Россия и мусульманский мир № 4 / 2010 - Валентина Сченснович

В-пятых, превалирование экспорта готовой продукции над экспортом сырья и полуфабрикатов и над импортом высокотехнологичной и наукоемкой продукции, при сохранении равновесной стабильности обмена с членами своей региональной ассоциации и членами других национально-государственных структурных полюсов легкой и малонаукоемкой продукций.

В-шестых, формирование качественно нового типа общественного расширенного воспроизводства как результата роста эффективности реформируемых национальных образовательных и социально-культурных систем и механизмов их развития, базирующегося на конкурентоспособной информации,

B-седьмых, увеличение суммарной доли национального богатства в структуре мирового богатства (в материальной и нематериальной форме) как рационализация национальной экономики при вхождении в глобальное экономическое пространство.

Безусловно, можно назвать и другие приоритеты. В частности, приоритеты создания программы «новой индустриализации страны», расширение интеграционных связей со стороны СНГ, обеспечение занятости населения и т.д. Однако, какая бы ни строилась структура приоритетов России в мировой глобальной экономике, ясно, что ее роль и место как сверхдержавы определяются эффективной стабильностью реализации страной своих национально-государственных интересов посредством оптимизации и через равновесие в реализации интересов других участников глобального рынка, и прежде всего участников-лидеров региональных национально-государственных полюсов мирового хозяйства. Такова реальность глобализации. Вместе с тем экономическая глобализация невозможна без глобализации культурной. Но последнее несет в себе не меньше, а значительно больше противоречий, чем формирование нового экономического порядка. Россия, участвуя в создании качественно иного глобального миропорядка, имеет свою уникальную культуру, как и другие страны и народы. И эта уникальность национальных культур проявляется и в политическом, и в идеологическом, и в духовном мироустройстве. Однако, проявляя свою уникальность, каждая страна, каждый народ формирует свое духовное индивидуальное пространство, и глобализация этих национальных культур сложна и противоречива. Ведь любая форма даже толерантного объединения культур содержит превалирование одной над другими. Но согласятся ли с этим народы, поглощаемые культурой других народов?

Сегодня в мире складывается сложная картина взаимоотношений государств. С одной стороны – стремление США к формированию одной сверхдержавы, а с другой – позиция России, формирование многополярного мира. С этих позиций стратегия будущего России уже обрела свои первоначальные параметры и сфокусировалась в определенную модель вхождения нашей страны в глобализирующийся мир. Реформирование нашего общества и его хозяйства вплотную подошло к переходу России в постиндустриальное общество, или, как считает Л.И. Абалкин, в информационно-индустриальное общество, поскольку без индустрии мир развиваться не может, но вместе с тем рождаются принципиально новые технологии, базирующиеся на освоении многоканальной системы информации. Вместе с тем Л.И. Абалкин считает, что реформирование России представляет собой два взаимоувязанных между собой процесса. С одной стороны, формирование вышеназванного информационно-индустриального общества, а, с другой стороны, переход «от административно-командной системы к современной рыночной экономике». В той или иной мере эту точку зрения разделяют большинство российских ученых. Позитивные в целом изменения в хозяйственной жизни позволили России уже сегодня занять активную позицию в реализации концепции многополярного мира. В то же время давление на российскую внешнюю политику, да и на саму роль России в мире усиливается, что, в свою очередь, заставляет Россию искать симметричные ответы и реализовывать свои права на защиту национально-государственных интересов. Это тоже отражение многогранности вхождения России в глобализирующийся мир и определение в нем своей роли и места.

ЕСТЬ ЛИ У РОССИИ НАЦИОНАЛЬНАЯ ЭЛИТА?

(По материалам «круглого стола»

журнала «Москва»)

Вопросы для размышления:

1. Верно ли, что определяющими субъектами мировой истории являются политические, социальные и культурные элиты? Можно ли сказать, что это некий неизменный исторический закон: «так было, так есть, так будет»?

2. Трюизмом стало признание отсутствия у современной России национальной элиты. Какой смысл вы вкладываете в понятие национальной элиты? В какие периоды своей истории Россия обладала ответственной национальной элитой? Какие примеры подобного рода можно привести из истории других стран?

3. Что собой представляет современная российская элита? Каков ее социальный, групповой (клановый), этнический состав? Каковы ее психологические характеристики? Каковы основные противоречия внутри нее?

4. Существуют ли внутри современной российской элиты силы, которые потенциально могли бы стать основой для новой национально ориентированной элиты? Можно ли говорить о существовании в современной России некой контрэлиты (или хотя бы намеков на нее), потенциально способной сменить существующую элиту (или хотя бы войти в последнюю в качестве влиятельной группы)?

Олег Кильдюшов, философ, социолог. 1. Ответ на первый вопрос в значительной степени будет зависеть от того, принимаем ли мы в качестве работающей саму терминологию из запылившегося арсенала давно забытой философии истории: «всемирная история», «субъект мировой истории», «исторический закон» и т.п. Ведь давно существуют и радикально иные концептуальные подходы – например, к пониманию цели и направленности исторических явлений: история не имеет смысла, говорит нам знаменитый теоретик науки Карл Поппер, но именно мы сами можем и должны придать его ей, «то есть писать ту историю, которая нас интересует». Другие же авторы сомневаются в определяющей роли элит. Так, в русской мысли открытым противником элитаристской концепции истории, как известно, был Л.Н. Толстой. Однако если в анализе исторического процесса спуститься на уровень ниже, на уровень народа, «господствующего во всемирной истории, для данной эпохи», здесь, естественно, возникает проблема элиты, поскольку, как говорит Гегель, «во главе всех действий, следовательно, и имеющих всемирно-историческое значение, стоят индивиды», которые «выступают как живые воплощения субстанциального деяния мирового духа». Это и есть функциональное определение роли элиты в истории: к ней относятся те, для кого «всеобщее» одновременно является их собственным «частным». Гегель именно в этом смысле называет элиту «всеобщим сословием».

2. В науке об обществе, социологии, социально-классовой структурой занимается теория стратификации, которая исходит из того, что общество делится на отдельные социальные группы (страты) в зависимости от профессиональных, образовательных, морально-этических, религиозных, имущественных и других признаков. Границы страт определяются однородностью общественных функций, выполняемых теми или другими индивидами. То есть неизбежность расслоения общества, или социальной дифференциации, вытекает из специализации отдельных частей социальной системы, выражающейся в профессиональном разделении труда, иерархии руководителей и исполнителей и т.д. В этом чисто аналитическом, а не оценочном смысле, в любом обществе, в любой нации есть национальная элита. Более того, почти сто лет назад выдающийся немецко-итальянский социолог Роберт Михельс, анализируя современные демократические партии, в том числе левые, сформулировал «железный закон олигархии»: поскольку прямое господство масс технически невозможно, то любой режим неизбежно вырождается во власть немногих избранных – т.е. элиты (олигархии): «Как только демократия достигает известной стадии своего развития, начинается процесс вырождения, и тем самым она приобретает аристократический дух, а иногда и аристократические формы и становится похожей на то, против чего она выступила в поход. Тогда из ее собственного лона возникают новые обвинители, уличающие ее в олигархии. Однако после периода славной борьбы и периода бесславного участия в господстве и они в конце концов растворяются в старом доминирующем классе. Однако против них встают все новые борцы за свободу уже от имени демократии. И нет конца у этой жестокой игры между неизлечимым идеализмом новых и неизлечимой жаждой власти старых…»

Другое дело – оценка качеств элиты, важнейшими из которых, естественно, являются коллективная ответственность правящего класса в целом и персональная ответственность его конкретных представителей в отдельности. В рамках подобной традиции понимания «национально ответственной элиты» у нас в качестве примера ответственного политического класса обычно приводят американскую элиту, в среде которой стали возможными карьеры «государственных мужей» вроде Дж. Буша-младшего, являющегося наследником одной из типичных династий, десятилетиями определяющих экономическую и политическую жизнь США. В этом смысле за известными событиями американской истории присутствует еще один план: одновременно это личная, семейная история могущественных и богатейших династий Америки, столь странным для демократии образом решающих в междусобойчике судьбы страны и мира. Данный семейный, личностный элемент приобретает центральное значение в партийной системе, не имеющей четких политических программ и не ориентирующейся на устойчивые лояльности избирателей. Однако в этом американском «образце» отчетливо проявляется основная политическая дилемма современных меритократических обществ: социальная успешность тех или иных деятелей, якобы оцениваемая обществом по «объективным критериям», на деле определяется различными исходными биографическими позициями. То есть механизмы замкнутого самовоспроизводства элит, которые – как нас уверял либеральный дискурс – уже давно преодолены западным модерном, вновь возвращаются, так сказать, через заднюю дверь. Здесь достаточно вспомнить президентов Джона Адамса и Джона Куинси Адамса, Теодора Рузвельта и Франклина Делано Рузвельта, политические династии Кеннеди, Бушей и др. Еще более многочисленны местные кланы, в том числе династии сенаторов и губернаторов штатов. При этом, как известно, американцы – большие мастера инсценировки и голливудизации, независимо от реального положения вещей. Одной из важнейших тем этого бесконечного спектакля является попытка элиты США изобразить себя как внутри страны, так и перед всем миром в качестве носителей принципов свободы и политической конкуренции. Хотя, например, с точки зрения европейских политических стандартов подобная самостилизация не выдерживает никакой критики, поскольку для политической культуры Старого Света демократия американского образца – это чистая плутократия, когда господствует пара сотен финансовых кланов и политических династий, которые инсценируют и играют в демократию при помощи СМИ («теледемократия»), принадлежащих им самим или дружественным олигархическим структурам. Об их «ответственности» перед миром и Америкой лучше всего говорит продолжающийся глобальный кризис.