В поисках смысла (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

— Тогда так решим, — поджал я губы, — контора в Питере нужна. И не только для продвижения лекарств. Деньги возьмите из прибыли и сделаете все от имени Компании. Михаил, тебе задание. Обзаводись связями среди моряков, купцов, которые флот используют. Нужно выяснить цены на перевозки, на корабли и услуги экипажей.

— В Англию повезем? — Приободрился младший.

— И туда тоже. Не медли.

И вот я в Северной Столице. Ночевать нас с Игнатом устроили в комнатах конторы. Это двухэтажный дом, пока еще не очень занятый посетителями. Мы разговаривали за ужином допоздна. Михаил хорошо справился, вызнал все мелочи.

Корабль построить можно. Шлюп обойдется тысяч в сто двадцать. До двухсот. Это сейчас не подъемно. Проще нанять чей-то вместе с командой. Но такой вариант мне не годен. Люди должны быть свои.

— Пока суть да дело, присмотри судно, которое можно отремонтировать для морского плавания. И команда нужна вместе с капитаном.

— Так у нас весь товар здесь продается. Европа скупает по двойной цене. И везти никуда не надо.

— Миша, я сказал, ты услышал.

— Будет сделано, Андрей Георгиевич.

— И заведи пару тайных комнат, чтоб никто не видел входа. Мало ли какие гости пожалуют.

Глава 2

Встреча назначена в большом доме графа Кочубея на Фонтанке. В синих весенних сумерках я подъехал на извозчике за квартал до адреса. Там прошелся пешком. Швейцар прищурился на мою фамилию и вызвал провожатого. Неизвестный капитан проводил меня в кабинет. У меня с собой мешочек золота на три килограмма. Велел набрать червонцами, хоть сейчас их мало в обороте. Доля с продаж. В этом вопросе аккуратность нужна, как нигде.

Через другие двери вошел высокий молодой человек, немногим старше меня, чисто выбритый. На высоком лбу уже видны будущие залысины. Я не сразу понял, что это и есть Николай Павлович. Портрет в памяти из школьного учебника был с усами и грозными комментариями «Палкин».

— Здравствуйте, Ваше Высочество, — наклонил я голову.

— Здравствуйте, Зарайский, — серые глаза изучали меня, — наслышан о Ваших достижениях и весьма загадочных похождениях.

— Старался, как мог, — я не смог сдержать легкую улыбку.

В голове крутилось «Вельми понеже. Паки паки иже херувимы. Житие мое».

— Вижу, Вы не тушуетесь. Хвалю. Я желал бы слышать Вашу историю, какова она есть на деле. Но не хочу давать Вам повод к смятению, — он выжидательно замолчал.

— История моя туманна весьма и для меня самого. Я показываю те стороны своего характера, которые имеются сейчас, и не вспоминаю о прошлом, да и помнить не хочу.

— Что ж, тем не менее, Ваши наблюдения и догадки, не побоюсь сказать, гениальные озарения, на лицо. Мне доложили, что Вы не интересуетесь совершенно успехами своих начинаний. Так я сам расскажу Вам. Прошу, — он указал на стул около стола, и сам уселся во главе, — ваш «сулический способ» удаления аппендикса теперь практикуют во всем мире. Как и операции при ранениях кишечника. Увы, результаты не столь впечатляющие, как у Вас. Но европейские хирурги не используют вашу методу полностью. Многие дают весьма ироничные отзывы о защите от бактерий, которые Вы применяли. Впрочем, практика показывает вашу правоту.

—Свою голову не приставишь, — покривился я, — даже трупы не убеждают ученых баранов оставить раздутое самомнение.

— Такие бараны имеются во всех сферах. Зато маски для наркозного сна переняли в точности. Эфир теперь дают дышать всем. Ваши английские коллеги очень желают познакомиться с Вами.

— Боюсь, что это окажется для меня тяжелой ношей, — я картинно кладу кожаный кошель на стол.

— Это и есть для меня главная загадка, — трет он подбородок, — Вы убегаете от выгоды и почестей.

— Будь иначе, не было бы загадок, — улыбаюсь я.

— Сначала было предположение, что Вы один из посвященных тайного общества ученых, сбежавший по своим причинам. Но это не так. Вы сами по себе.

— Могу заверить, что никто меня не посвящал и в общества не принимал. И я не сбегал из Англии или Америки.

— Волею Провидения Вы оказались замешаны в весьма серьезной игре. И показали себя с лучшей стороны. Поэтому я оставлю без внимания чужие домыслы о ваших приключениях. Пусть все останется так, как есть.

— И много домыслов?

— Изрядно. И преинтересные. Говорят, помимо прочего, что Вы разбойникам покровительствуете и даже породнились?

— Я показываю заблудшим сиротам путь к честной жизни. И весьма успешно. На дорогах не грабят, цыгане под присмотром, казна получает налоги.

— Любопытно. Но я позвал Вас не за этим. Все же хочу услышать от Вас лично, стали бы Вы рисковать жизнью, если бы знали, что в Вас подозревают вражеского агента?

— А я знал. Если за личный интерес господина Гурского, то не стал бы. Но видно было, что он за идеал свой старается. И это не деньги или почести.

— Таких, как он, мало. Алмаз. На чем же он погорел, что Вы так его раскусили?

— На профессионализме. Умен очень для уездного полицмейстера. Не помещается он туда.

— Не помещается? Хорошо сказано. Поместим по его формам, — улыбнулся Великий Князь, — так и Вы не помещаетесь.

— И я. Поэтому мне нужно покинуть Россию?

— Открою Вам тайну, — Николай Павлович заложил руки за спину, — Константин Николаевич написал отречение от престола. Его рано предавать огласке. Тем более в свете предстоящей операции. И Вы — один из идейных ее вдохновителей.

— Наследник теперь Вы?

— Я. И с полного согласия правящего монарха. Мало того, по его просьбе. Но я не хочу принимать управление над бурлящей кастрюлей с революционными идеями. Сейчас самое время вытащить угли и остудить пар.

— Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия, — вспомнил я Столыпина.

— Именно! А Вы умнее, чем мне докладывали.

— Это не я. Это поступь веков. Я пытаюсь не угодить под пяту.

— Ваши идеи мне близки. Жаль, что ничего не хотите сказать. Но Ваше начинание народного просвещения в именно такой форме мне дорого. Я просил уже одного из своих приближенных определить лозунг «Православие, самодержавие, народность». Именно под ним я хочу править. Но с пониманием народности возникли известные сложности. Боюсь, что все труды будут лишь пустой теорией. А Вы практик. И этим нужны.

— И что предлагаете?

— Я собираю верных людей вокруг себя. И предлагаю принести мне клятву прямо сейчас.

Бац! Два-ноль. Все-таки я пока не тяну против них, как не пыжусь. Прекрасная вербовка. Без вариантов. Подготовка, вовлечение, оценка результата моей деятельности, отметили положительные моменты и пользу для Родины. И вербовочное предложение, от которого я не смогу отказаться.

Как дворянин, я подчиняюсь монарху. Мне показали, что согласны с моим статусом и озвучили желание Императора. Мне доверили информацию, с которой долго не живут сами по себе. И мне предложили пряников виде поддержки, как бы это назвать, социального эксперимента.

А что взамен? Потеря самостоятельности. Теперь все будет под контролем? То, от чего я пытался сбежать со своей собственной идеей народности, настигло меня неотвратимо.

С другой стороны, сколько мне этих подписок о сотрудничестве давали? Пачка в сейфе лежала. Толку то с них. Но здесь другое. Запросто не пошлешь. Будущий царь мне симпатичен. И обманывать его не хочу. И отказывать тоже. Да и выбора нет. Все порушить или принять ради своих идей.

— Я готов, Ваше Высочество.

— Я был уверен, что Вы сделаете правильный выбор.

Из темноты появился скромный человечек, похожий на Викентия Ивановича. Я подписал клятву верности. Человечек протянул мне бумагу и шило.

— Мне понравилась Ваша идея братания с Гурским. Что-то древнее в этом, нордическое презрение к боли.

Я кольнул палец и приложил к толстому листу возле подписи.

— Но там двухстроннее участие.

Великий князь улыбнулся и взял шило. Внизу появился его отпечаток с подписью «Сим удостоверяю».