. В вас есть талант, так пользуйтесь им.

После этих слов преподаватель о чем-то задумался, помолчал, а затем продолжил:

– А лучше передайте талант своему персонажу!

Я прищурился и стал похож на Ди Каприо из известного мема.

– О чем вы?

– Пусть ваш персонаж будет выпускником этого вуза. Пусть на его зоркости и творческом начале и будет выстроена книга или что вы там писать собрались?

– То есть пусть персонаж будет мной? – я больше удивился тому, что Смоль говорил то же самое, что и Эд, чем тому, что он говорил.

– Вашим альтер эго. Идея не новая, даже весьма забитая, но хорошо работает и сегодня. О себе вам легче написать, чем о ком-либо другом.

– Забавно, но вы не первый человек, который мне это говорит. Почти слово в слово.

– Значит, так и нужно делать. Не находите?

– Ну а как же всякие эксперименты, перевоплощения, разное творчество?

– Творчество никто и не отменял. Без него художественное произведение никак не получится, хоть стой, хоть падай, – Лука Сергеевич вновь пожал плечами. – Другое дело эксперименты. С ними лучше повременить – мало опыта. Тут эксперимент, там эксперимент. Везде попробовал, нигде не получилось, все забросил. Молодые любят не доделывать до конца, сам так поступал. Лучше уж сперва просто и основательно сесть и написать что-нибудь обычное, но законченное. Важно именно закончить начатое. Сделать какую-то основу. Даже если получится не так хорошо, как хотелось. Даже если будет банально. Идея без реализации ничто. Вот когда будет первое оконченное произведение, когда вы пройдете все этапы его создания, тогда уже можно приступать к каким-то экспериментам в новых работах. Люди помнят хорошие произведения, а плохие никому не интересны. Поэтому не бойтесь ошибаться. Сделаете плохо – никто и не заметит. Сделаете хорошо – добро пожаловать.

– Вы правы, я сдаюсь.

Лука Сергеевич наигранно изобразил победу, вскинув руки вверх.

– На этой льстивой ноте будем заканчивать. Я с большим удовольствием пообщался бы с вами еще, но у меня сейчас начнется лекция. Конечно, стоящие за дверью студенты дневного отделения будут безумно рады, если я ее отменю, но моя совесть мне этого никак не простит. А это ужасно. У меня и так дома четыре женщины, а если к ним добавится еще и совесть, то я просто с ума сойду, – Лука Сергеевич добро улыбнулся.