Малыш - Сьюзен Зонтаг

А вас дым беспокоит? Как-то раньше в голову не приходило, мы думали, раз у вас тут повсюду пепельницы...

Хорошо.

Может, он боится, вдруг мы умрем, пока он ещё не вырос.

Все доживали до почтенного возраста, и по отцовской линии, и по материнской. Но с Малышом про долгожительство говорить нельзя. Стоит заикнуться, и он приходит в ярость. Видно, это ему только напоминает о смерти.

Ясно, знает. Все даты. Он нарисовал родословное древо и повесил у себя над кроватью, рядом с конфедератским флагом. Вы не поверите, какие вопросы он задает.

Представляете, вдруг спрашивает, может, мы - двоюродные брат и сестра.

Мы ему сказали, хорошенького понемножку. Постарались все обратить в шутку. И он явно был разочарован.

Лучше всего, когда просто его обнимешь. Не всегда найдешься, что ему ответить, чувствуешь свою несостоятельность. А когда он прямо показывает, что мы нужны, это большая радость.

Хоть бы он почаще смеялся. Он чудесно смеется.

Малыш любит шпинат. И бараньи котлеты. Это два его любимых блюда. Когда хочешь посадить его на высокий стульчик, надо сказать: Ты - Малыш Баранья Котлетка, иначе он не дается.

Зубы у Малыша растут вкривь и вкось. Акушерка говорила, у него от рожденья ненормально высокое нёбо.

Нет, но из-за этого все неприятности с аденоидами. Нам так сразу и предсказывали.

И синеватое пятно на пояснице, называется "монгольская метка". Очень странно. У нас в роду восточной крови ни капли нет, это точно. Акушерка сказала, у детей белой расы это большая редкость.

А вы когда-нибудь слыхали про монгольскую метку?

По крайней мере до того времени. Пока не возмужал, вечно бегал по всему дому нагишом. Мы сперва намекали, а он все свое, ну мы и перестали говорить. Мы же не хотели, чтоб он почувствовал, будто нам...

Совершенно нормально.

В пятнадцать. Нет, неверно. В четырнадцать с половиной.

Ну, так мы предполагаем. Естественно, мы его с тех пор голым не видели.

Да, одеваться он любит. Пожалуй, даже слишком занят своей наружностью. Может битый час раздумывать, в какой рубашке пойти утром в школу - с Mr.Natural или с Конаном Варваром.

Иногда он часами лежит в горячей ванне. Мы ведь не вмешиваемся, даем ему полную свободу.

Все время чувствуем, Малыш от нас что-то скрывает. Стыдится. Особенно своего увлечения преподавателем журналистики, мистером Бергом.

Малыш - редактор школьной газеты в старших классах. Он и в средних классах был редактором.

Конечно, в каком-то смысле это естественно. Можете нам не объяснять. Но все-таки, поймите, нас это несколько пугало. Просто мы хотели уберечь его от тяжелых переживаний. Мы видели, что с ним творилось, когда Берг не похвалил одну его передовую статью. Малыш чуть не плакал, несколько дней ходил как в воду опущенный.

Нет, если бы он и оказался такой, мы не против. Одно мы твердо усвоили, доктор. Так ли, эдак ли человек живет, был бы счастлив, вот что главное.

Нет, когда Малыш женится, мы все-таки вздохнем с облегчением. Откровенно вам говорим.

Мы тоже не сторонники ранних браков. Молодые люди должны сперва найти свое место в жизни.

Ее отец - инженер, служит в фирме Локхид. Надо будет вам рассказать про нее. Сегодня уже поздно начинать.

Суббота Если мы что-то у вас забыли, это ведь значит, в прошлый раз не хотелось кончать разговор и уходить, правда?

Похоже, сломалась.

Нет, вот тут, поглядите.

Ничего, невелика важность. Дома есть другая.

Может быть, нам удвоить сеансы. Мы бы оба приходили в тот же день. Один с утра, другой во вторую половину.

Естественно. Но начиная с понедельника?

Ну, что-то лучше не становится.

Нет, не хуже.

Нет. С чего бы нам унывать, доктор?

Мы по натуре вовсе не из нытиков. Просто стараемся смотреть на вещи трезво.

Знаете, когда входишь в группу, становишься все-таки уверенней в себе. Пожалуй, мы были слишком доверчивы.

Лори умер.

Утка. Помните? Мы вам говорили.

На задворках. При свечке.

Не очень. Даже удивительно. Когда Малыш узнал, что Джорджа Вашингтона давно нет в живых, он и то плакал, так уж во всяком случае, мы думали, он станет плакать из-за Лори.

Мы предложили ему подарить новую утку, а он сказал - лучше змею. В четверг он с одним приятелем ездил после школы в Калвер-сити, там в какой-то лавке продают змей. Он хочет, чтобы мы с ним туда съездили, но мы не едем. Баловать его, ни в чем не отказывать - это ведь делу не поможет, правда, доктор?

Рыбки, черепахи, попугай. Нет, сперва был попугай, а потом черепахи. Они издохли. Малыш забывал их кормить. А потом цыплята и две утки.

Странно, что Малыш теперь полюбил змей. Раньше, когда у нас был дом на Доухени-хилл, он ужасно боялся - вдруг его ужалит гремучая змея.

Еще он боится полицейских. С трех лет начал бояться.

Мы притворяемся, будто не замечаем, что у него в комнате пахнет марихуаной. А он притворяется, будто не знает, что мы притворяемся, будто не замечаем.

Конечно, окна открыты.

Похоже, он покупает уйму порнографических книжек и всяких брошюр по части секса. Кажется, мог бы уже получать достаточно сведений в школе.

Свой магнитофон он слушает в наушниках. Нет, мы не обижаемся. Но это тоже способ от нас отгородиться. И когда он слушает музыку, у него такое выражение лица, прямо неприличное.

А вы записываете, что мы говорим, на пленку? Чуднo, нам и в голову не приходило вас про это спросить. На столе у вас магнитофона нету. Хотя, конечно, это ещё ничего не значит.

Очень многие доктора так делают. И доктор Гринвич. Мы не против. Вероятно, это очень правильно, особенно если у вас неважная память. Ладно, пускай.

Вы уверены?

Что ж, пожалуй, если нам ещё раз себя послушать, это даже поможет. Вы бы прокрутили какие-то куски наших с вами разговоров, а мы, глядишь, что-то прибавим.

Право, вам бы надо об этом подумать, доктор.

Понедельник Какой нажим?

Он год проучился в колледже, а потом бросил, но мы ведь не настаивали, чтоб он поступил на службу. Мы сказали, его комната свободна, он всегда может вернуться.

Болтался без дела.

Это было после, когда он уже пробовал чем-то заняться.

Правильно. Тогда мы повернули на другое, думали, в летное училище на Лонг-Бич. Оно считается лучшее в стране. Но он не прошел из-за носа.

Три раза резали аденоиды. Но все равно у него с носом неладно.

Неужели нет? Ко всем специалистам, какие только есть на свете.

Конечно, опять попробуем. Не оставлять же мальчишку вот так всю жизнь дышать ртом.

Видели бы вы, что получается, когда мы всей семьей идем в кино. Соседи отсаживаются подальше, так он пыхтит. В театре не пересядешь, там места нумерованные.

Да, вот ещё что. Пока не забыли. Вчера вечером на групповом сеансе нас спрашивали, как подвигается наша с вами работа, доктор. Вы не против, нет? Пожалуй, сперва нам надо было спросить вашего разрешения.

Недовольны? Ничего подобного.

Хотя, по правде сказать, нам кажется, что это вы недовольны. Нами.

Ну, может, теряете терпение. Ведь верно, доктор?

Послушайте, если, по-вашему, нам очень интересно и дальше тянуть эту канитель, вы сильно ошибаетесь. Уж не говоря о том, сколько денег летит на ветер.

Ладно, а вы представляете, нам-то каково, всякое терпенье лопается. Мы-то мучаемся изо дня в день, круглые сутки, без роздыху. Вот вы тут сидите, слушаете нас, а только мы за дверь - забыли про нас, и всё.

Конечно, бывает, мы и порадуемся немножко. Разве мы когда-нибудь говорили, что нет?

У Малыша сегодня прорезался ещё один зуб. Не думайте, нам приятно. Но это не меняет всего остального.

Как? Доктор, мы ведь живем не только настоящей минутой, как птицы небесные. И рады бы, да нельзя. Есть же все-таки память, и надежды. И страхи тоже.

Боимся вас? Да с чего нам вас бояться, доктор?

Чувства - это одно. А разумный совет - совсем другое. Доктор Гринвич за вас ручается. Мы уверены, наша группа вас полностью оправдает.

Мы боимся Малыша.

Понедельник Еще бы нам не хмуриться. Он опять запил. Мексиканскую водку. Самогон "Южная отрада". И ещё какую-то отраву, называется "Луна Джорджии".

Как же мы можем, ведь он уже совершеннолетний.

Нравственным воздействием? Это только на словах легко.

Малыш тоже упрямый, доктор. Вы никак не поймете. Дико упрям. Если пробуешь его остановить, только хуже, совсем удержу нет. Что угодно сделает, лишь бы нам назло.

Даже сам себе делает больно.

Передвижной гриль огородить пришлось решеткой - Малыш стал раскачивать свой манежик и таким манером проехал через всю столовую и положил руки на горячие железки. Он понимал, что делает. Понимал, что они горячие.

Ужасные ожоги. Пухлые ручонки все в бинтах, обе кисти как в перчатках. Но детский врач говорит, шрамов не останется.

Когда-нибудь он по-настоящему себя поранит. Вот чего мы боимся.

Мы даже сомневаемся, может, он теперь уже и не понимает, отчего ему больно. Или, ещё того хуже, какой-то становится деревянный, приучается ничего не чувствовать.