Теплая тварь. Эротика. Теория соблазна - Ноэми Норд

Когти шевельнулись. Он вперил в звездную медузу мутный взгляд, губы дрогнули:

– Я снова породил чудовище, пусть оно станет последним в этом мире.

Уран не успел раздавить сгусток семени.

Высокая волна подхватила добычу, окунула в румяный рассвет, подняла к облакам и унесла в тихий залив.

Она была великолепна, струя, впитавшая плазму солнца и хлад глубин.

Ее заметили атлеты, мечущие диски вдоль прибрежной косы:

– Смотрите, что нам даровал Посейдон!

Они бросились к ней.

Мертвое прозрачное тело Гермес вынес из волн и бросил в солнечное пекло, не подозревая, что заживо сжигает нежную плоть в раскаленном песке:

– Это – всего лишь медуза, океанский сгусток мозга.

Арес сорвал чешую, обнажил дрожащее звездное желе.

– Прелестный отрок! – воскликнул он, проведя по спине мечом.

– Ни то и ни другое! Я вижу здесь строптивую бабенку, – Гефест придавил сандалией скользкий бок медузы.

Очертания тела неизвестного существа менялись на глазах.

То гнусная слизь растекалась в песке, то скорпион вздымал к зрачкам ядовитый трезубец, то змей обнимал колени, внимательно заглядывая в глаза людей.

– Еще одна загадка, – вздохнул Гермес. – Хитрость в том, что неизвестное погружает дураков в мир грез. Красота затмевает разум. Уродство затмевает взор.

Уже не слизь, не семя драка лежало на песке, а глина, ищущая форму.

Гермес, мудрец, сказал:

– Сосуд воспоминаний к берегу прибит! Еще один. Достаточно гарпий плодить и мегер. Но из цепочек бесконечного генного сора можно создать нечто ценное.

Его пальцы скользнули по контурам слизи. Но податливое тело не повиновалось фантазиям мудреца.

Эластичная кожа, как волны океана, не желая лишиться округлых форм, растекалась в руках человека бесформенной лужей.

– Существо изъясняется с нами на языке форм. Оно правдиво: идеал земного божества не шар, а лужа, образ пустоты. Нам не исправить горизонтальную ориентацию землян. Божественная тварь божественна, пока не вписана в форму. Бесцельность – признак многих целей. Пусть для меня она останется мечтой.

– Мечтой? – удивился Арес. – Я не люблю мечтать. Я воин.

Он попытался мечом вспороть нежную кожу, полную электрических разрядов. Она не поддавалась, разрезы сливались, как поверхность океана.

От натуги челюсть Ареса отвисла, а зубы скрежетали, желая одолеть сопротивление непокорной твари.

Гибкие струи прибоя соревновались в скорости с мускулатурой воина. Его объяла ярость, потом желание и страсть.

Самка, лужей растекшаяся под ним, не поддалась решимости самца. Тогда гигант изменил тактику, повторяя движения прибоя над раковиной сладострастия.

Он усладил поцелуями плечи и сгибы локтей, щекотал щетиной в нежных местах, то, пробуждая завиток ушной, то лепя ямку пупка на бархатной поверхности медузы.

И звездная тварь ответила на призыв самца.

Дева приоткрыла глаза, улыбка скользнула поперек лица, искривилась спиралью, взмахнула вороньим крылом, свернулась гадючьим жалом.

– Я укротил животное, – сказал Арес и скатился прочь с распростертого тела, опустошенно глядя сквозь прорехи в облаках.

Иссякшие сосуды больше не взывали об атаке.

– Как ты это сделал? – спросил Гефест.

– Я воин. Воин – и это существо. Я победил чудовище и создал Афродиту.

– Здесь нет чудовища. Всего лишь самка, лежащая на песке, – усмехнулся Гефест.

– Не чудовище?

– Пенорожденная – обман осязания, зрения и слуха. Она галлюцинация. Она прекрасна, как мысль. Желанна, потому что не обременяет потребностями плоти, – сказал Гермес.

– Она сестра Мегеры, эриния сама, во взгляде полыхает божественная похоть. Лишь сумрак – вся она желание эриний, рожденных от ненасытного фаллоса Урана.

– Кто видел исчадий ада, мучительниц невинных душ и тел?

– Тайный монстр – страшнее всех горгон. Опасна слабость, которая – обман. Она, как яд, заполняет мозг, отупляет память, туманится в глазах.

– Ты хвастаешь, – сказал Гермес. – Мы видим лишь медузу, мысль океана о боли. Через мгновение она засохнет на песке.

– Я монстра сокрушил, клянусь! Вырвал гадючье жало, выбил ядовитый зуб, вынул позвоночник. И змея, бессильно распластавшись под пятой, рванулась из последних сил, стянув колени победителя узлом. Заглянул в зрачки. В них не было обмана. Поднес к ним лезвие меча – добыча не моргнула. Я понял: она моя.

– Ты бредишь! И слишком много думаешь о бабе! – сказал Гефест.

– Взял, как детеныша, гермафродита, изнеженного до бесчувствия ласками горячего прибоя, задушил в объятиях, напитал дрожью. С тех пор – послушна и улыбкой душу тешит. Строптива – дам пинка, схвачу за гриву, задом разверну. Унизить – значит победить, чтоб навсегда покинуть. Я выбросил бы тварь, как выжатую тряпку, но она… Умывшись в критских водах, вновь обратилась чистой юной девой, манила гибким станом, а губы, еще не тронутые смрадом страсти, презрительно кривились: «Прочь!»

– Тебе отставка?

– Никто не смеет «Прочь» сказать Аресу! Вот почему Гефесту я не друг. Взял без обмана. Мой меч отсек от наготы животное. Я воин. Но и воин – Афродита.

– Не спорьте. Тварь хитра. В ней каждый из нас видит свое, – сказал Гефест. – Я вижу в ней иное. Смотри, я бред разрушу твой, – Гефест замахнулся над медузой тяжелым молотом. – Смотри, как брызнет яд! Дева? Ожидание – пытка.

Его молот изваял женскую грудь по форме разлапистых ладоней, а раскаленные похотью бедра, познавшие пот лошадей, оформили торс, годный для скачки и надежного клинча свирепых борцов.

Кузнец, широкоплечий и крепкобедрый, вылепил из прозрачного золота ноги, надломил в лодыжках, согнул в коленях, смял сомкнутые лепестки.

Самка, лужей растекшаяся под ним, не поддалась решимости самца.

Тогда кузнец изменил тактику, повторяя движения прибоя над раковиной сладострастия.

На бедра прекрасной девы легли железные ладони ваятеля.

Колени качнулись.

Он был нетерпелив, страшен, ревнив.

6. Ураган желаний

Книга Гефеста

Глас мойр:

И это Гефест?

Мало кто знает,

почему он стыдился

мужских украшений!

Мастер кузнечных дел, механик и зануда, задумал усовершенствовать то, что судьба исковеркала заодно с кривыми ногами.

Чертежи долго прятал, ночами корпел и высчитывал миллиметры.

Размышление о страдании – само страдание.

Адептом смирения ему не бывать.

Обмотал вещество медузы вокруг фалла, позволив застыть.

Ураган желания вылепил женское лоно.

Но, мисс Олимпа при чем?

Урода пленит совершенство.

Он сделал это.

О, да, и забыл подогреть, нечто вроде ножен меча Перикла.

Оглянулась – зрачки впер под лоб, вибрация пронзила до макушки. Мотор взревел, волны вспучили ротор.

Бездонная пропасть разверзлась перед ним и поглотила до последней капли разума.

Он видел пустоту, но все равно отдался этой пустоте. И сам стал пустотой. Работа больше не прельщала, кузнечные мехи остыли. Он познал черную сторону страсти. Ревность спалила сердце.

– Месть! Месть! Месть!

А в глазах – золотой туман, сеть, нагие любовники, слезы, мольбы о пощаде.

– Гефест, очнись!

– Рассказывай, что видел. Она была богиней?

– Похотливой самкой, она была. Кобылой, крутящей задом перед каждым лихим жеребцом. Паучихой, глотающей пауков, медянкой, свивающей самцов смертельным узлом. Смертью моей она была. Вот чем.

Гефест стал мужем Афродиты. Это был крепкий союз. Лишь на полюсах противоречий сохраняется молний заряд.

Афродита изменяла. Гефест прощал.

Глас мойр:

Гефест, ревнивец,

бил по наковальне

соединяя в бронзу

золото и медь.

Над ним потешались хмельные сатиры:

– Гляди, колченогий урод, снова шлюху твою, упившуюся крепким вессальским вином, принесли и у ног положили.

– Афродита?

Мокрые волосы разметались мертвой медузой.

На шее – укусы?

– Неверная!

Она рассмеялась в лицо, вычесывая из кос прибрежный песок:

– Докажи, ревнивец, что зубы не твои.

Обняла железный торс, золотые локоны стекли по ногам, ласково защекотали.

Он снова простил. Не мог не простить.

Ревность?

Все мужья женятся на ревности. Не жен берут, а змей.

– Лучше сладкий пирог с друзьями, чем дерьмо в одиночку, – подмигивал Арес, черным вином наполняя чашу рогатого зверя.

– Глупец! – орали молодые сатиры, показывая пальцем на растяпу. – И мы, и Посейдон, и Пан, и даже Арес!

Арес?

Тот, кому ковал острейшие мечи, принесшие победу?

– Да, даже Арес!

– Но Арес не был здесь!

– Он был всегда! Здесь и везде!

Гефест, не слушая проказливых юнцов, бил молотом, вытягивая над огнем невидимую золотую нить. Он выковал тончайший полог над постелью Афродиты.