Рыцарь зеркального отражения - Николай Герасимов

– Правда, все хорошо.

– Ты знаешь, это ведь не просто так. Дело в том, что…

– Что?

– Я… – она сделала большую паузу, наполнила свои легкие воздухом и на выдохе произнесла, – могла стать мамой.

– Ты боялась, что…

– Нет, просто две недели назад мне пришлось кое-что сделать, чтобы у меня не родился малыш.

Слово «аборт» из нас никто не решался произнести. В этом было что-то уничижительное, официозное и совершенно не согласовавшееся со спектром человеческих переживаний.

Наверное, некоторые это произносят как раз для того, чтобы не погружаться в омут рефлексии.

– Я тогда не знала, что делать. Мы с сестрой живем одни. Положиться было не на кого.

– А он?

– А он просто сделал вид, что меня не знает. С этого момента все изменилось.

– И ты…

– Да, я решилась. На какое-то время я представила, что это все происходит не со мной. От этого было все-таки легче… После всего в тот день мы с сестрой вернулись сюда. Ей нужно было идти на работу, а я осталась дома одна, – ее голос дрожал, – я была на грани. Эти стены… Не смотри на них. Днем они выглядят еще хуже. Никогда не смотри на них.

– Ты решила, что я тот, кто поможет тебе забыться?

– Не знаю, наверное, – она грустно улыбнулась. – Первые дни в школе были сущим адом.

Я молча наблюдал за ее лицом. Черные следы от потекшей косметики застыли холодным узором.

– А потом ты появился… ты.

– Не помню…

– Конечно не помнишь! – чуть смеясь, произнесла она. – Ты там стоял и что-то рассказывал на сцене в актовом зале. А я, как увидела тебя, так и замерла.

– Тебе было неинтересно слушать про арт-программирование? – попытался пошутить я.

– Дурак!

Неожиданно зазвучал сигнал моего коммуникатора.

– Мне нужно…

– Да, иди, конечно, но возвращайся, мне сейчас действительно холодно. Возвращайся быстрее.

Я вылез из-под одеяла и босыми ногами прошел в прихожую, где на полу валялось мое пальто. Коммуникатор требовал к себе внимания. Его противный звук – его достоинство. Перепрограммировать нельзя, но оно и к лучшему. Такой звук невозможно проигнорировать. Нащупав в источник сигнала, я молниеносно вытащил его наружу. Прихожую залил свет от дисплея. Обычное сообщение-напоминание о том, что надо ехать домой. Я погрустнел. Мне не хотелось думать о том, что ждет меня дома, но и не думать об это я тоже не мог. Вздохнув, я обернулся, чтобы возвратиться назад в объятия Лизы. Я медленно переступал брошенную на полу одежду. Как только я появился в комнате, загорелся яркий свет. Он сильно слепил глаза. Я машинально закрыл обеими руками свое лицо.

– Прости, не смогла удержаться, – хихикнула Лиза.

– Зачем это все?

– В темноте плохо видно, но теперь все видно очень хорошо.

Осознание того, что я стою посреди комнаты обнаженный, на мгновение заставило меня разозлиться, а потом впасть в привычную меланхолию.

– Ты точно учишься в институте?

– Что, появились сомнения?

– Тебе как будто двенадцать, не больше.

– А тебе, как будто и того меньше, – недовольно произнес я.

– Ты очень худой.

– Спасибо, прекрасно знаю об этом. Это все? или допрос будет продолжаться дальше?

– Ладно-ладно, – ответила Лиза и выключила свет.

Перед глазами появились размытые сине-зеленые пятна. С каждым шагом к кровати они структурировались и становились все больше похожими на какие-то отчетливые предметы – то ли заостренные лезвия бритвы, то ли радужные конусы, понять было сложно. Вдруг мне захотелось взглянуть на стены в этой квартире при полном освещении. Если уж любопытство Лизы побороло ее отвращение к собственному дому, то наверняка дела обстоят не так уж и плохо.

Я лег в кровать и накинул на себя ватное одеяло. Лиза приподнялась, опираясь на локоть, и стала внимательно смотреть мне в глаза. Ее движения были очень плавными. В темноте я не заметил, как кончики ее пальцев стали касаться моей щеки.

– Какое умное лицо, – тихо прошептала она, продолжая ласкать мою кожу.

– Что?

– У тебя очень умное лицо, – ответила Лиза, – и глаза…

– Не понимаю, – смутившись, произнес я.

– Не стесняйся себя. Ты очарователен. Ты всегда будешь очарователен.

Возникла тишина. Лиза не двигалась с места и продолжала гладить меня.

– Тебе нужно поспать.

– Я… Мне нужно домой.

– Тебе нужно поспать, ты очень устал.

– Нет, я не устал, – произнес я и почувствовал, как сладкий мир грез начинает окутывать мое сознание. – Это просто… Так бывает. Я обычно всегда такой, ты не обращай внимания. Это просто…

Веки стали закрываться сами собой. Воображение открылось потоку причудливых образов, картинки стали замещать реально существующие предметы. «Какое умное лицо. Какое умное лицо. Какое умное лицо,» – повторялось в моей голове. И я уснул.

***

Помню только, что снились цифры. Угловатая единица преследовала меня до тех пор, пока я не встретил мягкую на ощупь окружность. Это был ноль. Он приятно вибрировал и издавал смешной звук, похожий на жужжание электрической бритвы. Цифры были больше меня в два или три раза. Я встал обеими ногами на ватную поверхность нуля и приготовился к встрече с единицей. Она не спешила меня атаковать. Ее полет замедлился, как только она увидела, что я не один. Ноль перегруппировался, встав ребром к единице. Достаточно широкая поверхность его стороны, одной единственной его стороны, дуги, замкнутой на себя, создавала серьезную преграду перед противником. Единица агрессивно обратила на меня свой заостренный угол. Я испугался и еще сильнее вцепился руками в ватную поверхность нуля. Он как будто бы чувствовал мое беспокойство и стал планомерное раскачиваться из стороны в сторону. Я ощущал себя, как в детстве, когда сидишь на качелях и медленно двигаешь ногами, то резко выпрямляя их, то поджимая их под поверхностью сиденья. Приятное головокружение стало действовать успокаивающе. Ноль приятно завибрировал и стал крутиться вокруг своей оси, как раскрученная монета. Единица то и дело пропадала из вида, цвет ее стал агрессивным. Покрасневшая от злобы, она сделала попытку атаковать меня, но лопасти нуля сильно откинули ее назад. Она звонко упала и разбилась на бесчисленное количество осколков.

Моя тревога стала утихать по мере того, как замедлял свою скорость ноль. Мой цифровой защитник был доволен собой, что выражалось в его приятной для меня вибрации. Теперь только он и я, ноль и я. Я грустно улыбнулся и обнял его, как мог. Больше в тот момент мне не нужен был никто.

***

Я проснулся ранним темным утром. Оранжевый тусклый свет фонаря все также напоминал мне о внешнем мире. За окном царила тишина. Снег все также лежал на дороге, но ветра уже не было. Волшебное спокойствие, имеющее свой источник в моей убежденности, что все, кроме меня, спят, придавало сил для того, чтобы одеться. Подбирая одежду с пола, я босыми ногами чувствовал, как холод улицы звал меня к себе. Его немой голос кричал мне в ступни ног, заставляя дрожать кости всего тела. Я долго размышлял над тем, поцеловать ли мне Лизу до своего ухода, попрощаться ли с ней, но мысль о том, что она не даст мне уйти, развеяла все мои сомнения. Открыв опции коммуникатора, я загрузил карту города и сверился с часами. Через 10 минут на ближайшую от дома остановку приедет автобус, который довезет меня до станции метро. К сожалению, поедет он не самым кратчайшим образом – через цепочки блокпостов, мимо автономной зоны повстанцев. Я поспешно открыл дверь, которая так и не была с прошлой ночи закрыта, и молниеносно прошел путь по ступенькам вниз. Два интервала лестничных проемов. Два этажа – и я уже стою на улице, вдыхая морозный воздух.

Музыку включать не хотелось. Все равно старые наушники запутались в причудливый узел таким образом, что распутать провода было уже не так-то просто. На ходу застегивая пуговицы своего черного пальто, я двинулся к автобусной остановке. Разбитый рекламный щит, как несбывшаяся мечта, хорошо, что он не раздражает глаза. Из металлической урны вяло тянуло непогасшей сигаретой. Холодный воздух стал наполняться запахом помоев. Сверив еще раз часы на коммуникаторе, я мысленно загадал желание, отвернувшись и от урны, и от рекламного щита. Как по волшебству, вдалеке появился длинный прямоугольник. Он приближался и увеличивался в размерах. Это был старый Икарус, водитель которого из последних сил пытался выжать из него хоть какую-то скорость. Салон гремел от агонии умирающего двигателя. Поручни вибрировали больше всех, так что держаться за них мне совершенно не хотелось. Довольно того, что все мои кости издают подобные вибрации.

Я сел возле окна, достал перчатку и попытался протереть грязное стекло. Ничего не помогло. Видно было все также плохо. Это напоминало мне не до конца собранный паззл. Вот колючая проволока, вот тут она прерывается, грязное пятно, далее кусок асфальта, свет прожектора, пьяный мужчина, который громко матерится, снова пятно, потом нечто похожее на женщину средних лет в синем пуховике, вновь отсутствующий фрагмент и снова свет прожектора. Когда мы подъехали очень близко к стене, отделяющей город от территории повстанцев, автобус сбавил свою и так невысокую скорость.