Андромаха - Еврипид

Уходит.

Иди сюда, дитя мое, – тебеМоя рука оградой будет…

Ты же,Несчастная, не бойся… Бури нетВокруг тебя. Ты в гавани, за ветром…

О старец, пусть бессмертные тебеЗаплатят за спасение ребенкаИ за меня, бессчастную. Но все жОстерегись засады – как бы силойНе увлекли опять меня: ты стар,Я женщина, а это – слабый мальчик,Хоть нас и трое. Мы порвали сеть,Да как бы нам в другую не попасться!..

Удержишь ли ты женский свой языкС его трусливой речью!.. Подвигайся!Кто тронет вас, и сам не будет рад:Ведь милостью богов еще мы здесьИ конницу имеем и гоплитов,Да постоим и сами. Иль такойУж дряхлый я, ты думаешь? Добро быБыл сильный враг, а этот – поглядеть,И ставь над ним трофей, хоть ты и старец.О, если есть отвага в ком, томуИ старость не помеха. Молодые ж,Да робкие, – что крепость их, жена!

Уходят в дом.

Стасим третий

Иль не родиться,Иль благородного сыном отцаВ доме вельможном родиться желай.Лучше не житьВовсе на свете незнатным,В бедности солнца лучше не видеть:Если пристигнет нуждаДоброго, в силе природнойОн имеет опору.Кто от достойных предков,Слава того не смолкнет.Даже останкиДобрых лелеет время:Их и на гробеСветочем доблесть сияет.

Даже победы,Если победа бесславит тебя,Лучше не надо; насильем вотще,Или же завистью, мужПравду свергает. НедолгоСладость победы длится:Скоро цветок завянет,Ляжет на грудь он камнем…Ты лишь люба нам,Правая сила в браке,Правая в людях;В жизни иной нам не надо.

О старик Эакид!Верю теперь я – точно,Славный копьем,Ты ходил на кентавровВ сонмах лапифов, старец…Верю – тебя носила,Точно, ладья бесстрашных,И за руно златое —Верю – изрезал дерзкоМоре, старик, ты, где островС островом волны сшибают;Ты и с чадом КронидаПод ИлионВместе ходил, чтоб ЕвропуСветлой украсить добычей.

Эписодий четвертый

Из дворца выбегает кормилица.

Ой женщины, ой милые, что бед!Одну сожнешь – гляди: другая спеет…В чертогах госпожа моя[11] – я вамО Гермионе говорю, – увидя,Что брошена отцом, в раздумье впала;Что скажет муж, она боялась, видно,О дерзости узнав ее: поди ж,Придумала-то что: казнить рабу,Да и с ее приплодом. Тут изгнаньеИ даже меч грозит, пожалуй. Веришь,Насилу вынули из петли, ножУ ней теперь рабы там отнимают,С несчастной глаз не спустят. Варом сердцеРаскаянье ей залило, а умС недавних бед нейдет. Что было силы,Все извела, чтоб оттащить ееОт петли я. Теперь подите вы,Попробуйте помочь: бывает, старыхИ слушать-то друзей мы не хотим,А новые придут, – и уступаем.

Да, там рабы действительно вопятС твоим согласно, женщина, рассказом;Но, кажется, несчастная самаПокажет нам сейчас весь ужас, жены,Преступной совести: от слуг ееЖеланье смерти гонит из чертога.

Входит Гермиона.

Увы мне! Увы мне!Я волосы вырву, а ногтиПусть кожу терзают, увы!

Уродовать себя… о, перестань.

Ох-ох… Ай-ай…Долой, фата… Прочь с головы,Ты нежная… О, косы…

Да подвяжи ж хоть пеплос… Грудь закрой…

Что закрывать пеплосом грудь?Все на виду,Чем оскорбила я мужа;Солнцем горит, не утаишь.

Сопернице сработав саван, страждешь?

Да, ранено сердце дерзаньем…Безумную гордостьПроклятье, проклятье людей задавило.

Вину тебе простит Неоптолем.

О, где ж затаили вы острый булат?Дай меч мне и к сердцу приблизь.Из петли зачем вынимала?

Что ж, дать тебе повеситься, безумной?

Увы! О смерть! О ночь!Ты, молния, ты, дивная, пади!Вы киньте, вихри, меня на скалыВ широком море, в лесу пустынном,Где только мертвых витают тени.

Зачем себя так мучить? Боги насТеперь, когда ль, а всех доймут бедою.

Одну, отец, одну ты покинулМеня, как ладью[12]Без весел на песке прибрежном…Сгубил ты, сгубил меня, о отец.Под мужнею кровлейМне больше не жить…О, где я найду еще изваяньеБогиню молить?Иль рабыней рабыни колени обнять мне?О нет… О, когда быМне сизые крылья, и птицейОтсюда умчаться,Иль зыбкою елью[13]На волнах качаться,Как первый пловец,В расплыв Симплегад занесенный!

Дитя мое, мне трудно похвалитьС троянкою твои поступки. Все жеИ этот страх излишний нехорош…Не так легко, поверь мне, твой супругТебя отвергнет, убежден устамиКоварными и чуждыми. Ведь тыНе пленница троянская, а знатнойСемьи дитя, с приданым ты взята,И город твой меж пышных не последний.Иль думаешь, отец бы потерпелИзгнание твое? Войди ж в дворец.Тебе негоже пред чертогом медлить:Еще увидят – могут пристыдить.

Эписодий пятый

Входит Орест.

Глядите: путник, сестры, к нам; чужойОн, кажется, и шаг его поспешен.

Скажите, чужестранки, – это кровРожденного Ахиллом и палатыЦарей земли, должно быть, фтийской? Да?

Ты назвал их. Но кто же вопрошает?

Атрида я и Клитемнестры сын,А именем Орест, и путь лежит мойК додонскому оракулу[14]. УзнатьГорю, жена, достигнув Фтии вашей,Что сталося с сестрой моей: жива льИ счастлива ль спартанка Гермиона?Ее полей не видно из жильяОрестова, но все ж сестру люблю я.

Сын Агамемнона! В разгуле бурьТы кораблю мелькающая гавань…О, пожалей меня… О, погляди,Как я несчастна… Эти руки, точноМолящих ветви, обвились, Орест,Вокруг колен твоих с тоской и верой.

Ба…Что вижу я… Обман очей?.. Иль точноСпартанская царевна предо мной?

У матери одна, и ТиндаридойЕленою рожденная… О да!

Целитель Феб да разрешит твой узел…Но терпишь ты от смертных иль богов?

И от себя, и от владыки-мужа,И от богов, и отовсюду – смерть…

Детей еще ты не рождала; значит,Причиною страданий только муж?

Ты угадал и вызвал на признанье…

Он изменил тебе… Но для кого ж?

Для пленницы, для ложа Приамида.

Что говоришь? Иметь двух жен?.. О, стыд!

Но это так. Я захотела мщенья…

И женского, конечно, как жена?

Убить ее горела, и с приплодом…

Что ж, удалось? Иль боги их спасли?

Старик Пелей почтил злодеев этих.

Но кто-нибудь с тобою тоже был?

Да, мой отец, – его я вызывала.

И старому он, видно, уступил?

Стыду скорей. Но он меня покинул.

Так… Так… Теперь боишься мужа ты.

Да, он убьет меня, и будет прав.И что скажу?.. Нет, умоляю ЗевсомТебя я, предком, нашим: только здесьНе оставляй меня… Как можно дальшеМеня возьми отсюда. Вопиять,Мне кажется, готовы даже стеныПротив меня… Иль даром ненавидитНас этот край? И если только мужЗастанет нас, придя из Дельфов, – житьНе долго мне. А то так опозоритьВчерашним нас рабыням он отдастИ ложе стлать заставит Андромахе…Но, может быть, ты спросишь: этот грех,Как он созрел? Мне жены нашептали,Покою не давали мне устаКоварные: “Да как ты терпишь это?Какая-то рабыня, чуть не вещь,И с ней ты мужа делишь? Герой, нашейВладычицей, клянусь, что у меняВ чертогах бы не жить ей, коль на ласки бЗаконные решилась посягнуть”.Словам сирен внимала я и, этойЛукавой сетью их ослеплена,Дорогу потеряла. А чегоМне, кажется, недоставало? Мужа,Вишь, сторожить задумала. У нас лиНе золото? Не царство? А пошлиМне бог детей, они – цари; отродье жТроянкино – моим почти рабы…Нет, никогда, о, никогда, готоваСто раз я повторить, не должен муж,Коль разума он не лишен, гостейК жене пускать из женщин… НехорошимОни делам научат молодую.Ту в счастии гордыня обуяла;У той – разлад, и хочется найтиТоварку ей в несчастии; те простоВ дела чужие вмешиваться любят.От этого и в семьях нелады…Решетками ль, засовами ль, искусством,Но охранять нас надо… Нет добраОт наших посетительниц, лишь горе!

Ты распустила слишком свой языкИ, женщина, на женщин. Гнев понятенОтчасти твой… Но так чернить недуг,Коль он в природе женской, не тебе же.

Мудрец то был, кто смертным наказалВ чужих делах лишь очевидцам верить.Я раньше знал, что не добро у вас,И про вражду твою с троянкой слышалИ зорко я следил, смиришься ль тыИль с пленницей покончишь и отсюдаОтчалить пожелаешь, в страхе мужа.И вот я здесь, жена… не потому,Чтоб приглашала ты меня. Я думал:Тебя увижу я, желанья словоСлетит невольно с уст – оно ж слетело, —И увезу тебя. Ведь ты – моя,А если с ним живешь ты – тут отецВиною твой безвольный… ОбручилОн нас с тобой задолго до похода,Но изменил, чтоб обещать тебяАхиллову отродью, если ТроюРазрушит он. Когда вернулся сынПелидов, я, оставив Менелая.К сопернику пошел; я умолял,Чтоб от тебя он отказался. “Надо, —Я говорил, – жениться на своейОресту, где иначе ложе сыщет?И счастье, – я сказал ему, – и домИзгнаннику закрыты”. Но, глумяся,Он укорял меня, что я палач,Убийца матери и что добычаДев-мстительниц с кровавым взором я.Придавленный домашнею бедой,Страдал я молча, хоть и горько былоМне потерять тебя… и я ушел…Но жребий твой теперь переменился,И терпишь ты… Я увожу тебяИ передам отцу о Гермиона…Ведь узы крови властны; ничегоВ беде нет лучше друга и родного.

В руках отца мой брак – не мне решать,С кем разделю его… Но все ж не медли,Возьми меня отсюда. НеравноВернется муж, – или Пелей, разведавПро мой побег, погоню снарядит.

Иль старика бояться? А ПелидовНе страшен сын. Обид я не забыл,И он теперь такой опутан петлейИз этих рук, что разве смерть однаРаспутает ее. Тебе не будуРассказывать заранее. Но высьДельфийская увидит месть готовой…Мои друзья коль слово сдержат, тамОт матереубийцы он узнает,Что заключил с его невестой бракНе должный он. То мщенье, о которомЗа смерть отца он к Фебу вопиял,Откликнется ему. Дельфийца дажеРаскаянье не тронет, и царяНакажет бог… И по его он воле,И от коварных слухов, мною тамРаспущенных, погибнет злою смертью —Мучитель твой. Его я научуНе презирать моей вражды. А богиСвоим врагам гордыни не спускают:Они дотла их разрушают дом.

Уходит и уводит Гермиону.