Фобос (СИ) - Николай Шмелёв

Электромагнитные щиты защищали не хуже, чем сатиновые трусы от пули 5,45 калибра, выпущенной из автомата Калашникова. Огромный комплекс конденсаторных батарей работал на два фронта: и на пушку, и на защиту. В последней, потребность испытывалась больше, чем в бесполезной Гаусске, потому что метеориты не дремали и, находясь в постоянном движении, так и норовили вышибить мозги из мирного корабля. Лазеры подкачивались с ходовой установки, СВЧ — тоже, так что, вся нагрузка на конденсаторы лежала в области метеоритной защиты. Особая надежда возлагалась на сверхчувствительный радар, регистрирующий метеориты ещё на подходе и ставящий искусственный уплотнитель распылённой материи, в которой сгорает незваный гость. Тут опять, хоть углём грузись — где столько материи набраться? Если ободрать молекулярный резинопласт, мгновенно затягивающий повреждение на атомарном уровне, можно смело отправляться к праотцам. Лучше заранее — чего тянуть молекулярную резину? Будет хоть место, куда цветочки можно принести, из молекулярного пластика… И никакая стотонная медная плита, закреплённая на носу, уже не поможет. Об этом свидетельствуют жуткие повреждения в метеоритном отсеке, где и скапливается, этот отстой. Гиббон уже устал латать многострадальную стенку, а сколько медных электродов ушло, чтобы реанимировать защитную плиту, на которой, после таких встреч, остаются глубокие и, порой — сквозные раны. «Уплотнитель уплотнителем», — думал Виноградов. — Хотя нет — резина находится между слоёв металла. А и хрен с ней! И вот такое дело — доверено этому тюфяку!» Командир корабля про себя негодовал, разглядывая копошащегося в приборах главного инженера. «Хоть ему и правда, с автоматом бегать не надо, — продолжил размышления Виноградов. — И хорошо, что воевать в космическом пространстве было, попросту, не с кем, а с собственными согражданами бессмысленно, ибо средства для этого, понадобились бы колоссальные, которые возможно набрать, только объединив усилия — получается замкнутый круг».

Передумав отвлекать стратега от работы, Виноградов, отошёл от дверного проёма, но, что-то вспомнив, вернулся:

— Пётр, после этого рейса, нам заменят дебильную плоскую плиту метеоритной защиты на новую, многослойную модификацию, с большим количеством композитных прослоек. И, наконец — то, в чью-то умную голову пришла светлая мысль сделать её под острым углом атаки. Так что, теперь будем не коллекционировать космических посланцев, а отфутболивать их обратно — в пространство. Это я к тому, что отпуск у тебя откладывается, на неопределённый срок. Все работы будут производиться под твоим контролем. Потом отдохнёшь.

Сказав это, командир ушёл, оставив оружейника стоять с растерянным видом. Виноградов решил проведать старпома с помощником, которые валялись на госпитальных койках с расстройством желудка, средней степени тяжести. Где они умудрились подхватить сие заболевание, расследование так и не выяснило, зайдя в тупик, потому что остальные члены экипажа ничем не страдали. Ну, или почти ничем. Посланный запрос на орбитальные лазареты, так же ничего не дал. В них наотрез отказывались признаваться в эпидемиологической угрозе и утверждали, что все хорошо, прекрасная маркиза…

Зайдя в корабельный лазарет, он застал доктора Йоахима Вебера, по кличке Фриц, о чём-то беседующим, с медсестрой Альбиной Региновной Белой, имеющей погоняло Пилюлька. Оба отчаянно жестикулировали, доказывая, по всей видимости, друг другу свою правоту. Стандартный набор слов иссяк, подходило к концу и терпение, и поэтому, Анатолий Андреевич, как нельзя кстати появился на территории медсанчасти, отвлекая внимание и разряжая обстановку. Немец Йоахим, как и все немцы, имел пунктуальный характер и, как понял командир, весь сыр-бор разгорелся из-за того, что Альбина на пять минут запоздала с выдачей лекарства.

— И вообще! — яростно утверждала она, убеждая оппонента в том, что нужных таблеток всё равно — нет. — В русском пузе — всё сгниёт. Без всяких пилюль.

Пожилой немец, только махнул рукой и ушёл к себе в кабинет, с негодованием бормоча себе поднос, что-то на немецком языке. В лазарете витал стандартный, как и всё на этом корабле, запах.

Он имел в своём составе ароматы йода, бинтов и спирта, вдобавок сдобренный ещё какими ингредиентами, входящими в набор любого подобного заведения. Некогда белоснежные стены теперь подёрнула желтоватая плёнка, призывающая к посильному творчеству юных художников, которым всегда не терпится оставить свой след в истории, в виде нецензурного слова, или нелепого рисунка. Отсутствие самодостаточности, но наличие непомерных амбиций, подвигает летописцев на художественные и литературные подвиги. «Надо бы покрасить», — отметил Виноградов упущение и проследовал в стационар. Слева от него, на койке лежал старпом: Николай Афанасьевич Груздь, по кличке Засол. Он имел слегка зеленоватый оттенок, намекающий не только на пищевое расстройство, но и на интоксикацию, средней степени тяжести, полученную, далеко не от употребления несвежих огурцов. Справа лежал помощник, имеющий общие, по схожести, симптомы. Звали его Арсений Вячеславович Шариков, но все, без исключения, именовали его не иначе, как Полиграф Полиграфович. Кроме зеленоватого оттенка, он ещё имел, вдобавок, лёгкий налёт синевы.

— Вы где умудрились яда отыскать?

— Вообще-то, мы в баре были, где и тебя, тоже ждали! — несколько резковато ответил старпом. — Ты что, в последний момент передумал? Корпоративчик не получился.

— Но что странно, так это то, что с таким отравлением, только мы двое, — добавил помощник. — У других всё гораздо легче.

— Я думал, вы за дешевизной погнались, — Виноградов присел на край кровати. — Я уже изложил свои соображения командованию. Мне кажется, нашей госпитализацией хотели, если не вывести корабль из этой экспедиции, то, как минимум, её отсрочить.

Как бы в подтверждение его слов, включился голофон, и посередине палаты возник адмирал космофлота Педро Хуан дон Гонсалес.

— Оп-па! — то ли обрадовался, то ли удивился старпом.

— Да ещё какая, — вздохнул помощник и отвернулся к стене.

— Не очень-то учтиво, господа! — обиделся адмирал.

— Ага! — в свою очередь насупился Груздь. — Мы тут с Шариком загибаемся, а в медсанчасть, банальные таблетки доставить забыли. В каком веке живём?

— Я, так в средневековье застрял, — мрачно ухмыльнулся Гонсалес.

— Оно и видно, — ещё мрачнее вздохнули оба скорбящих, давно называя адмирала за глаза генералом, с правом ношения почётного прозвища «Испанский сапог».

Электронный гость бросил пристальный взгляд в сторону ночных гуляк, оставаясь телом в пределах недосягаемости, у себя в кабинете, и полушёпотом, начал партизанский диалог с командиром корвета, словно боясь, что их могут подслушать, хоть в этом уже не было, ни уверенности, ни гарантии — в свете предшествующих событий:

— При выяснении этого инцидента, собственно мелкого, выяснилась одна деталь: при опросе участников гулянки, все, как один,

упоминали о присутствии постороннего человека, но на кадрах любительской видеосъемки его нет. Нет и в съёмке камеры слежения. Подвергать сомнению показания твоих сослуживцев у меня нет никаких оснований, но, это прямо «стелс» какой-то, которого не фиксирует техника, а люди видят. Кое-кто с ним даже выпивал.

— Так что же делать? — спросил Виноградов.

— Ничего! — ответил адмирал. — Некто хотел сорвать полёт или, как минимум, его отсрочить, а вам надо поспешить.

— Скорость предельная: я не могу рассекать по Солнечной системе на субсветовых скоростях.

— Ладно, но неплохо, было бы, ускорить прибытие, — сказал Гонсалес, отключаясь от связи.

Виноградов уже собирался уходить, как снова заработал голофон. На этот раз перед ним появилась супруга — собственной персоной и с ходу принялась устраивать мужу разнос:

— Тебя дочка попросила помочь написать сочинение — ты, что в нём насочинял?!

В тот вечер они засиделись со старым приятелем и вспомнить нетленные перлы, было весьма проблематично, поэтому он ответил просто, догадываясь, что сейчас будут нервничать и кричать, притом весьма истерично:

— Не помню.

— А я тебе напомню. Сочинение: воздушный шарик нежно — розового цвета, такой лёгкий и невесомый, пока его надували, лопнул, пребольно ударив обрывками резины по лицу так, что слёзы брызнули из глаз. А ещё вы с приятелем, пробовали провести аналогию, между английским названием стола и русским наименованием лица, произносимого в вульгарной форме. Правда, зачем приплели стол, не очень понятно.

— Пошёл навоз по трубам! — обречённо вздохнул Виноградов, но связь в это время отключилась, избавив литератора от дальнейших пререканий с супругой и, обернувшись к госпитализированным, он высказал свою точку зрения на современную технику. — Теперь я понимаю, почему голографическая услуга не пользуется популярностью у молодого поколения: одно дело видеть лицо на экране, а другое, стоящего над тобой компаньона по семейной жизни, особенно, если ты посягаешь на чужую собственность. Хоть это и голографический контур, но эффект вполне правдоподобен.