Поздняя птица - Владимир Мирнев

После этого они еще долго сидели за обедом, ели картошку и яйца, пили молоко, потом почему-то ели зеленый лук и чеснок, огурцы с хлебом, опять пили молоко.

– Самое лучшее дело – кино, – сказал под конец старик. – Я всегда люблю кино.

Они направились в клуб. На улице подсыхало. Солнце село, но тяжелый, мокрый воздух был теплый. У клуба толпились и ждали конца выступления бухгалтера. В первом ряду сидел председатель и, внимательно слушая оратора, время от времени доставал из кармана большую тетрадку и записывал что-то в нее. Бухгалтер говорил долго и вдохновенно, приводил многочисленные факты абсолютного отсутствия культуры у многочисленных тружеников села, призывал следовать «некоторым незначительным образцам культуры, которые все-таки имеются у них в селе». Все подозревали, что в качестве «образца» он предлагал себя. «Читать, читать и читать, – закончил бухгалтер, – в книгах, которые сочиняют замечательные наши писатели, вы найдете целый океан мудрости и культуры!» Первым захлопал председатель, потом завклубом и три женщины из второй бригады.

Но кино так и не началось: на подстанции сгорели предохранители.

– Чертовы подлюги! – горячился старик. – Всегда у них так. Киномеханик упьется – не дают кино. Света нет – опять же. Пошли, Федя, быка глядеть.

– Какого быка? – осматривал Федор толпящихся у клуба девчат.

Вокруг председателя собралась кучка колхозников.

– Напишем куда надо, напишем, – отвечал он им. – Докладную напишем, с печатью пошлем. Мы законы ихние знаем и свое не уступим. Ни на грамм! Это же государственное преступление, когда хлебному народу кино не показывают. Я напишу, я им дам всем! Мы законы знаем. Я скажу: или – или!

Старик семенил рядом с Федором. В его походке, в том, как он держался сейчас, было что-то молодое, сильное, и оно как-то не вязалось с его худенькой, высокой, совсем старческой фигуркой.

– Дядя Гриша? – спросил спешащий паренек. – Дядь Гриша, вы на бугая?

Старик не ответил, а только чуть улыбнулся и кивнул Федору на паренька.

– И мы на бугая, – сказал паренек и побежал.

– Что это за бык? – поинтересовался Федор.

– Бык, эге, это бык! Его привезли со скотозавода. Тут недалече есть такой. У нас есть Спутник, но он так, сморчок, а этот не такой. И Балет наш не такой.

– Конечно, этот лучше, я думаю, – серьезно ответил Федор.

У летнего загона толпились мужики и студенты, приехавшие на уборку.

Сбившись на одну сторону загона, стояли коровы, а на другой стороне в одиночку стоял огромный дымчатый бык. На дразнивших его мужиков он не обращал ни малейшего внимания. Сердитый и сосредоточенный, он, казалось, обдумывал что-то и готовился к чему-то ответственному. Эта сосредоточенность и серьезность пугали коров.

Когда Федор со стариком подошли к загону, бык неожиданно вздрогнул, шумно, так, что заходило кольцо в носу, потянул воздух и повернулся к Федору; по его огромному телу прошлась судорога, и он, приподняв тяжелые веки с красных, свирепых глаз, глянул на Федора и еще раз шумно втянул в себя воздух.

– Рубашка, – сказал кто-то. – Красная рубашка!

И вдруг бык неторопко затрусил к коровам; что-то в нем шумно хлюпало, будто по крайней мере в огромной бочке заплескалась вода. От него, как от огня, шарахнулись прочь коровы.

Федор и старик направились домой. В переулке встретили председателя и бухгалтера, о чем-то шумно спорящих.

– Федор! – позвал председатель. – Подь сюда! Федор, скажи нам. Только, ответственное дело, честно, прямо в глаза: кто старше, Цезарь или Петр Первый, русский царь? Вот он, – засмеялся председатель, указывая на бухгалтера, – говорит, что, если по возрастной линии, – Цезарь. Говори, только честно.

– А чего, – отвечал Федор, – не знаю. Кажется, Цезарь.

– Цезарем назовем бугая, – сказал бухгалтер.

– Подвел ты меня, подвел! – отчаялся председатель. – Ладно, скажи, Цезарь английский был король или Гамлет английский?

– Не знаю, – ответил Федор.

– И я не знаю, – сказал старик, кашляя.

– Цезарь из Рима! – возмутился бухгалтер. – Пора знать! Мы же кино вместе смотрели! Гамлет – это принц Датский…

– Ты мне не выкай, – ответил на это председатель. – Я тебе не тешша. Тешше выкай, может, курочку сварит, хотя у тебя нет тешши. А в Риме Цезаря не было. Я тебе говорю. Откуда там Цезарь, скажи на милость? Глупостев мне не говори!

– В таком случае, – тихо проговорил бухгалтер, – я в следующей лекции скажу об этом.

Бухгалтер повернулся и, прихрамывая, направился домой.

– Пятьдесят пять лет живу, а такого человека не встречал, – покачал головой, председатель. – Грамотный, честный, редкостный человек, но такой дурной, каких свет не видывал. Я дурак, а он еще дурнее меня. Цезарь, оно вроде звучит так, знаешь, благородно, будто барина имя, а Петр – это все же русское имя. Петр, Петя – это ведь смотри как хорошо. Он хочет, чтобы бугай сменил имя, пусть станет Цезарем.

Вокруг посерел совсем воздух, расплылись, потеряли очертания избы.

– Благодать какая, – сказал председатель. – Такая красотища, а ты в доме если спишь, грех ведь. Так говорю?

– Конечно, – согласился Федор.

– И все-таки тебе пятьдесят один, хоть ты давеча сказал, что пятьдесят пять, – сказал старик и попятился. Прямо из-за забора на них выплыл колхозный бугай, не тот, который был в загоне, но все равно большой и свирепый.

Заметив мужиков, бугай остановился, ковырнул мокрую землю копытом, мотнул головой, будто говоря: уходите прочь!

– Цыц! – крикнул на него председатель, повернулся и побежал. – Кто выпустил его? – закричал он. – Я тому покажу! Кто выпустил Балета?

Старик схватил Федора за руку и потащил назад.

– Идем, Федя, у тебя рубашка красная, – заговорил шепотом старик; Федор почувствовал, как задрожала рука у старика. – Федя, идем, он дурной, он затоптал мальчугана, Петю Коляева. Идем.

Федор стоял и глядел на рассвирепевшего бугая. Он взревывал, ковырял землю, но с места не сходил. Может быть, его смущал рост человека, возможно, он все больше и больше закипал злостью и ждал, когда злость окончательно переполнит его. Как бы то ни было, но стоило только Федору, уступая просьбе старика, сделать шаг назад, бугай бросился. Федор увидел, как неожиданно метнулся вперед старик и отлетел в сторону, отброшенный сильным, безотказным ударом. Он не сообразил даже, в чем дело, как прямо под собой увидел короткие толстые рога и здоровенную, широкую холку со вздыбленной шерстью. Федор не успел бы даже отскочить, и машинально ухватился за рога. Ухватился и чуть не опрокинулся, изо всех сил нажал к земле, выворачивая бугаю голову. Даже вскрикнул от злости и прижал голову к земле, заставляя быка стать на колени.

«Еще немного, – думал он, – и бугай ослабнет». Но бугай, казалось, набирался сил, а Федор слабел, немели, наливаясь тяжестью, руки. Он вспотел, вспотели и руки, и рога выскальзывали из потных рук. Бугай встал на передние ноги, попятился, а потом кинулся вперед, и Федор, выпустив рога, отскочил в сторону. Но злость на бугая взяла свое, и он шагнул к нему. Бугай, видимо, не ожидал этого, повернулся и затрусил за ветлы.

Старик охал и стонал, а когда Федор наклонился над ним, обхватил его голову, тот заплакал.

– Ну-ну, чего ты? – говорил Федор. – Конечно, непонятно, как ты оказался впереди меня?

В избе под желтым абажуром ярко горела электролампочка, резкие, косые тени прочертили пол, белые бока печи; вокруг царила глубокая, осязаемая тишина. Федору от слов старика, от этой тишины стало необыкновенно хорошо.

Послышался шум проезжавшей машины. Машина остановилась. Это был председательский «бобик». Из него выскочил председатель и быстро заторопился к избе. Вот он вбежал в калитку. И не успел сделать несколько шагов, как вдруг взмахнул руками и полетел на землю. Федор выскочил во двор.

– Что, кто такой? – закричал председатель. – В чем дело?

Он лежал, не поднимаясь, и осыпал руганью стоящего рядом козла.

– Кто ты такой? – спрашивал козла председатель. – Какое ты имеешь право нападать на меня? Да я тебя, знаешь, что я тебе сделаю? Я тебя туда отправлю, где Макар телят не пас! Ты ударил председателя!

Увидев Федора, козел бросился прочь.

– Черт! Он меня уже десятый раз сбивает. Не любит председателей. Ну да мы дадим ему еще погоды. Как дела? Все в порядке?

– Конечно, в порядке, пред. Старика малость того, оказывается, задел все-таки. А так мы ничего. Старика жаль. Он сам, понимаешь, пред, такой…

– Он такой, такой, – перебил председатель. – Я его, поверь мне, шестьдесят лет любезно знаю. Ну, может, там вру лет на десять, но все одно. Это не старик, это просто дурак. Но какой дурак, дай бог всем нам быть такими дураками. Это умный дурак. А впрочем, я тебе по дороге расскажу, поедем ловить бугая. Я еще двух мужиков прихвачу. Он ведь людей попорет, коров пободает. Он ведь Коляева Петю забодал, я себе этого не прощу. Это я виноват. Давно пора его сдать. Поехали, а то я всю ночь спать не буду: вдруг кого посадит на рога.