Поздняя птица - Владимир Мирнев

– Первый раз в жизни видел настоящий сон, – сказал он радостно старику. – Какой сон!

– К счастью, – сказал старик. – Нежный ты человек.

– Это первый сон в моей жизни. Первый!

Федор встал. А через полчаса старик и Федор поехали в правление.

В правлении уже находились бухгалтер, председатель, шоферы. Шоферы курили, сидя на мокрой скамейке, и рассказывали анекдоты. Старик поздоровался со всеми шоферами за руку и прошел в правление. Из правления донесся спор председателя и бухгалтера. Из окна выглянула экономист и с видимым любопытством посмотрела на Федора.

Вскоре из правления выбежал, прихрамывая, председатель и отчетливо, зло выругался.

– Мужички, наряды получили на зерно. Нонче возить до телевизоров. Чтоб ни одного зернышка не потеряно было. Не зацапливайтесь бортом за магазины. По сторонам не шастать. Водка – бич наш!

Через неделю Федор отправился пешком в правление за расчетом. В семь часов появился бухгалтер, поздоровался, прошел к себе, кашляя и вытирая платком лоб. Федор поглядел на окна, на портреты и плакаты, на аккуратненькие стопки бумаг, книг и тетрадей.

– У меня большое финансовое хозяйство, – сказал бухгалтер. – Вам это понятно?

– Ясное дело, – отвечал Федор. – Только что тут тебе делать? Бумажки перебирать?

– Что? – спросил быстро бухгалтер. – Как так нечего? Чтобы дать отчет, мне нужно месяц не разгибать спины. А потом, потом, как вы сказали – ты! Возьмите свое тыканье назад. Как это вы могли? Вот здесь распишитесь за работу. А теперь берите.

– Чего брать? – удивился Федор.

– Тыканье возьмите!

– Не возьму, – рассердился Федор. – Слушай, что ты кочевряжишься?

– Как вы сказали? – спросил побледневший бухгалтер, волосы на голове у него, как показалось Федору, зашевелились, и он произнес какое-то слово, отдаленно, так только, по звуку, напоминающее ругательство.

– Извиняюсь, – произнес Федор, смотря на бухгалтера, который все больше и больше бледнел.

– Вы были на войне? – спросил бухгалтер. – Не были вы на войне, – ответил он, глубоко вздохнул, вытер лоб и присел. – Вы Берлин не брали, вы ни черта не знаете. Хотел бы я вас там видеть! Там, где со смертью только на «ты», поняли.

– Это точно, не знаю, но учусь.

– Учиться мало, товарищ Былов, кстати. Вам нужно бы обязательно войну пройти. Тогда вы научитесь уважать человека. Вот получите ваши деньги. Из вас со временем получится хороший, возможно девяностропроцентный, человек. Хотите, я вам книжку дам почитать? Про войну. Удивительная книжка. Очень правильно пишут товарищи писатели про всенародную войну, краски не сгущают, о великом думают.

– А я про переживания всякие больше люблю.

– Про чувства? – откровенно удивился бухгалтер, набрал воздуху побольше в легкие и, казалось, должен был вот-вот прыснуть, но не засмеялся, а посмотрел на Федора так, как смотрят на безнадежно больного. – Про чувства? Да знаете вы, что это такое? Это недостойно мужчины. Про чувства читают доярки своим коровам, и то самым глупым коровам. Я сам увлекался раньше чувством, но, когда женился, понял, учтите, все чепухой оказалось.

Книги были все больше про войну. Он поднимал с пола книгу, показывал Федору, не выпуская из рук, и бережно клал обратно. Книг было штук пятьдесят – шестьдесят.

– А почему вы их здесь храните? – удивился Федор.

– Знаете, – доверительно заговорил бухгалтер. – Дома нельзя. У меня мать, уже старушка, так, знаете, она очень больная. Я ее очень люблю, а она любит книжки, но врачи, замечательные врачи, очень предупредительные, запретили ей читать из-за болезни.

И странно, Федор, испытывавший неприязнь к этому человеку с первой встречи с ним, подумал, что бухгалтер, видать, хороший, добрый человек, если так искренне любит свою старушку мать.

– Конечное, – сказал просто так Федор, то ли своим мыслям, то ли тому, что говорил бухгалтер.

Солнце светило своим розовым светом прямо в окно, поэтому и стол, и книги, и сам бухгалтер были розовыми, и тени тоже казались розовыми.

Федор отметил, что впервые видит, как улыбается бухгалтер, как при этом щурится один его глаз, как бровь изгибается и тоже будто щурится.

– Нет, – сказал Федор. – Не возьму. У меня учебники есть, мне школу надо закончить.

– Знаете, вы не обижайтесь на меня? – попросил бухгалтер, садясь, и опять вставая, и опять садясь, глядя строго на Федора, прямо всматриваясь в него своим глазом, будто прощупывая, отчего Федору стало как-то не по себе.

– А чего, я, конечно, не обижаюсь, – удивился Федор.

– Я про разговор с председателем. Он может наобещать небо в больших звездах, как говорится, а дать всего лишь дырявое сито. Вы молодой, перед вами горизонты обещаний открываются. Не верится, что вы с доброй душой хотите остаться. Я понимаю, это не так, но получается-то так. А потом зарплата, а потом новые машины прибудут, дать вам новую, обидятся наши шоферы. А они живут здесь, это их кровь, так сказать. Все это в высшей степени сложно. Диалектика жизни, понимаете.

– А чего, я ничего, – буркнул Федор.

– Вы пока нам не нужны, – говорил бухгалтер. – Пока, понимаете?

– Да что там, да бросьте вы, – перебил его Федор. – Что там говорить? Да дела у меня есть тоже, как и у вас…

– Товарищ председатель говорил с каждым из членов правления, его, знаете, переубедили. Он понял, что поспешил. А как говорится, поспешишь – людей насмешишь!

В это время вошел председатель, с ним был какой-то мужчина.

– Федор, чего не заходишь? – спросил председатель, беря его за локоть. – О тебе говорил, Федор, говорил много. Останешься?

– Нет, пред, не останусь.

– От тебя ли слышу? – удивился председатель. – Ты мне такое не говори. Говори честно, кто тебя отговорил? Я с него шкуру спущу!

– Товарищ председатель, вы подаете пример бескультурья для молодежи, – отозвался бухгалтер.

– Я с него две шкуры спущу! Пятьдесят восемь лет прожил, Федор, а такого человека не встречал. Может, и не полные пятьдесят восемь, а все же такого человека не встречал. Это варвар прямо. Конечно, Федор, он немного прав.

Федор кивнул.

– Вот видишь, это так! Я понимаю, не созрели мы в этом деле полностью и окончательно, но пойдем вперед! Слушай, приезжай на тот год, а я для тебя гарантию даю. Вот моя шея.

– Ясное дело, – сказал на это Федор.

– А лучше, если ты с семьей уже бы приехал. Надежно. Тут, понимаешь… Но смотри, твое дело. Решай все сам. Я тебе ничего не советую. Пойдем вперед.

– Конечно, – буркнул Федор. – Да чего там.

Он постоял еще, глядя на удаляющегося председателя, оглянулся и тихо проговорил:

– Да чего там. У меня свои дела.

Старик сел в машину вместе с Федором. Проехали мимо правления. Председатель стоял возле своего «бобика» и говорил с тем мужчиной, с которым пришел в правление. Он глянул на машину. Федор махнул ему из кабины, но председатель, видимо, не догадался, что это Федор, потому что чему-то засмеялся и сел на траву.

Проехали мимо птицефермы. Он увидел Наталку. Она, кажется, узнала его и помахала рукой. Федор оглядывался и каждый раз видел: она стоит и машет.

У Вореньки старик попросил остановить машину. Они попрощались.

– Приезжай, – сказал старик слабым голосом.

– Я приеду, – убежденно ответил Федор. – У меня отпуск в октябре. Я возьму и назло приеду к тебе. Куплю новый костюм и приеду. Будь спок!

– А я пойду, – проговорил старик, и Федор видел, как ему тяжело прощаться. – Я пройдусь. Я пройдусь и погляжу. Я к коровникам пойду. А ты приезжай: ждать буду.

Он направился потихоньку в поля, мимо Вореньки, мимо отуманенных рощиц и колков. Тихо и не оглядываясь.