Песнь мятежной любви (СИ) - Райль Регина

— Опоздали, да, — как эхо повторил он и снова обернулся ко мне. — Я и подумать не мог… Я думал вы та модель, которую мы ждём. Надо же, совпадение, — он обернулся к Эми, — и у вас пятая студия, и на то же время. Неудобная ситуация получилась, извините.

— Да что вы извиняетесь, — воскликнула я, снимая гитару с плеча. — Это я пришла и сбила всех с толку, — чувствуя, как краснею от душащего стыда, я ушла в тень от света ламп. — Простите. Надеюсь, без обид? Я уже ухожу, — я засунула басуху в чехол и надела обувь под пристальными взглядами всей студии.

Я старалась больше не смотреть ни на кого: ни на Леонида Федоровича, ни на настоящую модель, ни на девчонок, ни на Родиона. Уйти, свалить поскорей!

— Я пойду переодеваться. Вы закончили «пробы», приступаем к фотосессии? — девушка посмотрела на меня через изящное плечо, осуждающе покачала головой и отвернулась.

Катитесь вы все к чёрту, подумала я, вылетая за дверь без прощальных слов.

— Майя, подожди! — Эми рванула за мной.

И совершенно зря, потому что я её отчихвостила по первое число. Она не была виновата, я сама сглупила, но кто остудил бы меня в тот миг? Той модельке, Нелли, тоже досталось, она узнала много интересных аспектов своей профессии и перспективы карьеры.

Я разозлилась и сорвала им съёмку. Бас-гитару они не получили, а с Эми мы разругались в пух и прах, словно и не дружили десять лет.

После всей этой кутерьмы я чувствовала себя отвратно. Опозорилась, поругалась с лучшей подругой, лишилась проходки на хорошую группу. Это, конечно, мелочи, сама куплю билет, но теперь я не знала, когда мы помиримся, моё упрямство и гордость меня порой выбешивали. Да, ещё две невыносимые черты моего прекрасного характера.

День получился приятный, не то слово.

Глава 3 — Наваждение

Сегодня в электронном ящике меня ждало неожиданное письмо. Оно меня конкретно встряхнуло и переворотило все, что можно, а что нельзя — вытряхнуло и переворотило ещё сильнее. Наверное, с этого момента и началось начало конца. Или очень этому способствовало. Но по порядку.

Писал мне Леонид Федорович, тот самый фотограф, которого я обманула, сказав, что я — модель, которую они ждут. Правда, перед этим я обманула сама себя, так как знать не знала, что зайду не туда. Почему не уточнила у Эми этаж? Почему решила, что третий? Кто же знал, что у них одинаковая нумерация.

Итак, в письме он извинялся, что всё так получилось, сказал, что это не смертельно, все мы люди, поэтому нам свойственно ошибаться и совершать глупости. Жаль только, некоторые делают это чаще.

Он просил не расстраиваться, так как видел, что я огорчилась (на лице крупным шрифтом). Ни он, ни Родион, ни Карина (видимо та штучка-моделька) не в обиде и отнеслись с пониманием. Признаться, как бы ни хорохорилась снаружи, внутри я переживала, как они восприняли всё это, и упоминание, что никто не рассердился, успокоило. Всё-таки моя оплошность чуть не сорвала им работу.

Леонид Федорович писал, что съёмка прошла хорошо, и признавался, что я понравилась ему в качестве модели больше (ох, умеют же мужчины льстить). Якобы я в своём антураже выглядела естественно и непринуждённо, как и Родион, а вот Карина, хоть и профи, но в рокерских шмотках смотрелась несуразно.

Далее фотограф пояснил, что нашёл мой электронный адрес через Эми. Правда, сначала пришлось поговорить с фотографом Нелли. Фотосессию для неё всё-таки провели — гитару девушка получила от Родиона. Этим широким жестом он очень её выручил. И снова я не удивилась — сразу вспомнилась его беличья улыбка, которая буквально кричала о самопожертвенном дружелюбии и готовности помочь.

Таким образом, Леонид Федорович вышел на Эми. Та не обрадовалась обращению и не хотела связываться со мной — сильно обиделась. На вопросы фотографа отвечала уклончиво и старалась отделаться быстрее. По этой причине и дала ему мою электронку.

После ссоры мы не общались. Подруга всегда шла на сближение первая, зная, что я — птица гордая, и не полечу, даже если пнуть. Сообщить, что скоро мне напишет фотограф, было бы идеальным поводом помириться. Тем более, я уже раскаивалась, что нагрубила. Некрасиво вышло, пошла на поводу у эмоций. Но Эми проигнорировала возможность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Зачем же фотограф прошёл девять кругов ада, разыскивая меня? Как оказалось, мой огорчённый вид так сильно его затронул, что он захотел сделать мне приятное. Уж не думал ли, что я решу покончить с собой из-за того, что они мне дали от ворот поворот? Неужели я производила подобное впечатление?

Никогда в жизни не причиняла себе вреда, не резала вены и ничего такого. Наносить раны собственному телу — всё равно, что калечить душу, своё естество, предавать самое себя. Как можно бороться, если пытаешься себя погубить? О какой силе духа вести речь, если гнуть и ломать внутренний стержень, который от неудач только укрепляется?

Это было лирическое отступление, вернёмся к письму.

Фотосессию они отсняли заново, однако Леонид Федорович не удалил фотографии со мной. Он полагал, что это мои первые профессиональные снимки и решил скинуть мне их на память. Их, наверное, нужно было выкупать, да и за съёмку заплатить, а он вот так, р-раз и прислал мне их в качестве презента. Безвозмездно. То есть даром.

Упомянул только, что если решу разместить в Интернете, то с указанием авторства.

И вот они — четыре фотографии прикреплёнными файлами. Мои самые удачные кадры, сделанные в студии профессиональным фотографом.

Я разволновалась. У меня действительно прежде не было хороших снимков. Интересно, какой он меня увидел? Зафотошопил так, что я себя не узнаю или оставил индивидуальность?

Загрузила фотографии, открыла и ахнула! Я ожидала увидеть качественную работу, но у меня дыхание перехватило — настолько всё было шикарно!

Мужчина отретушировал снимки, но в меру: выровнял тон лица, придал блеск глазам, пригладил волосы и усилил оттенки — такого глубокого чёрного я на фото никогда не видела. Я понравилась себе безумно и даже показалась красивой, несмотря на угрюмое выражение лица. На фото я получилась впечатляюще серьёзной.

Однако улыбка другого человека заставила моё сердце забиться чаще. Верно, ведь на снимке я была не одна.

Щёки вспыхнули как спичка, чиркнутая о коробок, едва я посмотрела на Родиона. Не нашлось слов описать, как он был хорош. До чего точно фотограф поймал его улыбку, передал доброту и силу открытого взгляда! Было что-то откровенно сексуальное в чёрных прядях, касающихся губ, что-то манящее в выражении лица и позе.

Я перелистнула фотографию, стараясь отогнать наваждение, но дальше стало только хуже — первым делом мой взгляд падал на Родиона, я забывала, что я вообще есть на фото. Свет падал так, что его лицо сияло от улыбки. Тьфу ты, пропасть.

На фотографии, где я положила руку ему на плечо, меня охватила дрожь. Но самое страшное подстерегало на последней, где я уставилась в пол, а Родион смотрел на меня. С обожанием, лаской и восхищением. Так эстетично, мило и волнительно, словно на возлюбленную! Бред, Майя, да он просто думал о своём и выискивал несовершенства. Вот она, сила профессионализма! Суметь изобразить такое!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Голова теряла способность соображать. Я сохранила фотки и написала короткое благодарственное письмо Леониду Федоровичу. Мне было приятно получить снимки, это действительно хорошая память. Но саму фотосъёмку, позор и унижение хотелось забыть поскорее, стереть из памяти, как карандаш с бумаги ластиком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но я ещё не знала, что так же, как после стирания написанное не исчезает с листа полностью, так же трудно будет выкинуть из памяти мысли об этом событии.

* * *

Прошло три дня с фотосъёмки, которую я поклялась забыть как кошмарный сон. Достаточно времени, чтобы воспоминания притупились и поблекли, но…