Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг 15 декабря 1938 года! Причина способная выхватить не только из обыденной жизни и забросить на тюремные нары, но и стать весомым поводом исключительной меры… Имя этой причины — Чкалов! Оставалось, только Бога молить, чтобы пронесло…
* * *
Анкета самого Воронова кристально чиста. Коренной Москвич. Хотя по метрике, родился в знаменитом старинном селе Всехсвятском, уже с начала прошлого века ставшем шумным городским пригородом. Лет десять спустя после официального вхождения села в состав Москвы, село переименовали в поселок Усиевича в честь знаменитого революционера. Однако по старинке местность и теперь называют Всехсвятским, несмотря на разросшийся кооперативный сектор «Сокол» и даже открытую в начале осени тридцать восьмого одноименную станцию метро. А трамвай там появился аж в двадцать втором году. Всехсвятское заслуживает тщательного краеведческого экскурса. Будь Сергей свободным энтузиастом, непременно посвятил бы себя этой задаче, уж слишком много знаменательных и даже таинственных событий связано с родными местами.
И еще непременная графа — из рабочих. Пожалуй, что так… Отец полжизни слесарил, поначалу на станции Подмосковная Виндавской железной дороги, потом в механическом цехе завода «Дукс» на Ходынке, потом уже авиационного имени Менжинского. Там в тридцать третьем и скончался за верстаком от инфаркта, хотя, в сущности, нервной батину работу назвать было нельзя. Но необходимы серьезные коррективы. Александр Кузьмич Воронов — старый член партии, еще с дореволюционным стажем. Деятельный участник вооруженного восстания 1905 года, после разгона восстания вынужден скрываться. Через два года, вернувшись в Москву, до февраля семнадцатого скитался с подложными паспортами по съемным квартирам. С семьей, естественно, не встречался.
Мать Сергея из захудалой ветви обедневшего дворянского рода Прибытковых. Девицу и выдали по причине наступившего сиротства за настойчивого ухажера, слесаря-универсала Сашку Воронова, впрочем, жившего в полном семейном достатке. Вот так, поначалу вполне счастливо сложилось у родителей Сергея. Когда же начались скитания отца, нашелся дальний дядюшка благодетель, взявший под свое крыло молодую женщину с годовалым сыном. Так что в раннем детстве Сергей не бедствовал. В семь лет мальчика записали в местную начальную школу, но стараниями покровителя девятилетнего смышленого парнишку определили в Всехсвятскую гимназию (открытую еще в девятьсот восьмом году). Проще, конечно, было отдать в местное земское училище. Но мать, какая-никакая, но дворянка по крови, настояла на полноценном среднем образовании. Там Сергей проучился четыре года.
Гимназия не престижная, совместного обучения мальчиков и девочек, социального расслоения здесь не было, порядки сложились умеренно-демократические. Так что Сергей вынес за эти годы только отрадные воспоминания. Да и физически паренек рос крепкий и компанейский. Его по большому счету никто не обижал, даже из старших ребят, не говоря уже о сверстниках. Кстати, будучи еще юным гимназистом, мальчик стал завсегдатаем недавно учрежденной Всехсвятской земской публичной библиотеки.
Вернувшийся в марте семнадцатого отец поступил на службу в прежде Императорский самолетостроительный завод «Дукс», который в декабре восемнадцатого национализировали. Отец там был в почете, в сущности, по специальности не работал, занимался общественными и партийными делами. Потом ушел на фронт, бить Деникина. Комиссарил. В бою пехоты против конницы Мамонтова, его сильно ранило, и Воронов старший почти год провалялся по московским госпиталям. Здоровье было сильно подорвано, былые заслуги перед партией почему-то не зачлись (Сергей потом понял — из-за жены), и пришлось отцу вспомнить навыки слесаря-инструментальщика. Пришел опять на «Дукс», ставший теперь Государственным авиационным заводом ╧ 1 (ГАЗ ╧ 1).
Отец — коммунист старой школы, честный и принципиальный. Несмотря на извивы судьбы, он неколебимо считал дело Ленина и Сталина правым, и вот эта стойкая идейная убежденность возвышала партийца над серой массой остальных рабочих. Александр Кузьмич, разумеется, избирался членом партийных бюро завода и Краснопресненского района, но чинов не имел, так и умер на рабочем месте, в заводском цеху.
Когда отец ушел на фронт, Сергею пришлось стать кормильцем семьи. Пришел он пятнадцатилетним мальчишкой на давно знакомый «Дукс». Поначалу юнца определили учеником к старому приятелю отца — Петровичу. Петрович тот — сварливый старик, по-черному курил махру и любил выпить. Но слесарная наука мастерового дедка оказалась крепкой. Сергей за два года дошагал до пятого разряда, чему в немалой степени помогла учеба на Рабфаке. Конечно, полный романтики, парень рвался на фронт, пример отца заразителен, да кто такого отпустит. Мать мечтала, что сын поступит в университет или стоящий институт, но Сергей на заводе уже успел прикипеть всем сердцем к авиации. Парень мечтал не строить самолеты, парень мечтал — летать! На фронт не попал, но вот в Егорьевскую военно-теоретическую школу авиации в двадцать первом дали рекомендацию.
Вот в тех местах, теперь далеко известного «Сокола», и возрос Сергей. Облазил с друзьями закоулки окрестных парков и усадеб, перемерили вдоль и поперек русла Ходынки и Таракановки, детскими походами изучили близлежащие села: Покровское-Стрешнево, Коптево, Петровско-Разумовское и Петровское-Зыково. Рябята становились немыми свидетелями траурных процессий на Братском кладбище, где хоронили жертв империалистической войны, а с платформы «Подмосковная» Виндавской железной дороги, в тайне от близких, катались зайцами в Москву. Здесь же пацаном, в зарослях рощи, теперь носящей имя Чапаевского парка, выпил малец самую первую стопку водки и познал первую девчонку.
За павильоном метро «Сокол» в тени развесистых кленов желтеет ветхая церквушка. Штукатурка стен местами отбилась, зияют рыжие проплешины кирпичной кладки, оконные проемы вкривь вкось забиты корявыми горбылями, кресты над куполом и колоколенкой изуверски погнуты. Зданию церкви всего двести лет, но стены уже стали разрушаться. Как жаль! Московский храм Всех Святых — самое благодатное место его детства. Здесь, весной шестого года, после зимних кровавых событий, Сергея крестили православным обрядом. Окунули в купель вопреки воле отца, в его вынужденное отсутствие. Мать, будучи ревностной прихожанкой, наконец, исполнила положенный христианский долг. С этой церковью связаны яркие и красочные детские воспоминания. Лес поднятых рук с распустившимися веточками верб и необычайный восторг, когда батюшка окропит святой водой. Пасхальный крестный ход, чарующее мерцание тысяч свечей, и торжественный апофеоз — Христос Воскресе, и единодушный ответ народа — Воистину Воскресе! Пряный, берущий за сердце запах березовой
