Слишком много блондинок - Арина Игоревна Холина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня зовут Андрей, — сказал он, включая радио.
— Меня Вера. Перейдем на «ты»? Мне совесть не позволяет «выкать» человеку, который видел, как меня тошнит.
— Перейдем… — задумчиво согласился он, выворачивая машину по извилинам дороги. Посмотрел на меня краем глаза. — О чем ты думаешь? У тебя вид такой… созерцательный.
— Я думаю о том, сможешь ли ты содержать меня в чрезмерной роскоши, отправить мою маму в швейцарский санаторий, о том, сколько стоят новый «ягуар» и фарфоровые зубы у лучшего американского дантиста. А ты о чем думаешь?
— Я думаю о том, имеет ли смысл хранить тебя в холодильнике целиком или лучше разрубить на части.
Мне очень хотелось надеяться, что он шутит, но мы еще не выехали на большую дорогу, и мне стало как-то не по себе. Несмотря на то что Андрей секунду назад был мужчиной мечты, из американских триллеров я знала, что многие маньяки на первый взгляд похожи на мужчину мечты. А потом они в знак любви и признательности рубят тебя на куски и часть тебя хранят в холодильнике. Я отодвинулась и вцепилась в ручку дверцы:
— Ты серьезно?
— А ты?
— Я да.
— Кстати, у меня автоматическая блокировка дверей, так что отпусти ручку.
— А стекла непробиваемые?
Андрей посмотрел на меня настороженно:
— У тебя паранойя?
— Да, — вздохнула я, представляя, что будет, если выпрыгнуть из машины на скорости сто километров в час.
— Ха-ха. — Я была готова убить его за этот смех, казавшийся мне хохотом психопата. Он потрепал меня по руке. — Через две минуты выедем на проспект, если захочешь — пересядешь в такси.
Я заискивающе улыбнулась:
— А! Ты пошутил, да?
— Нет, ну что ты, разве ты не заметила окровавленный топор на заднем сиденье?
Самое ужасное, что я обернулась. Оставшуюся часть пути я корчилась от стыда, делая вид, что рассматриваю ночной город.
Глава 3
Приехали в четыре ночи. Мы были в районе метро «Аэропорт», в тихом переулке с кирпичными домами и стояли возле стеклянного подъезда. Андрей заглушил мотор.
— Ты поднимешься или тебе вынести банку с водой?
Он мне нравился, несмотря на фильмы о маньяках, и я рискнула. Мы поднялись на третий этаж и очутились в холле с пальмой и какими-то цветочками. На двери его квартиры висела табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ!». Запиралась она, самое меньшее, на тридцать замков. Если бы сюда пробрался грабитель, он бы подумал: «Да ну в жопу» — и пошел бы домой спать, потому что Андрей, имея все ключи, вскрывал этот ларец минут десять.
— Ты что, олигарх? Или продаешь наркотики?
Расковыривая очередной замок, он пробурчал:
— Нет, у меня дома склад оружия.
Когда мы наконец попали внутрь, оказалось, что квартира удивительная: картины, стены — где из кирпича, кое-где крашеные, а на некоторых, там, где не было картин, от потолка до пола висели узорчатые ковры. Было много всяких необычных штуковин: кованые лампы, затейливые шторы, кухня, сделанная так, как выглядели кухни в рыцарских замках — со всякими медными сковородками на стенках… Я сказала что-то вроде «ух ты!» и спросила, сколько здесь было комнат до ремонта. Андрей пояснил, что было четыре, но маленькие и неудобные, а теперь осталась одна.
— Замки из-за картин, — пояснил он. — Некоторые очень ценные. Ванная там. — Он показал на стену из полупрозрачных плиток.
Я почистила зубы, умылась жидким мылом с запахом грейпфрута, причесалась…
Оглянувшись на дверь, выдвинула ящик мойдодыра — в нем были ушные палочки, вата, лекарства и стеклянный флакон с хвойным бальзамом. В соседнем отделении лежали маникюрный набор, влажные салфетки, двенадцать журналов «Хастлер», три «Плейбоя» и какой-то французский порножурнал с постерами лобков — очень откровенный, крем для загара, автозагар, маленькое полотенце с бегемотом и коробка презервативов на сто штук — на три четверти пустая. «Ага», — подумала я и влезла в другой ящик, но там, кроме полотенец и пузырьков с шампунями-гелями, мятного освежителя воздуха за двести сорок рублей, ничего интересного не обнаружилось.
Осторожно закрыв дверцу, чтобы не хлопнуть и не выдать непристойное любопытство, я выключила воду, поправила прическу — то, что от нее осталось, — и вышла наружу.
— Ну что, я поехала? — спросила я, рассчитывая на то, что Андрей скажет «что ты, что ты, побудь еще».
— Я тебя отвезу. — Он встал и положил в карман ключи от машины.
— Ты уверен? — Про себя-то я обрадовалась, но вслух зачем-то проявила идиотскую, надуманную вежливость — вроде я такая приличная и независимая, что пешком дойду куда угодно, лишь бы не быть в тягость.
— Уверен, — он уже шел к выходу, — если мы заедем выпить кофе.
— Куда? — кричала я из коридора на лестничную клетку.
— Куда захотим. — Он вставил ключ в дверь. — Ты идешь?
У меня дома три будильника: один старый, круглый, с бубенчиками, второй — обычный электрический, а третий орет: «Вставай! вставай! пора на работу!» На ночь я завожу радио и ставлю телек на таймер — на полную громкость. Первый будильник звенит в 7.30, второй пищит в 7.45, третий в 7.50, следующим подключается шепелявое радио, а добивают меня вопли утренних телеведущих.
Я вскакиваю злая на весь мир, опускаю в кухне жалюзи, прихожу в бешенство от программы «Доброе утро», потому что утро не может быть добрым, сплю по дороге на работу и ненавижу солнце, которое светит в окно у моего компьютера.
Но пока мы ехали с Андреем в машине и пока я смотрела на то, что всю жизнь для меня было пыткой — на уходящую ночь, на предрассветное, карамельное небо, на редкие облака — чистые, свежие, кучерявые, на яркую, умытую листву… мне — от всего этого — стало так хорошо и радостно, что усталость как рукой сняло. Мне захотелось уважить это единственное приятное в моей жизни утро — встретить зарю, посмотреть, как первые лучи согревают траву и деревья, как в окнах отражается солнце, послушать, как чирикают птицы, которых не глушит шум города, как исчезает сырой туман и появляется душный московский смог…
— Ты не хочешь прокатиться до Воробьевых гор, посмотреть на рассвет? — спросил Андрей.
Я даже поперхнулась:
— Кха-кха… Я что, так громко думала?
— То есть? — повернулся ко мне он.
— Представь себе, я как раз углубилась в сантименты на тему рассвета, первого солнечного лучика, прыгающего по листочкам и цветочкам… ну все такое… И мне совершенно не хочется спать.
— Ты так странно говоришь об этом,
