Как вырастить здорового ребенка - Татьяна Шипошина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Те же приближенные служили при ней доносчиками и наушниками. В несчастной этой организации нельзя было шагу ступить – все мгновенно доносилось директору.
Кроме того, директриса периодически тасовала своих слуг, по очереди приближая к себе то одного, то другого. И те, кого она отдаляла, испытывали страдания и ревновали друг друга к ней, как ревнуют мужа или любовника. Женщины-то в коллективе все в основном одинокие, в основном разведенные. Мужа нет, дети выросли – кого любить, кому быть нужной? Тоской и слабостью веяло от приближенных нашего директора.
Те же, кто подчиняться, пресмыкаться перед ней отказывался, переходили в стан врагов и становились предметом жестоких обсуждений, сплетен и пересудов. Бывало, про них специально запускалась сплетня. Бывало, стравливали одних с другими, и потом наслаждались, обсуждая скандал в своем узком кругу.
Умная, властная, владеющая педагогическими методиками, умеющая понравиться, вовремя сказать нужное слово, жестоко убирающая все преграды со своего пути.
Я не знаю, продолжает ли она еще работать. Я же ушла от нее, и больше меня там нет. Я пыталась бороться с ней, но потерпела поражение. Поражение физическое – в смысле ухода, в смысле невозможности изменить, сломать что либо в самой системе, в самой этой организации.
Помилуй, Господи, всех, кто остался рядом с ней!
Помилуй, Господи, бывшую мою директрису, вразуми ее, помоги ей. Да будет на то воля Твоя.
Вот еще стихи, которые я написала тогда, перед увольнением. Похожи они оказались на жестокий романс.
Жестокий романс на расставание с директором. Это было бы смешно, если б не было как всегда.
* * *Ты знаешь —Надо быть самим собой!И я тебя в покое оставляю.Сегодня я на волю отпускаю —С моей судьбы – тебя,С твоей судьбой.
Как бились мы!Судьбою о судьбу!Как бились! Только искры как летели!Глаза заплаканные, мятые постели —Горбатые исправятся в гробу…
Я не вернусь.Я вышла из тюрьмы —Из общей камеры. Я вырвалась из сети!И оба мы с тобой за все ответим,И где ответим —Оба будем мы.
6– Заходите!
Миловидная, пухленькая, в уютной шерстяной кофточке, такая вот мамочка-симпатюлечка с такой же симпатюлечкой дочкой лет пяти.
Сейчас у меня будут просить больничный.
– Доктор, у нас вчера была температура – тридцать семь и пять, а сегодня я таблетку дала, и у нас – тридцать семь! И вот насморок у нас!
Да, эта мама приходит за больничным. Правильно, пора уже, целый месяц не приходила.
Но разве я могу не верить, что температура тридцать семь!
– (Прости, Господи!), Больничный нужен?
– Да, доктор, я же работаю!
Это у нас такая игра – мысленно она мне говорит: «Спрашивай-спрашивай, а все равно больничный дашь, не имеешь права не дать!» А я ей мысленно отвечаю: «Конечно, я тебе его дам, но что же ты так унижаешься и на ребенка своего наговариваешь!»
А наяву я говорю:
– Ничего особенного не вижу, так, простуда небольшая. Полечитесь народными средствами!
Потом она будет говорить, что температура вечерами тридцать семь и два, и кашель по ночам, и, скорее всего, выжмет из меня дней десять своего больничного. Мне кажется, если бы она пришла и честно попросила дать ей больничный, я бы ей и на четырнадцать дней его дала.
Ну, да бог с ней, лишь бы дети были здоровы. Конечно служба государственная, зарплата мизерная, фабрика ее на ладан дышит. Сама всегда одета в одну и ту же кофточку. Муж небось пьет. Одна радость – на больничном посидеть. А что врет – ну что делать?
Может, и правда было тридцать семь и пять?
7Прямо с порога встревоженная мать выпаливает:
– Доктор, у нас живот болит! Сильно!
– Давно?
– Со вчерашнего дня! И рвало вчера!
– Температуру мерили?
– Тридцать семь и четыре.
Внимание! Это рефлекс, это стойка, как у охотничьей собаки! Вечный призрак пропущенного аппендицита витает над каждой, даже самой маленькой болью в животе.
И сколько бы ни говорили, сколько бы ни боялись, у каждого врача, наверно, есть свой пропущенный аппендицит. Есть он и у меня. Мой не окончился фатально. Он не был даже прободным. Он был на стадии: еще бы немного, и лопнул! Но я пропустила его, и мне сказали об этом. Родители ребенка приходили потом вроде бы, и без особых претензий. Но я совсем не хочу повторения.
Смотрю мальчика. Ему уже семь лет, у него смышленое личико, и он четко отвечает на все вопросы.
– Очень, очень похоже. Нашего хирурга сегодня нет, поэтому я вам сама направление пишу и иду вам вызывать «Скорую помощь».
– А вещи, доктор?
– Вещи вы ему потом сами принесете. Вещи – это не главное. Тут у меня можете в кабинете посидеть, подождать машину.
– Да нет, мы в коридоре!
– Ладно, только не убегайте, а то ведь аппендикс и лопнуть может! (Это на тот случай, если все-таки они решат сбегать за вещами – такие случаи бывали).
Все мы люди живые, и все можем ошибаться. Есть у меня в глубине души история одна, одна сокровенная история о врачебных ошибках, которая в подобных ситуациях всегда прошивает мне сердце как молния. Чтобы ее рассказать, и всего приема не хватит – только молния! Благослови, Господи!
Жила-была одна студентка мединститута, пятого курса. Летом вышла замуж за сокурсника, забеременела первым ребенком. И появились у нее боли в спине.
И нарастают. Обратились к гинекологу – все в порядке. Пошли к профессору гинекологии, благо, кафедра тут же, рядом.
Профессор говорит: «У нее нет доминанты беременности! Она у вас беременность отвергает, поэтому у нее такие боли». Положили студентку в отделение, стали лечить – доминанту вырабатывать, а боли все сильнее и сильнее. И выписали из гинекологии – говорят, что патология не их. Ищите другую причину.
Тем временем стала температура подниматься. Положили ее в терапию, потом перевели в хирургию. По ходу нашли воспаление плевры, но без пневмонии, даже пункцию сделали, но гноя не нашли. Оставили в терапии лежать.
Удивительной, страшной силы появились у нее боли! Укол морфина помогал от силы на час, и боли снова возобновлялись, превращая тихую девушку в ревущего раненого зверя. Наркотики кололи ей постоянно. Стала она худой, так как есть совершенно не могла. Стала она желтой и отечной. Даже сделали ей пункцию грудины, что подтвердить наконец диагноз лейкоза. Но нет, лейкоза не нашли! Матери ее сказали, что смерть ее – вопрос не то дней, не то часов.
Но тут послал ей Бог внимательного дежурного врача. (Так как она такая тяжелая была, почти безнадежная, то и лечащий врач, и все консультанты слушать ее уже перестали.)
Выслушал дежурный врач, а у нее легкое не дышит. Утром пригласили хирурга, пунктировали опять и получили почти литр гноя. И, представьте себе, стали снова лечить, и стало ей легче. Только осталось непонятным, откуда все это взялось.
Легче-то легче. Вот только боли! А вот болям уже и не верит никто! Мы тебя вылечили, говорят, уже у тебя ничего нет, а ты все наркотики просишь.
– Наркоманка! Три месяца колем тебя!
Решили перевести ее в специальную больницу, где делают операции по освобождению легких от спаек. Что-то же должно боли вызывать! Перевели туда, а потом оттуда. Слышала она, как по телефону ругались:
– Вы что, – говорят, – куда вы там смотрите – на такую операцию беременную направлять?
Тут все вспомнили, что она беременна, и срок уже – двадцать восемь недель. Просто за худобой видно не было. И забыли, в хирургии-то…
Короче, родоразрешали ее мучительно и долго, а закончилось все кесаревым сечением и смертью ребенка сразу после родов. Вот такие дела. После операции – грудь перемотали, и вроде боли чуть-чуть притихли. Это я про физические боли, а не про слезы по ребенку, и по всему остальному.
Дело к выписке, стала она опять ходить, и опять боли, и снова сильные! На последней консультации собрались два профессора, хирург и терапевт, и решили выписать ее через пару дней. Болям же не верил уже никто.
Правда, раздеть ее не сочли нужным. А вечером пришла медсестра, очередные горчичники ставить, и говорит: «А что, у тебя позвонки сзади всегда так выпирали?» Тут уже и студентка пятого курса смогла бы диагноз поставить. Ну, она и поставила. Сама себе. Утром попросила сделать себе снимок позвоночника.
Довольно редкий случай! Это было не туберкулезное расплавление тел четырех грудных позвонков (остеомиелит позвоночника).
Сразу уложили ее на щит, запретили вставать. Сразу стало понятно, почему же были такие боли. Консультанта вызвали, чтоб перевести в спецбольницу, где лечат спинальных больных. Очень консультант удивлялся, говорил: «В рубашке родилась!» Это в том смысле, что гной прорывался в сторону легкого, а не в сторону спинного мозга.
Трудно было поверить ей в страшный диагноз, осмыслить перспективу: пролежать не меньше года прикованной к постели. С очень, очень сомнительным прогнозом. Предстояла тяжелая операция, исход которой оставался неясен.