Клинический случай - Карл Хайасен

Карла знает все о местных и заезжих знаменитостях. В свои семнадцать она уже ветеран клубной жизни и частая гостья на Саут-Бич – там она и черпает новости о музыке, фильмах, современных диетах и моде. Карла – незаменимый источник информации, единственная ниточка, связывающая меня с нынешней молодежной культурой.

– Так чем же Клио так широко прославила себя в узких кругах? Кто она? – вопрошаю я.

– Что именно ты хочешь знать? Ее сексуальную ориентацию? Национальность? Или личностные характеристики?

– Карла, – говорю я, – минут через двадцать я предстану перед этой женщиной с намерением разговорить ее на три более-менее приличные цитаты. Мне придется блефовать по-крупному.

– Она певица.

– Уже лучше. Что за певица?

– Злая, – уточняет Карла, – побитая жизнью.

– Клон Аланис?[11]

Карла мотает головой:

– Клио явно рассчитывает на эффект посильнее. Ну, ты знаешь такой тип женщин – бывшая фотомодель, неожиданно ставшая светской блядью.

Карла не хочет меня шокировать – она так изъясняется лет с двенадцати.

– Известные песни у нее есть? – спрашиваю я.

– У нее только один хит, Джек.

– То есть все, что ты мне порассказала, – это твои впечатления от одной-единственной песни?

– И еще от клипа, – поправляет меня Карла.

– Ну разумеется.

– Режиссер – Оливер Стоун.[12]

– Нуда, кто же еще.

– В клипе вроде как видна растительность на лобке. Поэтому про нее и написал «Спин», – продолжала доклад Карла. – Лично я думаю, что в клипе снималась даже не сама Клио. Наверняка дублерша.

– Что, сама отрастить не смогла?

– Это же шоу-бизнес, Джек. Проснись! – Поймав на себе подозрительный взгляд менеджера, Карла делает вид, что показывает мне какие-то цветные слайды.

– А как называется эта единственная и неповторимая песня Клио Рио? – спрашиваю я.

– «Я», – отвечает Карла. – И все. Просто «Я».

– Она попала в хит-парады?

– Только из-за обнаженки.

– Ясненько. Спасибо, милая.

– И где вы встречаетесь?

– У нее дома.

– Жду полного отчета.

– Разумеется. Слушай, а ты хоть раз слышала про «Джимми и Блудливых Юнцов»?

Карла выгибает рыжеватую бровь:

– Что-то новое? – Она боится, как бы чего не упустить.

– Не-а. Древние, как холмы.

– Извини, Джек.

Уходя, я все-таки спрашиваю:

– Как поживает твоя мать?

– Хорошо, – отвечает Карла.

– Правда?

– Правда хорошо.

– Черт, – говорю я.

Карла нежно смеется в ответ. То, что я все еще скучаю по Анне, поднимает меня в ее глазах.

– Передай ей от меня привет.

– Размечтался, Джек.

Квартира Джимми оказалась на девятнадцатом этаже небоскреба на самом юге Силвер-Бич. Целых двадцать минут она промариновала меня в вестибюле, эта вдовушка Джимми, но, если честно, я удивился, что она вообще согласилась со мной встретиться. Слишком уж кратким было объявление о смерти – наводило на мысль, что семья покойного не хочет привлекать внимания.

Дверь квартиры 19-Г мне открывает коренастый лысый тип без шеи с платиновыми кольцами в ушах. Типичный вышибала, одетый исключительно ради того, чтобы скрыть нагрудную кобуру, – громила из комиксов. Он молча ведет меня по тускло освещенной квартире в гостиную, где миссис Стомарти уже заняла позицию в эркере перед панорамным окном.

Определенно я уже видел это лицо – на обложках бульварных изданий. Я подписан на парочку – из профессиональных соображений. Вырезаю самые смачные истории и складываю в папочки на случай, если знаменитость вздумает испустить дух в зоне распространения нашей газеты.

– Я Клио, – говорит миссис Стомарти. – Вдова Джимми.

Ей года двадцать два; ну самое большее – двадцать три. Она среднего роста, стройная, но не костлявая, дочерна загорелая. Волосы вытравлены до снежной белизны и подстрижены под пажа. На губах вишневая помада, а скулы нарумянены так, что их можно принять за синяки. На ней длинная бежевая блузка без рукавов и узкие белые брюки. Ногти на ногах тоже белые и напоминают осыпавшуюся штукатурку.

Не удивительно, что она предпочла больше не называться Синтией.

– Я Джек Таггер, – представляюсь я. – Рад познакомиться. И мне жаль, что меня к вам привели столь печальные обстоятельства. – Я вроде как хотел ей намекнуть, что мне известно о ее растущей славе и, если бы не смерть ее мужа, я был бы счастлив взять у нее интервью для «Музыкальной странички».

Мы садимся. Вдова – на край длинной кремовой софы, я – на деревянный диванчик рядом. Не теряя времени, я сообщаю Клио Рио, что я в полном восторге от ее хита.

Она тут же расцветает:

– А клип вы видели?

– Вы еще спрашиваете!

– И что вы думаете, он не слишком?…

– А Джимми клип понравился?

– Он был от него без ума, – отвечает Клио.

– Присоединяюсь к его мнению. – Я кладу на колени блокнот, открываю его и снимаю колпачок с ручки.

– Вы первый позвонили, – говорит миссис Стомарти.

– Я был его поклонником.

Она отвечает мне слабой улыбкой:

– Теперь наверняка будут звонить желающие заработать на его смерти.

– Да, это неприятно, – говорю я. – Я знаю, что вы не хотели раздувать шумиху.

– Джимми не хотел.

– Обещаю, что не отниму у вас много времени.

Бритоголовый приносит Клио высокий запотевший бокал. Похоже на «отвертку». На меня бугай даже не глядит – и слава богу.

– Хотите что-нибудь выпить? – спрашивает Клио.

Тут я обращаю внимание на ее глаза: красные, будто она плакала или не выспалась. Она носит голубые контактные линзы.

– Кока-колы? Пива? – допытывается она.

– Нет, спасибо.

Чтобы сдвинуться с мертвой точки, я задаю несколько простеньких вопросов. Как вы познакомились? На вечеринке «Ви-эйч-1». Как долго вы прожили в браке? Меньше года. Где проходила церемония бракосочетания? В Сэг-Харбор, на яхте приятеля Джимми. В самом деле? И как его зовут? Я не помню. Вроде бы саксофонист. Сессионный.

Я записываю ее ответ, но не тороплюсь задавать следующий вопрос. Даю миссис Стомарти время подготовиться. Это самый неприятный момент в моей работе – когда приходится бесцеремонно вторгаться в чью-то скорбь. Хотя я знаю, что люди охотно рассказывают посторонним о близких, которых потеряли. Наверное, легче так, чем говорить о покойнике с родными, которые знали его как облупленного. Журналист, пишущий некролог, дает им шанс начать с белого листа и представить умершего таким, каким он, по их мнению, должен остаться в людской памяти. Некролог – это последний ярлык, который навешивают на человека.

Скорбным тоном я спрашиваю:

– Миссис Стомарти, расскажите мне о поездке на Багамы.

Она ставит бокал на тиковый журнальный столик:

– Джимми там нравилось. У нас был дом, на Эксуме.

Я смотрю вниз и вижу, что она сжимает и разжимает пальцы ног. Либо это ее способ заниматься йогой, либо Клио Рио нервничает. Я спрашиваю, случилось ли это во время их отпуска.

Она фыркает:

– Для Джимми каждая поездка на острова была как отпуск. Он плавал с аквалангом как одержимый. Говорил, это круче любой дури. «Чем глубже я ныряю, тем дальше моя крыша» – это его слова.

Я записываю каждое слово, а сам думаю о том, как быстро миссис Стомарти привыкла говорить о Джимми в прошедшем времени. Обычно свежеиспеченные вдовы разглагольствуют о мужьях так, словно те еще живы.

Например: «Для Джимми каждая поездка на острова как отпуск». Или: «Он любит плавать с аквалангом». И так далее.

Но Клио ни разу не оговорилась. Никакого подсознательного отрицания. Джимми Стома мертв.

– Не могли бы вы рассказать мне, что произошло в тот день, когда он умер? – прошу я.

Она поджимает губы и берет бокал. Я жду. Она кладет в рот кубик льда и говорит:

– Это был несчастный случай.

Я молчу.

– Он нырял взглянуть на обломки самолета. На глубину пятьдесят, шестьдесят футов. – Миссис Стомарти перекатывает кусочек льда то за одну щеку, то за другую.

– Где?? – уточняю я.

– Недалеко от Чаб-Кэй. Там повсюду затонувшие самолеты, – добавляет она. – Напоминания о прежних веселеньких временах.

– А что за самолет?

Клио пожимает плечами:

– ДС-что-то. Не помню, – отвечает она. – Я была на яхте, когда это случилось. – Она разгрызает несчастную ледышку.

– Вы не ныряете?

– Вообще ныряю. Но в тот день решила позагорать.

Я киваю и многозначительно вглядываюсь в свои записи. Потом корябаю пару слов. Поднимаю голову и снова киваю. Хуже нет, когда во время такого деликатного интервью журналист проявляет нетерпение. Клио достает очередной кубик льда из бокала. Затем сутулится и замирает, как будто хочет согнуть позвоночник колесом.

– Джимми погрузился как обычно, – говорит она. – Но назад не поднялся.

– Он был один? – уточняю я.