Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филишин бойким официальным тоном доложил, что у гражданина Конюхова пять лагерных ходок. Что старик давно подозревается в неблаговидных поступках, но прямых улик на него нет, уж больно ловок. А сявки, задержанные за копеечные кражи, Лошака почему-то не сдают… Таким образом, по закону, арестовать Конюхова из-за недостатка весомых улик не представилось возможным.
— Ты чего, кретин, несешь! — влез Селезень. — Ты мне ответишь… Лошадь эту давно пора выслать к чертовой матери, тут прифронтовая зона. Зажрался дармоед, на передовую захотел? Я тебе быстро устрою. Развел тут шарманку, понимаешь…
Воронов, махнув рукой, приостановил пыл начальника отдела, обратился к Космыне:
— А, что Лошак — не левша ли? И еще, есть за дедом мокрое дело?
— Да нет, не левша… У него, правда, двух пальцев на левой руке нет, говорил, в лагере отморозил, что ли. А мокрухи за ним нет, точняк знаю. Может понарошку финорезом в пузо пырнуть, так… попугать пацанов, на понт взять, а чтобы кого убить, навряд думаю. Хотя, я за него, гада, отсидел срок, когда Лошак с корешом пытался почту грабануть. Сдуру взял грех на душу, подставили городские блатные зеленого пацана… Свидетель видел двух налетчиков, одного «лба» сразу взяли, ну, а тот потом на меня показал, как на соучастника. Сговор, одним словом…
Сергей уже понял, что Лошак вовсе не та фигура, убивал другой, но рыльце у Конюхова определенно в пуху.
— А кто приятели старика из города, знаешь? — Космынин назвал поначалу две клички. Но, не выдержав взгляда Воронова, вспомнил и имена, и фамилии, а затем и адреса.
— А все же, зачем Лошак послал шпионить?
— Сказал, убийство произошло дюже жестокое, непременно случится крутой шмон, могут народ на уши поставить. Потому, нужно соломки подстелить… Узнать — кто станет вести следствие и какими силами, — парень сглотнул сухую слюну и замолчал.
— Чего язык проглотил, продолжай по порядку, — ободрил Воронов.
— Грачи… — Космынин стушевался, Сергей нетерпеливо махнул рукой, — ясное дело поначалу слетятся в мусорскую, — сболтнув по фене, опять запнулся, но увидав, что капитан не обращает внимания на уличный жаргон, продолжил. — Лошак велел затихариться у поселкового совета и ждать приезда гостей. Ну, а потом доложить подробно, что да как… Глаз у меня алмаз и память хоть куда…
— Понятно с тобой! — прихлопнул руками Сергей, и уже обращаясь к Селезню. — Что скажете товарищ старший лейтенант… Молчите… А, по-моему, дело сдвинулось с мертвой точки. Нужно брать Лошака, немедля брать! А то боюсь, как бы старичок не подался в бега. — Воронов перешел на командный тон, — Петр Сергеевич, ты тут дома, звони в комендатуру, на станцию. Дай ориентировку. И быстрей, быстрей поворачивайся. Надеюсь, старший лейтенант, учить не надо… — и вежливо спросил доктора. — Где у вас тут телефон, Иван Иванович?
— В приемном покое и в кабинете, — главврач непонимающе крутил головой.
— Так ведите, Иван Иванович, а ты, Филишин, сторожи задержанного.
Селезень из-за спины Воронова показал участковому огромный сизый кулак.
* * *
По Кречетовке молниеносно распространилась весть, что «органы» повязали Космыню. И пока того допрашивали и отвозили в линейку, доброхотные сударушки успели оповестить о том мать парня, сорокалетнюю еще не старую женщину. Изможденная не столько работой, сколь покойным мужем пропойцей и безалаберным отпрыском, сумевшим оттрубить по малолетке три года в колонии, вдова поначалу восприняла задержание сына внешне спокойно.
— Сколь веревочке не виться, а конец один… Бабы я знаю, уверена, Васек Семена пальцем не тронул. Но теперь на него все грехи спишут, а на кого еще прикажите, вон — какой бедовый сынок уродился. Да еще сидел за Лошака, ведь тот проклятый хотел почту ограбить, а мой дурачок прохрапел выпимши ту ноченьку, и не слухом, не духом не знал, чего бандюки там наворочали. Запугали парня колодники, велели разбой на себя взять, а то в карты проиграют… Васька и признался в том, чего отродясь не делал. Да уж лучше так, а то бы зарезали душегубы. С них, бандитов, станется…
Но сердобольные бабы знают, как довести попавшего в беду человека до кондиции — стоит только сочувственно напомнить о самом страшном, что ждет убийцу.
И, наконец, Космынина не выдержав, заголосила как кликуша:
— Ох, сыночек-кровинушка, и чего ты не слушал мать родную… И чего не уехал к тетке в Пензу, а ведь собирался… Тебя же идолы порешат, им медаль, а тебе, дурная головушка, смертушка-смертная предстоит. И на кого ты меня старуху оставил, и чего я на старости лет делать буду. Ой, вогнал мать живьем во гроб!
Одна старенькая бабушка заметила: «Чего ты, Зинка, по сыну причитаешь, как по покойнику, парень живой еще». Но Космылиха не унималась, того гляди станет рвать на себе волосы.
Женщины, поджав губы, молча, наблюдали слезливые излияния соседки, и как должное восприняли чей то злорадный шепот, из собравшейся округ толпы: «Доигрался сыночек твой разлюбезный. Сколько с ним чикаться, как с писаной торбой? А то охамел напрочь, никому проходу не дает».
Но, однако, прозвучал и разумный голос:
— Ты бы, Зинуха, шла в поселковый, в милицию. Узнай, куда малого повезли? И ступай там до начальства, проси, может, выпустят? А то и словечка за него некому замолвить, упекут опять по-горячке, куда Макар телят не гонял.
Космынина Зинаида вняла дельному совету, подобралась и пошла к местным властям.
* * *
Полуторка, с пятью залегшими в кузове вооруженными бойцами, тихо остановилась за углом тенистого переулка. И только когда в проулок въехала «эмка» городского отдела, покинув грузовик, к легковушке поспешил молодой военный, с дисковым автоматом в руках. В «воронке» рядом с водителем сидел участковый Филишин, капитан Воронов, перехватив ППШ, протянутый Свиридовым, пригласил тэошника присесть
