Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945 - Карл Бартц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба мюнхенца встретились с этими священниками и сразу открыли им, кем они были на самом деле: противниками национал-социализма и войны. Об абвере они умолчали; они хотели установить, возможно ли еще после кампании в Польше уладить отношения, прежде чем они приведут к расширению войны на Западе.
Ответ из Ватикана не заставил себя долго ждать. Монсеньор Шёнхёфер передал его, и он был результатом зондажа придворными папы сэра Осборна, английского посланника при Ватикане: имеется ли возможность устранить войну на основе переговоров, пока она не переросла в боевые действия на Западе.
Мюнхенцы прямо из отеля «Флора» отправили доклад в Берлин. Он вызвал большой интерес у шефа абвера, который приветствовал все, что обещало мирные перспективы.
По воле случая у Канариса сидел один человек, который лично знал доктора Мюллера: доктор Ленц, впоследствии госсекретарь в ведомстве федерального канцлера, обсуждал ситуацию с полковником Остером и советником имперского верховного суда фон Догнаньи, который в чине старшего зондерфюрера (соответствовало званию командира батальона) служил в отделе Z абвера. Оба также были членами Сопротивления; они признали в докторе Мюллере человека, который, помимо своей деятельности в абвере, мог сослужить службу и группе генерал-полковника Бека. Так Мюллер стал римским уполномоченным группы Сопротивления в службе Канариса.
С этого времени – с октября 1939 года – Мюллер стал выступать не только в качестве противника национал-социализма, но и в качестве представителя немецкого Сопротивления под прикрытием сотрудника абвера.
Доктор Мюллер снова попал под надзор патера Келлера, состоявшего на службе в СД[6], и аббата Гофмейстер-Меттена, работавшего на абвер. Аббат Гофмейстер хотел занять кафедру пражского архиепископа. Когда он производил фотосъемки в Швейцарии, его арестовали; но ему удалось подменить отснятую пленку засвеченной.
С тех пор стали использовать псевдонимы; так, если говорили о некоем «К», то это было буквенное обозначение для «Corpore» – патера Лейбера. Под «Дядей Людвигом» скрывался прелат Каас, который, однако, устранился от переговоров уже на ранней стадии.
Теперь доктор Мюллер все чаще встречался со связными Ватикана. И если доктор Шмидгубер оставался в тени, то он нередко вел переговоры с главным аббатом Ноотсом, с которым был одного мнения по поводу неверной наступательной диспозиции союзников. Французы и англичане слишком близко стояли у границы, так что они, не имея возможности уклониться, подвергались опасности германского удара и окружения.
Вскоре они достигли конкретных договоренностей. Через патера Лейбера доктор Мюллер установил контакт с сэром Фрэнсисом Осборном, английским посланником в Ватикане. Англичанин должен был попытаться разузнать, при каких условиях его правительство готово заключить с Германией мир. Вскоре патер Лейбер смог передать английские предложения. Германская оппозиция обязывалась еще до начала боевых действий на Западе сместить Гитлера. Еще Сопротивление должно было дать обязательство, что оппозиция способна воспрепятствовать наступлению на Западе.
Полковник Остер обсудил это недвусмысленное требование со своими людьми: фон Догнаньи, Дитрихом Бонхёфером, Гизевиусом.
Бек также был проинформирован, и, как само собой разумеющееся, считалось, что Канарис тоже посвящен в дела, хотя он, и это было для него типичым, лично никогда ни появлялся на переговорах, ни нес какую-либо иную ответственность.
Остер сделал следующее обязывающее заявление: «Мы в состоянии произвести внутренний переворот и предотвратить планируемое наступление на Западе, если английские условия мира будут приемлемыми».
В то время как доктор Мюллер и доктор Шмидгубер находились в Риме, без их ведома начался зондаж о мирных переговорах с другой стороны, зондаж германской стороной проник в Англию.
Примерно в это же время в швейцарском ресторанчике в Риме сидели двое молодых людей за маленьким столиком и пили мюнхенское пиво.
Среднего роста, темноволосый прикурил сигарету.
– Итак, вы женились, и ваш тесть теперь – бывший посол господин фон Хассель?
Деталмо Пирцио Бироли улыбнулся:
– Именно так, мистер Брайанс.
Брайанс, молодой англичанин, хорошо знал министра иностранных дел лорда Галифакса. Он находился со своеобразной миссией в Риме, с миссией, которую он сам на себя возложил. Он уведомил Галифакса о том, что в Германии имеются влиятельные противники национал-социализма, которые достаточно сильны, чтобы свергнуть режим. Лонсдейл Брайанс поставил себе задачу установить из Рима контакт с немецкими противниками Гитлера. Галифакс одобрил эту идею. Пока на Западе еще не начались крупные сражения, мир еще был возможен. Итак, Лонсдейл Брайанс отправился в Рим; он был принят в курии и начал зондаж. В «Альбрехте» он совершенно случайно познакомился с Деталмо Пирцио Бироли, будущим зятем господина фон Хасселя. После первоначального осторожного прощупывания друг друга молодые люди вскоре подружились. Англичанин намекнул на задачу, которую он поставил перед собой, а крупный и высокий итальянец – узким лицом и темно-серыми глазами он скорее походил на англосакса (бабушка его была американкой) – дал понять, что он – антифашист. Деталмо сообщил насторожившемуся англичанину, что фон Хассель рассказывал ему, будто в Германии имеется влиятельная группа немецких патриотов, готовых освободить страну от национал-социалистического режима и заключить мир с Англией и Францией. Хассель также сказал ему, что было бы очень важно, если бы он, Деталмо, сумел найти в Риме доверенное лицо, способное передать это Галифаксу.
Брайанс тотчас же поехал в Лондон и сообщил лорду Галифаксу:
– Хассель – будущий министр иностранных дел свободной Германии.
– Никто так горячо не желает мира, как я, – оживленно сказал Галифакс.
Брайанс тотчас снова вернулся в Рим.
Между тем Пирцио Деталмо после трехлетних ухаживаний женился на прекрасной дочери Хасселя Фей. Он договорился встретиться со своим тестем в Швейцарии. Это было возможно, поскольку у Вольфа Ульриха, старшего сына посла, была тяжелая форма бронхита и в это время он находился в санатории в Арозе. Отец часто навещал его. Лонсдейл Брайанс должен был выдать себя за специалиста, который прибыл в Арозу для консультации его сына. Там они и должны были встретиться…
Молодые люди допили свое пиво.
– Вот фотография моего тестя. По фотографии вы его и узнаете.
– Да, – заметил Лонсдейл Брайанс, – такое лицо непросто забыть.
– Когда вы полагаете ехать? Кстати, жена фон Хасселя, которая в гостинице «Исла» ухаживает за сыном, бегло говорит по-английски. Где вы остановитесь?
– В «Эдеме», – ответил англичанин. – Из-за множества шпиков мне не хотелось бы останавливаться в том же отеле, что и семейство Хассель.
– Я сразу же телеграфирую вам в Арозу о времени прибытия моего тестя, – пообещал итальянец.
Холодным февральским утром Лонсдейл Брайанс направляется из «Эдема» в «Ислу», которая находится недалеко – в каких-нибудь пятистах метрах. О прибытии Хасселя ему уже сообщили. Вон стоит нужный отель, немного ниже санатория в Арозе. Его почти не видно. Время от времени очередной постоялец исчезает в дверях отеля; но никто не выходит наружу.
Тщетно молодой англичанин ожидает посла, которого ему описали как темно-русого мужчину со слегка седеющими висками и небольшими усами.
Идет сильный снег, и, когда Брайансу становится совсем неуютно, он входит в отель «Исла».
– Есть ли свободные комнаты? – спрашивает он у портье.
– Пожалуйста, комнаты имеются. Какую сторону вы предпочитаете?
Постоялец осматривает номера долго и основательно, пока не наступает время завтрака.
– Могу ли я здесь позавтракать?
– Пожалуйста, сударь!
Его проводят в маленькую очень теплую столовую. Он садится за один из столиков с тремя швейцарцами, которые делятся впечатлениями после катания на лыжах. Осторожно оглядывается. Никого.
Вдруг входит одна «дама весьма привлекательной внешности», которая заказывает завтрак за соседним столиком, расположенным у стены.
Она одета в черное. «Это может быть только жена фон Хасселя», – думает англичанин и заводит на английском разговор со швейцарцами. Довольно громко он упоминает, что прибыл из Рима и только что неподалеку от города посетил замечательное местечко под названием Деталмо, да, Деталмо. Здесь, в Арозе, он живет в «Эдеме». Дама за соседним столиком должна была бы все прекрасно понять. Но так как далее ничего не происходит, ясно, что фон Хассель еще не приехал.
Когда Лонсдейл Брайанс возвращается в «Эдем», он находит телеграмму: Хассель приедет в четверг.
Снова англичанин бредет в отель «Исла» с блокнотом для рисования в руке. Но его рисование, похоже, никого не интересует.