Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны - Элизабет Гоудж

«Дорогая мадам!» — обратился он к мисс Гелиотроп, окинув ее долгим внимательным взглядом. — «Дорогая мадам, разрешите!» — Он низко поклонился, взял ее под руку и церемонно перевел через порог. — «Добро пожаловать, мадам! Добро пожаловать в мой бедный, убогий дом».

Его слова поражали своей искренностью. Он действительно думал, что его жилище слишком убого для того, чтобы служить домом мисс Гелиотроп.

«Дорогой сэр!»— воскликнула мисс Гелиотроп, трепеща от волнения, потому что джентльмены редко удостаивали вниманием ее непривлекательную особу. — «Дорогой сэр, вы слишком добры!»

Мария, подняв Виггинса, который недовольно ворчал, потому что никто не обращал на него достаточного внимания, толкнула дверь, чтобы та захлопнулась, и с одобрением взглянула на взрослых. Она поняла, что сэр Бенджамин оценил, из какого прекрасного материала была сделана ее дорогая мисс Гелиотроп… Они все должны понравиться друг другу.

Но нет, возможно не все, потому что несогласное ворчание у нее под мышкой, где был Виггинс, было только эхом громоподобного рычания, шедшего от камина, в котором горели огромные бревна, обогревавшего облицованную камнем залу, куда их ввел сэр Бенджамин, Некий зверь, пугающе огромный зверь, чье тело, казалось, простиралось на всю длину камина, поднял огромную лохматую голову, лежавшую на лапах, и уставился на крошечную мордочку Виггинса, видневшуюся из-под руки Марии. Он громко чихнул, унюхав аромат, присущий Виггинсу, немножко поразмыслил об этом, презрительно моргнул и опять положил голову на лапы. Но спать он не собирался. Через каскад рыжеватой шерсти, спадающей ему на морду, его глаза, как две желтых лампы, уставились на них к смущению всей собравшейся компании — к смущению, потому что глаза эти были ужасно проницательны.

Если глаза сэра Бенджамина искали, казалось, что есть доброго, глаза лохматого создания у камина видели значительно больше. Мария не могла понять, что же это был за зверь. Она решила, что это собака, хотя он был не совсем похож на обычную собаку…

«Это пес Рольв», — ответил сэр Бенджамин на невысказанный вопрос. — «Некоторые его опасаются, но я уверен, что тебе опасаться его не нужно. Это очень старый пес. Он пришел из соснового бора, что начинается за домом, в Рождественский Сочельник двадцать лет тому назад, и какое-то время оставался с нами, а после некоторых неприятностей в усадьбе снова ушел. Но год тому назад — опять в Сочельник — он вернулся и с тех пор живет со мной и ни разу, насколько мне известно, не обидел и мышонка».

«У вас есть мыши?» — прошептала мисс Гелиотроп.

«Тысячи», — весело раскатился сэр Бенджамин. — «Но мы ставим мышеловки. Мышеловки, а еще кот Захария. Захарии сейчас здесь нет. А теперь, дорогие леди, вы должны посмотреть свои комнаты и снять теплую одежду, а потом спускайтесь вниз в залу, и мы все вместе поедим».

Сэр Бенджамин взял со стола у камина три медных подсвечника, зажег свечи, вручил по одному мисс Гелиотроп и Марии, и повел их в смежную комнату, которая, как догадалась Мария, служила гостиной, хотя при тусклом свете трудно было что-нибудь разглядеть.

Он открыл дверь в стене, прошел в нее, и они очутились на винтовой лестнице. Ступени ее были стерты посредине, столько ног шагали по ней в течении многих веков, а сама она столько раз загибалась вокруг центрального столба, что у бедной мисс Гелиотроп совсем закружилась голова, хотя сэр Бенджамин, несший над головой свечу, несмотря на свой возраст и немалый вес, шагал по ступеням весело, как мальчик, а Мария, шедшая последней, скакала по ним с ловкостью веселой обезьянки.

«Ей шестьсот лет», — радостно сказал сэр Бенджамин. — «Построена в тринадцатом веке Рольвом Мерривезером, оруженосцем короля Эдуарда I и основателем нашей семьи, на землях, пожалованных ему королем в награду за геройское поведение в битве. В нашей семье мы, мисс Гелиотроп, мы пишем Рольв через «в», потому что мы происходим от викингов и великих воинов».

«Да», — вставила мисс Гелиотроп, — «когда Мария была маленькой, ради того, чтобы она съела рисовый пудинг, разыгрывалось целое сражение».

«Вы назвали собаку, пришедшую из соснового бора, в честь этого Рольва?»

— спросила Мария. Она на секунду задумалась прежде, чем назвать это громадное создание, что было в зале внизу, собакой, потому что ей как-то не верилось, что это на самом деле собака.

«Именно так», — ответил сэр Бенджамин. — «Предание утверждает, что Рольв Мерривезер был рыжеволос, а у пса Рольва, как вы могли заметить, тоже рыжеватая грива».

«Да, я заметила», — отозвалась Мария. Сэр Бенджамин остановился перед дверью. «Тут, леди, я вас оставляю. Это комната мисс Гелиотроп, она находится над гостиной. Комната Марии еще выше, прямо на верхушке башни». Он поклонился им, и неся в руке свечу, начал спускаться вниз.

Увидев свою комнату, мисс Гелиотроп испустила вздох облегчения, она-то думала, что ей придется спать на соломе, брошенной на пол, устланный тростником. Это была небольшая комната с дубовым полом, покрытым малиновым ковром, ковер был потертый и с большой дырой, но это был ковер, а не тростник.

Там была большая кровать с пологом, к которой вели ступеньки, а полог был сделан из малинового бархата и крепился на четырех столбиках. Там был изогнутый на манер лука комод красного дерева с выдвижными ящиками, огромный красного дерева платяной шкаф, туалетный столик обитый ситцем с оборочкой внизу, кресло с подголовником и скамеечкой для ног. Каменные стены были обшиты панелями из теплого темного дуба, а окно было плотно закрыто ставнями и занавешено ситцевыми занавесками. Занавески нуждались в штопке, но мебель была хорошо отполирована и тщательно вычищена.

Кто-то, похоже, позаботился о ней, потому что большой камин ярко горел, на комоде и туалетном столике были зажжены свечи, а между простынями лежала грелка. Их багаж был уже здесь, аккуратно поставленный рядом с кроватью.

Но Мария не задержалась в комнате мисс Гелиотроп. Она только убедилась, что та счастлива, тихо удалилась со своей свечой и направилась вверх по винтовой лестнице, все выше и выше, дальше и дальше. Ее собственная комната! У нее никогда не было собственной комнаты. Она всегда спала с мисс Гелиотроп, и любя ее, не возражала против этого, но все же, особенно в последнее время, ей казалось, что неплохо бы иметь свою собственную комнату.

Винтовая лестница кончалась дверью такой маленькой, что крупный взрослый не смог бы туда войти. Но она была как раз для худенькой девочки тринадцати лет. Мария остановилась и с бьющимся сердцем поглядела на маленькую, низкую, узкую дверь, которая, казалось, была сделана специально для нее, хоть ей и было, наверно, много сотен лет. Если бы она выбирала себе дверь, она выбрала бы именно такую. Это была скорее дверь дома, чем дверь спальни, дверь дома, который принадлежал только ей. Она была сделана из серебристо-серого дуба с серебряными гвоздями, и к ней была прибита самая маленькая и изящная подкова, которую только видела Мария, отполированная до блеска, так что она сияла, как серебро. Глядя на нее, Мария внезапно подумала о прелестной маленькой белой лошадке, которую, как ей показалось, она видела в парке. Она тогда сказала о ней мисс Гелиотроп… только та ее так и не увидела… Дверь открывалась серебряной ручкой, которая, когда Мария ее повернула, скрипнула так по-дружески, как будто приглашала войти.

Она вошла, закрыла за собой дверь, осторожно поставила свечу прямо на пол, повернулась спиной к двери и смотрела, смотрела, пока губы ее не раскрылись, обычно бледное личико не порозовело, а глаза не засияли, как звезды.

Перо не может полностью описать восхитительное очарование и красоту ее комнаты. Она помещалась на верхушке башни, а башня была круглая, поэтому и комната была круглая, не слишком большая и не маленькая, самого подходящего размера для тринадцатилетней девочки. В ней было три окна, два узких сводчатых и одно широкое, с широким же подоконником в толще стены. Занавески не были задернуты, и в окна она видела звезды. На всех подоконниках стояли прекрасные серебряные подсвечники, в каждом горело по три свечи.

Мария сообразила, что именно их свет она и видела, подъезжая, сквозь ветви кедра. На стенах не было деревянных панелей, как в комнате у мисс Гелиотроп, они были так любовно сделаны из серебристо-серого камня, что это еще больше обрадовало Марию. Потолок был сводчатый, и чудесные каменные арки закруглялись над головой у Марии, как ветви дерева, и встречались в самой высокой части потолка, сплетаясь в узор, изображающий полумесяц, окруженный звездами.

На серебристом дубовом полу не было ковра, но белая овечья шкура лежала подле кровати так, чтобы когда Мария будет вставать по утрам, ее босые ножки могли бы сразу почувствовать что-то теплое и мягкое. Кровать была маленькая, с четырьмя столбиками, на которых висел бледно-голубой полог, украшенный серебряными звездами, из того же материала, что и оконные занавески, а покрывало ее лоскутное одеяло, сделанное из отдельных квадратиков бархата и шелка всех цветов радуги, веселое и милое.