Куда убегает ваш утренний кофе? - Екатерина Шварцбраун

Это, думаю я, прекрасная сторона дела, В другой стороне тоже нет ничего ужасного. Вы понимаете, ее тоже часто воспринимают как фрика — конечно совсем не такого смешного как атеист, скорее как дамочку ученую, но со странностями, но всё равно она ощущает на себе проклятие уродов. Ощущение собственной исключительности, и непохожести, которыми остается только гордиться, раз уж не судьба быть своей в стае… Все фрики втайне мечтают об этом — стать такими как все, и выглядеть в глазах социума настолько нормальными и адекватными, чтобы самим определять норму и отклонения.

Уже понятно к чему я веду? Может быть, на фоне менеджеров среднего звена философ-христианка из МГУ и выглядит немного странно, зато на фоне бескомпромиссного любителя юбок и духовной чистоты её адекватность становится несомненной, и она невольно занимает позицию нормы. Дело не в том, что вместе они смотрятся как вообщем то нормальная тетка и псих — ей скорее всего не так важно, как они смотрятся со стороны. Главное, как это выглядит изнутри. Ужасающая норма здесь кротка как ягненок. Она настолько внимательна к отклонению, что учит его, как занять ее место. Это норма с человеческим лицом, добрая норма, как добрый царь — но все-таки — норма! Как чудесно приобщиться ее могуществу!.

Триумф доброй воли, конечно, не был долгим — всё естественным образом свалилось в свои потенциальные ямы. Атеист начал заговариваться и путать понятия, дискуссия свернулась, а у учительницы не нашлось подходящих учеников, чтобы учить их адекватности.

С тех пор никто никогда не говорил с атеистом серьезно. Он этого, впрочем, не заметил.

Некоторым странностям его учительницы, которые сразу насторожили бы любого читателя про падонкафф, нашлось довольно ценителей и почитателей. На взгляд доброжелателей, странности эти свидетельствуют лишь о смелости мысли, достаточной, чтобы пренебречь общественным порицанием. Например когда-то она вступила в союз лесбиянок и гомосексуалистов (по идейным соображениям). Членство в союзе она честно указывает в биографии, хотя прошло сто лет, она давно разочаровалась в движении, и приняла православие. Не каждый станет смеяться на этом месте.

А даже и те, кто станет, ненормальной ее не назовут — что же тут ненормального. Это как раз совершенно нормально и даже очень актуально. Ее будут уважать хотя бы за принадлежность к академической среде. А в академической среде называть подвижницей из уважения к объему оцифрованных ею текстов. Вобщем, выясняется, что ненормальной ее могут назвать только тупые падонки, которые плохо умеют читать, и смеются от слова «эпистема».

И вот мы наблюдаем, как эти благословенные светочи и мерила нормы, случайно наткнувшись на нее в сети, поражаются, что в этом лучшем из миров наряду с ними и их друзьями попадаются ещё и такие тяжелые формы извращений. Они обмениваются этой потрясающей новостью. Ты только посмотри на ЭТО! Полный пиздец! Я просто офигел! Да, и не говорите, это клиника! А вы видели ее фотографии? Мальчики, зря вы так, человек явно болен! Дружно работают санитары социума, стражи стандартов, рыцари среднего уровня и ниже. Они предназначены не столько для отбраковки тяжелобольных, сколько для поддержания порядка среди всех этих астрономов и специалистов по неоплатоникам.

Задача санитаров социума — донести до отклонившихся общественное порицание. Так в обществе сохраняется примордиальный порядок. Вы можете сказать, что ведь и с точки зрения специалиста по Ямвлиху — гопники тоже уроды. Это, конечно, так. Но позвольте вас спросить, потрудился ли наш специалист сообщить об этом гопникам? Разумеется, нет. Он не сообщает истину. У него нет такого задания от социума. Волю социума нам сообщают гопники, а не эти чмошные недоразумения.

И вот быть таким чмошным недоразуменем в глазах социума — к чему это всё — был бы ослепительно высокий статус для сумасшедшего. Но он его не получит! Потому что небольшие отклонения философов детектируют только санитары леса, а статус сумасшедших — все члены социума как один, от детей до стариков.

И если к легким отклонениям на границе нормы разрешено испытывать всего лишь ненависть и презрение, то для носителей фатальных отклонений в социуме действует правило «отрицания существования».

Отклонения настолько велики что их носители уже не рассматриваются как члены социума. Пусть даже и презираемые, но всё-таки люди. Когда наши уроды говорят что-нибудь, хотя и говноеды, но в их словах мы всё-таки уважительно предполагаем наличие смысла.

Мы страемся принять то сообщение, что они нам отправляют, даже если и пошлем потом и их и ихнее сообщение на хер. И даже если мы сразу пошлем их нахер, это будет адресное сообщение. Мы по краней мере достаточно их уважаем для того, чтобы что-то сказать именно им, потому что мы признаем, что они тоже существуют.

Это потрясающая картина уважения человека-человеком, как членов одного общества. Что касается сумасшедших — то это уже не члены социума, в отличие например от заключенных, которые остались таковыми, и считаются людьми, как и все остальные. Сумасшедшие не являются людьми, как все остальные, и не имеют прав человека — например, когда они говорят, мы не предполагаем в их словах наличия смысла, и, следовательно, не принимаем никакого сообщения от них. Также их не рассматривают как адресатов для сообщений, которые делают люди друг другу, потому что в сумасшедшем отсуствует принимающая инстанция, вроде личности в человеке — разрушены приемник и передатчик. Практически, вся управляющая начинка сумасшедших настолько повреждена, что больше не в состоянии ничем управлять самостоятельно, или хотя бы осуществлять обратную связь, чтобы ею управляли снаружи.

3. Болей и умирай!

Эта игра ужасно привлекательна для серьезных, основательно состоявшихся пациентов — таких как я. Их лечат и лечат и лечат опять — пока они наконец не перестанут этому сопротивляться, и поневоле не начнут выздоравливать. Это так же увлекательно, как дочки-матери для жертв родительского насилия. Эти жертвы предполагают, чтораз могущественные существа, их родители, занимаются тем, что принуждают и распоряжаются, значит принуждать и распоряжаться должно быть очень приятно. Так усваивается и воспроизводится властный родительский паттерн. Вы можете вырасти и потерять всякую зависимость от ваших реальных родителей. Вы можете, в конце концов, начать заботиться о них, почти так же, как они заботились о вас, но внутренний родитель никогда не перестанет распоряжаться вами. Если же вам вздумается протестовать против заложенных в вас правил и аксиом, то вы непременно убедитесь, что этот бунт не останется безнаказанным. Не видать вам ни силы, ни покоя, пока не поумнеете настолько, чтобы понять, каким образом вы можете ладить с родителем. Избавиться от его диктатавсё-таки возможно. Надо только построить ещё одну тюрьму внутри той, в которой вы заключены. Это универсальный рецепт.

Поэтому усерднее всего препарирует себя сам пациент.

Выйдя из дурдома, долгими зимними вечерами я сочиняла по паре слов или предложений, и складывала их, как кирпичи, в объяснительную записку. Я выучила ее наизусть задолго до того, как появилась возможность запустить ее в сеть. Это был плод мрачных размышлений, тяжелый, как свинец.

На домашней странице у меня была колонка «Сестра милосердия», с позитивным девизом:

«Болей и умирай!» и анимированной разворачивающейся красной розой. Вот что там сообщалось:

«Болезни, так же как и смерть, непременно придут к вам, не зависимо от того, хотите вы их или нет. Люди часто боятся и пытаются избегать болезней, не понимая, что болезни — это великое благо, духовный экспириенс, необходимая стадия очищения и возвышения перед долгожданной Смертью. На страницах альманаха: СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ: мы будем давать обзоры наиболее интересных и поучительных болезней человеческого организма, с которыми вам, несомненно, еще предстоит столкнуться. Если вы уже болеете чем-нибудь, присылайте свои описания, СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ: с удовольствием их опубликует.».

У меня уже были опубликованы отличные простатит, кандидоз, мигрень, лирическое эссе о старости и кожные заболевания. Я работала над психическими расстройствами.

«Сестра Милосердия» была популярна в очень узком кругу. Она консультировала одного студента из Гейдельберга, который никак не мог заняться математикой. Но безо всякого прогресса: студент так и не смог этим заниматься, хотя очень хотел. Чего же он хотел на самом деле, неизвестно: он не сознавался. Он был слишком текуч. Поэтому сестре ничего не оставалось, как решить за него самой, и она порекомендовала ему сойти с ума. «Ваш диагноз таков: вам не хватает боли. Но не отчаивайтесь, скоро вы ее получите вволю — столько, сколько нужно.» Так и вышло. Студент сошел с ума: он бросил Гейдельберг чтобы поступить солдатом в Российскую Армию. Это был очень храбрый человек. Он совершил много опасных вещей, потому что считал евреев трусами, а он как раз был еврей. Из армии его через полгода комиссовали по дурке, вероятно здраво рассудив, что пойти в солдаты мог только сумасшедший еврей. Он по-прежнему искал рекомендаций «Сестры милосердия». Эта мифическая сестра представлялась ему неким сверхъестественным существом. Иногда он получал таинственные письма, или читал сообщения на форумах, в которых содержались для него специальные указания. Например, зависая в Питере, он получил спам с предложением работы грузчиком в Москве и понял, что это «от нее». Тогда он поехал в Москву и стал грузчиком. В другой раз он получил предложение о сексе с собакой за 500 долларов. Почти наверняка это прислала она, проблема лишь в том, как расшифровать смысл сообщения. Он постоянно обнаруживал присутствие «Сестры Милосердия» где-нибудь поблизости.